Мир Под лунами. Конец прошлого(СИ)

Она помнила другой образ Алекоса - суровый воин, одетый по-солдатски просто. Орлиный профиль, мощные руки, которые едва не задушили ее. Сейчас это был хищник на покое, вальяжный, добродушный, но даже шелковый халат не уменьшал впечатления силы и агрессии, окружавших его видимым ей ореолом. Злобы в нем не было, как не было злорадства и ненависти, - только редкостная самоуверенность. Закончив разговор, он сел рядом, налил ей чаю. Казалось, его забавляет ее напряженный вид. Отламывая ложечкой кусочек пирожного, он со знакомой усмешкой спросил:

- Почему ты не сражалась тогда?

Не поднимая глаз, не давая понять, сколь оскорбительна для нее эта тема сейчас, Евгения ответила:

- Мой муж велел офицерам отвезти меня в горы. Это сделали насильно, я не хотела оставлять его.

- Шедизцы сказали бы, что он взял на себя роль судьбы...

- Что вы хотите сказать?

- Если бы ты оказалась тогда на поле боя, не пила бы здесь чай сейчас.

- Разве это не было бы лучше?

Он не ответил, рассматривая ее отстраненно и равнодушно, как картину, в то время, как все ее силы уходили на то, чтобы сдерживать дрожь. Она не смела поднять глаз и пристально рассматривала рисунок на своей чашке, крутя ее в руках, чтобы незаметно было, как эти руки трясутся. И все же она подскочила от неожиданности, когда Алекос резко отставил свою тарелку. Пристально посмотрев на нее, он сказал:

- Пойдем.

Как завороженная, она шла за ним в соседнюю комнату - спальню, где у дальней стены стояла широкая кровать. Она знала здесь каждый уголок, много дней провела она в этой комнате, выхаживая Джаваля. Но от того времени не осталось ничего. Когда-то полутемная, теперь комната была ярко освещена, и даже запах в ней изменился: вместо старости и лекарств пахло мужчиной в расцвете лет - такой знакомый с юности запах! И еще пахло чем-то особенным - свежим дыханием иного света, мира олуди.

Глядя ей в глаза, Алекос снял с нее халат. Евгения зажмурилась. Зайдя ей за спину, он осторожно провел рукой по онемевшему плечу. Кожа покрылась мурашками, когда она почувствовала его губы на своей шее. Он спустил с плеч рукава сорочки, и та упала на ковер. Алекос рывком поднял Евгению на руки и опустил на кровать. Она позволяла ласкать себя и лишь все сильней сжимала, комкала рукой покрывало. Но когда он склонился над ней, ее охватила паника. Она пыталась подчиниться ему, но тело сопротивлялось. Она уперлась руками ему в грудь, лицо исказилось. Он перехватил руки и шепнул прямо в полураскрытые губы:

- Расслабься. Я не хочу причинять тебе боль. Дыши глубже... Закрой глаза!

Она подчинилась, но тело еще долго содрогалось в ужасе. И все же он был настроен и в этом бою с первого раза одержать победу. Когда - очень нескоро - они наконец откатились друг от друга, она уже почти смеялась. Конечно же, она не собиралась признаваться в своем поражении, но все же улыбнулась, когда он сказал:

- Ну что ж, для первого раза неплохо.

Когда он начал одеваться, Евгения приподнялась было за своим халатом. Алекос остановил ее:

- Нет-нет, не двигайся!

Провел рукой по мускулистому бедру.

- Я хочу показать тебе дворец, - вдруг решил он. - Через час жду тебя на главном крыльце.

Улыбнувшись ей еще раз, одними глазами, Алекос ушел. Через несколько минут появился Найша. Евгения медленно одевалась, не отвечая на его вопросы, да она и не слышала их.

- Господин сказал, чтобы через час вы были на крыльце, - напомнил он. - У нас мало времени, вам ведь еще надо переодеться и покушать! Я видел, вы совсем ничего не съели за завтраком!

