Точка Лагранжа (Сборник)

— Нет, конечно, — хмыкнул я. — Это вы ее мне открываете…

— Почему ты так думаешь?

— Ну, вы же Волшебник, разве не так? В чем же тогда проявляется ваше волшебство?

— Уж, по крайней мере, не в том, чтобы раскрывать Двери! Это обязанность привратника. Но уж он-то свое дело знает, могу тебя уверить!

— А вы? — насмешливо спросил я. — Вы-то как, знаете свое дело? Можете, к примеру, вернуть мне здоровые ноги, а?

Улыбка сошла с лица Волшебника. — Нет, этого я сделать не могу.

— Почему-то я совсем не удивляюсь, — усмехнулся я. — Вы такой же Волшебник, как я Проводник. Все это сказки…

Он покачал головой.

— Ты ошибаешься. Мое волшебство бессильно там, откуда ты пришел, так же как твой дар не имеет смысла здесь, в Красном городе. Мы могущественны каждый в своем мире. Другое дело, мой мальчик, что ты загубил свой дар, зарыл его в землю и так и не стал великим Проводником…

— Ничего себе — зарыл! Отправить на прокорм этим, — я кивнул на ближайший бело-золотой конус, — троих уже называется зарыть дар в землю? Сколько же, по-вашему, я должен был сюда привести народу?

Волшебник внимательно поглядел на меня, потом поднял свой секатор и повел им в сторону конусов, стоявших по левую руку от дороги.

— Видишь, сколько их там? Никогда не пытался считать? Ах, пытался, но сбился… Что ж, скажу — их там что-то около тысячи. А скольких человек ты отправил в Красный город за тридцать лет своей жизни? Троих? Тебе не кажется, что это маловато?

— Тысяча? — ошеломленно пробормотал я. — Но кто же это сделал?

— Зачем тревожить их имена? Достаточно и того, что те Проводники были не тебе чета. Они-то хорошо понимали, что Город может быть источником силы. И что чем больше ты его кормишь, тем больше силы он тебе дарит.

Я подумал.

— Ну, и как я могу получить причитающуюся мне силу? Или три человека — это так мало, что и расчитывать не на что?

— Почему же? — усмехнулся Волшебник. — Три человека — не много, но вполне достаточно. Попробуй пошевелить ногой.

За последний год я множество раз слышал эту фразу от врачей и приучился воспринимать ее не как утонченное издевательство, а как дежурную формальность. Я прекрасно знал, что, как ни напрягай мускулы, как ни собирай в кулак волю, результат будет одним и тем же — то есть никаким. И все-таки скорее по привычке, чем в надежде на чудо я попробовал пошевелить пальцами ног.

Левая нога дернулась.

Я почувствовал боль — неострую, похожую на зуд в занемевших мышцах. Пальцы там или не пальцы — но левая нога определенно оживала. Вот ее свело судорогой, вот дрогнуло колено… Я обхватил его обеими руками и застыл, ошеломленно глядя на Волшебника.

— Видишь? — спокойно спросил он. — Не так уж это и мало — три человека…

— Значит, вы все-таки можете? — заикаясь от волнения, проговорил я. — Можете вернуть мне здоровые ноги?

И снова Волшебник покачал головой.

— Нет, мой мальчик. Во-первых, я здесь почти ни при чем. Это твоя сила, а не моя. Во-вторых, как это ни печально, когда ты вернешься к себе, твоя нога станет такой же, как раньше. Бесчувственной деревяшкой.

Я заскрипел зубами. Если бы я мог дотянуться до Волшебника, то наверняка бы его придушил.

— Зачем же тогда?.. Зачем все это?..

— Чтобы ты понял, — неожиданно жестко сказал он. — Все зависит только от тебя. Хочешь ходить на ногах — корми Город. Твой дар не иссяк. Чем больше людей ты сюда приведешь, тем сильнее станешь. Ноги — пустяк. Скоро ты поймешь, какие возможности перед тобой открываются… Город станет служить тебе… Может быть, ты даже сумеешь превратиться в Волшебника…

— Но для этого мне придется здесь жить, — возразил я.

— А тебе бы этого не хотелось? Тебе так хорошо там, у себя?

— Нет, — признался я, поразмыслив. — Мне там совсем не хорошо.

Волшебник пощелкал секатором.

— Тогда говорить нам, в сущности, больше не о чем. Возвращайся и делай то, для чего ты появился на свет.

— Но как я узнаю… — начал я, но он меня перебил.

— Помогать тебе я больше не стану. Ты и так слышал более чем достаточно. В конце концов, тебе будет полезно поработать головой. Прощай, мой мальчик.

Он повернулся ко мне спиной и побрел к рядам конусов, пиная ногами бурые камешки.

