Меня зовут Фрайди

Я услышала за собой переполох, но не стала обращать на это внимания. Я всего лишь хотела как можно быстрее удалиться на безопасное расстояние, чтобы меня нельзя было достать из парализующего ружья, установки для запуска липучей веревки или мортирки со слезоточивым газом. Я не могла обогнать радарное ружье или даже пулевую винтовку — но если Пит был прав, их мне не стоило бояться. Я просто продолжала переставлять ноги. Немного правее виднелась деревня, а прямо впереди росли деревья. В данной ситуации заросли казались более подходящим местом; я бежала вперед.

Обернувшись, я увидела, что большинство преследователей осталось позади — не удивительно: я могу пробежать тысячеметровку в две минуты. Но двое, похоже, не отставали и даже, кажется, приближались. Поэтому я притормозила, намереваясь столкнуть их головами или сделать что-нибудь вроде этого.

— Не останавливайся! — хрипло выкрикнул Пит. — Они думают, мы пытаемся поймать тебя.

Я не останавливалась. Вторым бегуном была Шизуко. Моя подруга Тилли.

Как только я вбежала в заросли, и посадочная капсула скрылась из виду, я остановилась, чтобы вырвать. Они нагнали меня; Тилли поддержала мою голову, а потом вытерла мне рот — и попыталась поцеловать меня. Я отвернулась. — Не надо, у меня сейчас должен быть отвратительный вкус. Ты что, улетела с корабля в таком виде? — На ней было трико, в котором она выглядела выше, стройнее, более по-западному и намного женственнее, чем привычная мне моя бывшая «горничная».

— Нет. Я была в строгом кимоно и оби. Я их бросила где-то там. В них нельзя бежать.

Пит раздраженно сказал:

— Кончай трепаться, нам нужно вытащить тебя отсюда. — Он взял меня за волосы, поцеловал. — Кому какое дело, какая ты на вкус? Двинулись!

И мы двинулись, оставаясь в зарослях и удаляясь от посадочной капсулы. Но скоро стало ясно, что Тилли растянула лодыжку, и с каждым шагом она хромала все больше. Пит снова заворчал:

— Когда ты рванула, Тилли была только на середине трапа, ведущего с палубы первого класса. Ей пришлось прыгать, но она неудачно приземлилась. Тил, ты растяпа.

— Это все чертовы японские туфли, они очень неустойчивые. Пит, бери девочку и бегите; легавые ничего мне не сделают.

— Черта с два, — резко сказал Пит. — Мы будем вместе до конца. Правильно, мисс… правильно, Фрайди?

— Да, черт побери! «Один за всех, все за одного!» Пит, берись за нее справа, а я буду с этой стороны.

Бег на пяти ногах у нас получался вполне прилично, не быстро, но все же расстояние между нами и преследователями увеличивалось. Через некоторое время Пит захотел посадить ее к себе на закорки. Я остановила всех. — Давайте послушаем.

Погони слышно не было. Ничего, кроме незнакомых звуков незнакомого леса. Крики птиц? Я не была уверена. Это лес был странным смешением знакомого и чужого — трава, которая была не совсем травой, деревья, которые казались перенесенными из другой геологической эпохи, в хлорофилле было много красной краски — или здесь была осень? Холодно ли будет ночью? Учитывая расписание корабля, искать людей в течение ближайших трех дней казалось не очень умной идеей. Мы могли бы протянуть это время без еды и питья — но вдруг будут заморозки?

— Ладно, — сказала я. — На закорках. Но по очереди.

— Фрайди! Ты не сможешь нести меня.

— Прошлой ночью я несла Пита. Скажи ей, Пит. Ты думаешь, я не справлюсь с японской куколкой вроде тебя?

— «Японская куколка», как же! Я такая же американка, как и ты.

— Наверное, даже больше. Потому что я не очень. Расскажу позже. Залазь.

Я пронесла ее примерно пятьдесят метров, потом Пит пронес ее метров двести, и так далее, следуя определению «поровну», данному Питом. Примерно через час мы вышли к дороге — просто тропе, проложенной через кустарник, но на ней были видны следы колес и лошадиных подков. Влево дорога удалялась от посадочной капсулы и городка, и мы двинулись в эту сторону. Шизуко шла, опираясь на Пита.

Мы подошли к ферме. Возможно, нам следовало бы спрятаться и оглядеться, но к этому времени я больше хотела пить, чем оставаться в безопасности, и мне хотелось перевязать лодыжку Тилли, прежде чем она стала больше ее головы.