В голове был полный сумбур, когда час спустя она шагала рядом с Алекосом по улицам дворца. Следом шли ее девушки и его секретари и адъютанты - все как в старые добрые времена. Но она вспоминала прежний Шурнапал и не могла не признать, что теперь дворец стал еще прекраснее. Ослепительно белые стены домов оттенялись зеленеющими кустарниками, уже распускавшими розовые, голубые и сиреневые цветы. В прозрачной воде синих и желтых бассейнов плескались крохотные рыбки, а разлитый в воздухе щебет птиц напоминал девичье пение. Золотые купола сверкали так, что больно было смотреть. Вдоль тротуаров появились изящные кованые фонари, скамьи и беседки, шпили башен украсились замысловатыми флюгерами. А над дворцом, на небольшой высоте, парил огромный темно-серый воздушный шар, с которого дозорный оглядывал город.

- Ты бывала здесь прежде?

- Бывала. Помню, дворец показался мне сказочно красивым. Но теперь он... еще прекраснее!

В прежнее посещение Шурнапала Евгения видела лишь покои царя и царицы и всего несколько раз выходила на улицы. Тогда у нее не было ни времени, ни желания осматривать дворец. "Зато теперь времени с избытком", - подумала она.

Став хозяином Рос-Теоры, Алекос расселил два прилегающих к Шурнапалу квартала и расположил на их месте военный городок. Здесь же появились конюшни, кузни и разнообразные мастерские, потребовавшиеся обновленному дворцу. Сейчас он вел Евгению к конюшням, где в отдельном помещении стояли его собственные лошади и те, которых запрягали в кареты самых знатных особ.

Войдя в прохладный полумрак, она с наслаждением вдохнула запах, забытый за проведенные в горах годы, и повернулась к первому же коню, тянувшему к ней морду. Но Алекос поманил ее дальше. Ступая по усыпанному соломой земляному полу, Евгения издалека увидела в одном из денников светлый силуэт. У нее застучало сердце. Она сама не заметила, как подбежала и распахнула дверь, за которой ее ждал Ланселот.

Алекос молча смотрел, как она шепчет ласковые слова, прижавшись лицом к шее коня. Тот довольно фыркал, обнюхивал волосы хозяйки, вздергивал голову, так что она повисала на нем, не в силах разнять рук. Она повернула к Алекосу мокрое от слез, счастливое лицо.

- Он почти никому не дается. Конюхам пришлось звать меня, чтобы его почистить. Придется тебе самой выезжать его, я при всем желании не смогу этого делать, - сказал он.

Ланселот переступил крепкими ногами, ухватил губами ее руку, будто боялся, что она уйдет.

- У меня больше никого нет, - сказала Евгения, с нежностью глядя в глаза друга.

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем она решилась наконец отступить от любимого коня. Оглянувшись, она не увидела Алекоса. Он ушел, и Евгения была благодарна ему за это. Ей не хотелось выходить из полумрака конюшни на свет дня. И еще долго она простояла рядом с Ланселотом, разговаривая с ним, обещая, что теперь его опять, как в прежние времена, ждут внимание и почет.

По пути в гарем Евгения с удовлетворением ответила на несколько поклонов и пожеланий доброго дня. Крусы и шедизцы, занимающие разные должности при дворе, и их супруги провожали ее внимательными взглядами. Коль великий царь столь ясно выразил отношение к своему бывшему врагу, его приближенным оставалось лишь подчиниться. Евгения поняла, что Алекос не собирается мстить и унижать ее, и последняя тяжесть упала с плеч. Быть может, это лишь уловка с его стороны? Протянув ей сегодня руку, завтра, чтобы было больнее, он ее оттолкнет. Но, поразмыслив, она решила, что такого не случится. Что бы ни говорили об Алекосе, какими бы эпитетами ни награждали - варвар, беспощадный и коварный убийца, - его никогда не обвиняли в мелочности. Оказав ей уважение, он поднял ее над остальными наложницами. И все же, напомнила она себе, не стоит забывать, что здесь она - не царица и даже не гостья, а фактически рабыня, пусть и с привилегиями.

Она была еще не готова анализировать последние события и строить планы на будущее. Слишком привыкла жить одним днем, когда важно лишь то, что рядом: верные друзья, привычное оружие, знакомый как пять пальцев лес. Необходимость обживаться на новом месте, общаться с незнакомыми людьми, которые скорее всего ее не любят, обдумывать каждый шаг вызывала в душе Евгении уныние. Она умела, когда требовалось, действовать быстро, не раздумывая, на инстинктах, но сейчас чувствовала, что спешить не нужно. Тень гарема даст ей время оглядеться, понять, кто ей друг, а кто враг, и выстроить правильную линию поведения.