— Последний вопрос, — крикнул я ему вслед. — Что такое Красный город?

Волшебник остановился, будто споткнувшись. Укоризненно посмотрел на меня.

— Ты прекрасно знаешь, что он такое, — проговорил он недовольным тоном. — Ведь так?

Это было совсем не так, но я отчего-то утвердительно мотнул головой.

Мне осталось рассказать вам совсем немного. После разговора с Волшебником я долго думал о том, как глупо я распорядился своим даром, как бессмысленно были потрачены годы, когда я мог хоть каждый день обзаводиться новым источником силы. Безногий Проводник — в самом сочетании этих слов проглядывала злая усмешка судьбы. Кому, скажите на милость, станет описывать таинственные здания и удивительные пейзажи Красного города прикованный к своему креслу инвалид, весь круг общения которого ограничен родителями да медсестрами? Некоторое время я обдумывал, не сделаться ли мне учителем и наставником для играющей в нашем дворе детворы. Завоевать уважение детей не так сложно. Надо начать с разговоров о фильмах (у меня прекрасная коллекция), книгах, рассказах о своих приключениях в дальних краях… Играть с ними в шахматы, «монополию», в любые настольные игры, доступные калеке. Рано или поздно вокруг меня станут собираться большие компании, и тогда наконец я смогу поведать им о Красном городе. Но кто знает, сколько источников силы потребуется мне для того, чтобы встать на ноги? Да и одновременная гибель такого количества детей наверняка вызовет ненужное любопытство…

Я размышлял, отбрасывая вариант за вариантом, пока наконец не остановился на беспроигрышном, с моей точки зрения, решении. Воплощение этого плана требовало времени, зато эффект мог превзойти самые смелые ожидания. Ключом к решению послужила очень простая мысль, посетившая меня в одну из бессонных ночей, когда я лежал, скрючившись, на своей кровати, разглядывая трещины в потолке.

«Кто сказал, — подумал я, — что Проводник должен обязательно рассказывать о Красном городе? Что, если он будет его описывать — в буквальном смысле этого слова?»

Первым делом я проверил свою догадку. Я переписываюсь с некоторыми добросердечными людьми, искренне полагающими, что их письма помогают мне выжить в этом жестоком мире. Некоторые из них такие же инвалиды, как и я. Я описал Красный город в пространном письме к одной девушке, больной церебральным параличом, — она проживала где-то за Уралом. В ответ я получил очень эмоциональное послание, в котором говорилось, что мне непременно нужно попробовать себя в литературе — настолько живым и красочным показался ей выдуманный мною город. Это письмо оказалось последним — спустя два месяца родственники девушки сообщили мне, что она умерла от закупорки сосудов.

Я решил воспользоваться ее советом и стал писателем.

Разумеется, получилось это не сразу. Прежде чем первый мой рассказ увидел свет на страницах какого-то малотиражного провинциального журнала, прошло два года, заполненных напряженным трудом и общением с редакторами и издателями. Но я был настойчив и в конце концов добился своего.

Я не знаю точно, какой тираж у книги, которую вы читаете. Готов, однако, поспорить, что не меньше пяти тысяч экземпляров. Меньшие тиражи сейчас просто нерентабельны.

А теперь я хочу еще раз напомнить вам о том, что видит человек, впервые попавший в Красный город.

Дверь, ведущая в Красный город, может открываться из разных мест, но пейзаж, открывающийся с той стороны, всегда одинаков. Под ногами хрустят круглые пористые окатыши железисто-бурого цвета. Они очень легкие и не тонут в воде, пока не пропитаются ею насквозь. От двери до стен Красного города тянется плоская, усыпанная бурыми окатышами равнина. Кое-где на равнине возвышаются большие, белые с позолотой, конусы. Средняя их высота — около трех метров, но в отдалении виднеются конусы размером с пятиэтажный дом. К ним можно приблизиться, но для этого нужно долго идти по бурым окатышам, а это довольно утомительно. Единственная дорога, ведущая через равнину, протянулась от Двери до самых ворот Красного города. Она залита черным, похожим на янтарь материалом, просвечивающим в глубину. Конусы, стоящие по бокам от дороги, сравнительно невелики и выглядят очень старыми — позолота на них поблекла, белые стены потрескались, и сквозь зияющие в них щели можно различить ячеистую структуру этих странных сооружений, похожих на огромные соты. От Двери до городских ворот не больше километра: хорошо видны обвалившиеся кирпичные стены города и неряшливые громады его полуразрушенных дворцов. Все вокруг залито неярким красным светом, напоминающим свет закатного солнца в ветреную погоду. На самом деле солнца здесь нет: небо, если оно существует в этом месте, постоянно затянуто багряной дымкой…