Бумажные войны<br />Военная фантастика 1871-1941 (Фантастическая литература: Исследования и материал

И вот, благодаря напоминанию Шоу, сочинение, вызвавшее в свое время очень большой, всеевропейский интерес, а потом быстро впавшее в забвение, вновь привлекло к себе внимание читателя и сделалось темою множества газетных статей. «Битва при Доркинге», как и многие другие, ярко иллюстрирующие одну из составных мыслей Бернарда Шоу, преимущественно должны быть интересны и для русского читателя с точки зрения более правильных суждений вообще о причинах войн, которые во многих случаях вызываются известными психическими настроениями или, по крайней мере, значительно подкрепляются ими.

Оставляя совершенно в стороне русско-германскую и франко-германскую стороны теперешней войны и останавливаясь только на англо-германской ее стороне, нужно будет признать, что некоторую долю вины за нее несут те писатели и политические деятели, которые долгими годами подготовляли к мысли о «неизбежности» и «необходимости» разрыва между ними. В современной психологии хорошо известен факт обратного воздействия: не только известное настроение души вызывает соответствующее расположение мускулов, но и движение мускулов вызывает соответствующее ему душевное состояние. Так, радостное настроение сопровождается улыбкой не меньше, чем улыбка радостным настроением. Искусственной улыбкой, сознательным растягиванием губ можно изгнать гложущую нас печаль, как и искусственным воем и плачем мы можем нагнать на себя меланхолию. Когда в течение нескольких десятков лет народу долбят о том, что ему грозит опасность от другого народа, и на основании этого из года в год растут вооружения, то мысль о неизбежности войны делается навязчивой, превращается в неискоренимое убеждение и, наконец, пушки «сами начинают стрелять», хотя бы такой конец шел даже вразрез с действительным положением вещей, с материальными, духовными и национальными интересами народов. Мы не станем расследовать, что именно руководило лицами, усердно сеявшими в прошлом смуту в умах. Вероятно, были и такие, которые глубоко верили в ими самими создаваемые призраки и вели свою опасную пропаганду вполне искренне. Мы знаем, кто были главные выразители милитаризма в Германии. Кто теперь не слышал о Трейчке, Бернгарда, Мартине и многих других, систематически возбуждавших вражду и ненависть ко всем окружающим Германию народам? Среди очень отличных от них английских милитаристов попадались, однако, люди очень большого таланта и выдающегося общественного положения.

Об одном из них, как мы уже сказали, напомнил нам Бернард Шоу. «Битва при Доркинге» — это небольшой рассказ, напечатанный анонимно в майской книжке «Блеквуд Магазин» за 1871 г. и, затем, вышедший в том же году отдельным изданием. Как потом оказалось, рассказ был написан выдающимся офицером, который одно время служил в Индии, а потом был директором королевской военно-инженерной коллегии, — сэром Джорджем Чеснеем, умершим в 1895 г. в чине генерала. «Битва при Доркинге», строго говоря, только и состоит из описания битвы. Вся фабула заключается в том, что совершенно неподготовленная Англия была захвачена врасплох. Была объявлена война, причем из рассказа не видно, кто именно объявил войну: Англия или ее противник. Через недели две после объявления войны неприятель уже успел потопить весь английский флот и высадить огромную армию на английский берег. Армия эта двинулась к Лондону; на пути, в Доркинге, у цепи гор, идущих параллельно южному берегу, она встретила английское войско, которое она быстро опрокинула и преследовала до самого Лондона. Вот и вся фабула. Рассказ ведется от имени участника этой битвы, вспоминающего будто то, что происходило 50 лет назад.

Благодаря большому дарованию автора, эта простая, столь, казалось бы, лишенная беллетристического содержания фабула производит и теперь на читателя чрезвычайно сильное впечатление. Изображение похода и подробностей сражения сделано до того ярко, что вы совершенно забываете, что читаете выдумку, а последняя сцена, в которой описывается хозяйничанье победителей в одном из домов окраины Лондона, куда забрел раненый автор, потрясает своим драматизмом.