Там была пожилая женщина, седая, очень опрятная и подтянутая, она сидела в кресле-качалке на веранде перед домом и вязала. Когда мы приблизились, она оторвалась от вязания, жестом велела нам подойти к дому. — Я миссис Дундас, — сказала она. Вы с корабля?

— Да, — подтвердила я. — Я Фрайди Джонс, это Матильда Джексон и наш друг Пит.

— Пит Робертс, мэм.

— Проходите, садитесь. Вы должны меня извинить, что я не встаю; спина моя уже не та. Вы беженцы, не так ли? Вы сбежали с корабля?

(Надо принимать удар. Но будь готова уклониться.)

— Да.

— Конечно. Примерно половина беглецов попадает сначала к нам. Что ж, судя по утренней радиопередаче, вам нужно будет прятаться по крайней мере три дня. Вы у нас здесь желанные гости, мы будем вам рады. Конечно, вам положено идти сразу в бараки для переселенцев; корабельные власти там до вас не доберутся. Но они могут испортить вам жизнь бесконечными юридическими придирками. Вы сможете решить, что вам делать, после обеда. А сейчас не хотите ли по чашечке чая?

— Да! — согласилась я.

— Хорошо. Малкольм! Эй, Малкольм!

— Что, ма?

— Поставь чайник!

— Что?

— Чайник! — Миссис Дундас повернулась к Тилли.

— Девочка, что у тебя с ногой?

— Кажется, я ее растянула, мэм.

— Несомненно. Ты — тебя зовут «Фрайди»? — пойди найди Малкольма, скажи ему, что мне нужен самый большой таз, наполненный колотым льдом. Потом, если хочешь, пока Малкольм будет колоть лед, можешь сделать чай. А вы, сэр — мистер Робертс — вы можете помочь мне выбраться из этого кресла, потому что для ноги бедной девочки нам понадобится еще кое-что. Когда опухоль спадет, нам надо будет ее перевязать. А ты, Матильда — у тебя нет аллергии на аспирин?

— Нет, мэм.

— Ма! Чайник кипит!

— Ты — Фрайди — пойди, дорогая.

Я пошла готовить чай. Мое сердце пело.

33

Прошло двадцать лет. Это по календарю Ботани Бей, но разница небольшая. Эти мемуары основываются на лентах, записанных мной в «Паджаро Сэндс» до того, как умер босс, затем на записках, которые я сделала вскоре после приезда сюда, записках, которые должны были «увековечить свидетельство» — я тогда еще думала, что, возможно, мне придется бороться против высылки с планеты.

Но когда использовать меня для реализации их планов стало невозможно, они потеряли ко мне интерес — логично, потому что я для них была всего лишь ходячим инкубатором. Потом вопрос стал чисто абстрактным, когда Первый Гражданин и Дофинесса были одновременно убиты бомбой, подложенной в их карету.

Эти мемуары следовало бы закончить моим прибытием на Ботани Бей, потому что после этого в моей жизни не было никаких драматических поворотов событий — в конце концов, о чем должна писать мемуары деревенская домохозяйка? Сколько яиц снесли наши куры в прошлом сезоне? Вам это интересно? Мне — да, но вам — нет.

Занятые и счастливые люди не ведут дневников; они слишком заняты жизнью.

Но обработав записи и заметки (и сократив объем материалов на шестьдесят процентов), я заметила некоторые вещи, о которых шла речь и которые еще не были прояснены. Аннулированная карточка «Виза» Дженет — я «погибла» во время взрыва, уничтожившего «Поездку до Эм-Лу». Жорж тщательно все проверил в нижнем Виксберге, и был убежден, что никто не спасся. Тогда он позвонил Дженет и Иену… которые как раз собирались улетать в Австралию, предупрежденные виннипегским агентом босса — поэтому, конечно, Дженет аннулировала свою карточку.

Самое странное во всем этом — как я нашла свою «семью». Но Жорж говорит, что странно в этом не то, что они здесь, а то, что я здесь. Земля им всем надоела, она раздражала их — куда они могли податься? Ботани Бей — это не единственный вариант, но для них это был очевидный выбор. Это хорошая планета, похожая во многом на Землю, какой она была несколько веков назад, — но с современными знаниями и технологиями. Она не настолько примитивна, как Форест, не такая безумно дорогая, как Хальцион или Фидлерз Грин. Они все много потеряли при вынужденном переезде, но у них осталось достаточно средств, чтобы купить билеты третьего класса до Ботани Бей, заплатить взносы компании и иметь стартовый капитал.