На всем протяжении рассказа вовсе не упоминается национальность неприятеля. Лишь в конце рассказа приводится несколько немецких фраз, сказанных офицерами из неприятельской армии, и это, конечно, достаточно свидетельствует о том, что автор «Битвы» имел в виду немцев, как победителей, и этого было также довольно, чтобы, например, французский переводчик везде уже вместо «неприятеля» говорил о «пруссаках».

«Битва при Доркинге» в свое время имела очень шумный успех.

«Битва при Доркинге». Первое отдельное издание (1871).

Она была переведена, кроме французского, еще на немецкий, голландский, итальянский и др. европейские языки, и вызвала в самой Англии и других странах подражания, ряд полемических статей и брошюр. Трудно объяснить успех рассказа за границей, если не принять во внимание тогдашнего состояния умов, сейчас же после падения Наполеона III и быстрого сокрушения германцами Франции, считавшейся до тех пор могущественной империей. Но в самой Англии успех рассказа Чеснея вполне понятен даже помимо его литературных достоинств. Это именно один из тех рассказов, которые рассчитаны, главным образом, на чувства читателя. Рассказ возбуждал в нем чувства страха перед возможностью неприятельского нашествия и покорения Англии. Чтобы сделать нашествие возможным, автор берет такой момент, когда Англия не только не была подготовлена, но и переживала разные невзгоды. В Индии происходил мятеж, с Америкой были большие нелады, и Англия должна была содержать армию в Канаде. В Ирландии фенианское движение грозило нападением со стороны ирландцев из Америки. И, что еще хуже, флот был рассеян по разным концам света, оставив берега Англии почти на произвол врага; об армии же в самой Англии и говорить не стоило. Она состояла всего из каких-то 5.000 человек, да и то многие из них были в отпуску. Правда, ввиду грозившего столкновения, парламент разрешил вербовку новых 50.000 человек, да жеребьевку в милицию лишних 55.000 человек. При этом, упоминая эту последнюю цифру, автор прибавляет: «Не знаю, отчего не определили более круглой цифры, но первый министр сказал, что это — точное количество солдат, которое нужно для приведения защиты страны в совершенный порядок».

Нечего говорить, что, вступив в войну при таких условиях, Англия была побита не хуже Франции, и автор, заканчивая свое описание разгрома, пережитого Англией и повлекшего за собой полный упадок ее торгового и колониального значения, делает следующее предостерегающее заключение:

«В конце концов наиболее горькая часть наших размышлений состоит в том, что ведь все это бедствие и упадок было так легко предотвратить и что мы сами, своей близорукой беспечностью, навлекли их на себя. Тут перед нами, по ту сторону пролива, были написаны на стене роковые слова, но мы не хотели их читать. Предостережения некоторых тонули в голосах многих. Власть из рук класса, привыкшего к управлению страной, к встрече политических опасностей, из рук класса, выведшего нацию с честью из прежних затруднений, начала переходить в руки низших классов, необразованных, неподготовленных к должному использованию политических прав и управляемых демагогией; а те немногие, которые для своего поколения могли считаться мудрецами, объявлялись алармистами или аристократами, ищущими лишь собственной пользы, когда они требуют лишних расходов на вооружение. Богатые утопали в праздности и роскоши, а бедные жалели денег на защиту страны. Политика обратилась в погоню за голосами радикалов, и те, которые должны бы были руководить народом, унижались до угодничества перед господствовавшим эгоизмом. Под видом защиты свободы они поддерживали нападки на всех, кто предлагал установить обязательную повинность для защиты страны. Воистину нация созрела для упадка. Но когда подумаю, как мало требовалось твердости и самоотверженности, политического мужества и предусмотрительности, чтобы предохранить нас от катастрофы, то чувствую, что наказание было действительно заслужено нами. Народ, который был слишком эгоистичен, чтобы защищать свою свободу, не был годен для сохранения ее. Для вас, внуки мои, отправляющиеся искать нового очага в более процветающей стране, да послужит мой рассказ уроком. Я сам уже слишком стар, чтобы начать жизнь в новой стране. И как ни тяжело и скверно было мое прошлое, мне остается уже недолго ждать в одиночестве времени, когда мои старые кости лягут на отдых в земле, которую я так любил и честь и счастье которой я столько лет пережил».