Микрорассказы Интерпрессконов 1997-2000 (СИ)

Взрослых уже не было — пока стояло лето, надо запасаться едой. Отец и Большой Ях, взяв топоры и самострелы, пошли охотиться в ближний лес, а женщины собирали ежедневный урожай с грибных делянок. Младший Ях и двое братьев Таны прочесывали окраины, собирая зелень для грибницы, заодно охраняя женщин на случай появления вызвери. Тана водила пальцем по неясным строчкам, иногда досадливо морщилась, натыкаясь на неразборчивые места.

Читать ее научил отец, но книг в Норе было мало — несколько разрозненных томов энциклопедии, справочник садовода-любителя и маленькая обгоревшая книжечка со стихами (Тана считала, что это песни, и всегда, когда читала, напевала их, пытаясь угадать мотив: «Буря мгло-ою небо кро-оет…» Многие слова были непонятны, но от этого было еще лучше — как будто читаешь колдовские заклинания, и что-то от этого может произойти). Поэтому находка сильно обрадовала ее — да и отец одобрительно улыбнулся, потрепал ее за шею и сказал, чтобы она обязательно рассказала, что там написано, когда он вернется. Мама не проявила особого интереса к находке, она и читать-то не умела, но видя, как радуется отец, ласково погладила ее и сунула в рот застывший комочек сладкого сока грибницы. Сейчас Тана перекатывала его между зубов, растягивая удовольствие — кусочек таял медленно.

Книга была интересная, хотя и без картинок. В ней рассказывалось о тех, кто жил в городе когда-то. Тана еще не разобралась, кто это были — вызвери, люди или гомы, потому что все названия были незнакомы. Но она сразу представила себе город — она видела его издали раз или два, когда они ходили в гости к тамошним Гурхам. Тана знала, что когда вырастет, то мужа ей надо будет выбирать из других людей. У Гурхов было трое мальчиков. Ей понравился старший — худой и застенчивый. Глаза у него были синие — мама говорила, что это сейчас большая редкость. Про себя Тана твердо решила выбрать его, но ему ничего не сказала они вообще не разговаривали, только посматривали друг на друга.

Старый Гурх тогда показал им город — Тану поразило такое скопление каменных стен и их высота. Трудно поверить, но отец говорил, что там все построили люди в давние времена, так же как они сами построили Нору. Людей тогда было много, гораздо больше, чем теперь, и вовсе не было гомов. Да, определенно в книге говорится не о них.

Она еще раз внимательно прочитала, сопя от старательности: «Голуби летали над крышами».

Летают только неоги — Тана сама видела, как они стаей налетели на какого-то громоздкого вызверя и склевали его за несколько минут.

В книге говорилось, что «голуби» тоже кого-то клюют. Так же в городе жили «воробьи», «синицы», «вороны»… До чего много! Правда, и неоги бывают разными — бывают маленькие и большие, оранжевые в черную полосочку, желтые в коричневых пятнах, а еще братья рассказывали, что видели огромных черных неогов с длинными зубастыми клювами. Как жаль, что ей не позволяют гулять наверху! Сколько можно бы увидеть…

Тана оторвалась от книги и посмотрела наверх, в узкое зарешеченное окошко. Но через него ничего не увидишь — только розовеет полуденное небо от расцветших в воздухе спор.

Вздохнув, она вернулась к чтению — взрослых ждать еще долго. В течении последующих нескольких часов она прилежно читала, время от времени морща лоб и пошмыгивая. Наконец, утомившись, она откинулась на ворох мягких шкур и прикрыла глаза.

Перед ней проплывали яркие картины из какой-то другой жизни, о которой рассказывалось в книжке. Жирные неоги мурлыкали и выгибали спины, а котопсы почему-то оказались разделенными пополам, на котов и псов. Они дружно лаяли, посверкивая рядами треугольных зубов, а вокруг росли роскошные «деревья», похожие на стебли огромных трав и папоротников. В воздухе проносились какие-то разноцветные блестящие существа — наверное, обитатели города в давние времена… Неяркий, отраженный от металлической трубы блик осветил склоненное лицо девочки, скрытое гривой спутанных волос. Она спала, свернувшись клубочком на мягких шкурах, и ее дыхание выдавала только колеблющаяся прядка. Опущенные веки с длинными загнутыми ресницами чуть трепетали — возможно, она видела сны?

Солнце прошло, и блик, поколебавшись, переместился вниз, на грубую выщербленную стену печи. Хрупкая фигурка потонула в синеватой тьме, где лишь призрачно светила забытая гнилушка…

Александр Рыбошлыков

Мусоропровод

Когда правительство в Англии сменилось на еще более буржуазное, а первенство города по городкам вышло в решающую фазу, стряслось так, что в одном высокоэтажном, со всеми удобствами, кроме телефона, доме парализовало мусоропровод. Не то, чтобы сильно, зато совсем. Устройство мусоропровода мы тут объяснять не станем — вопрос инженерный и конструкторский. Но устроен он из трубы, как человек из кишок. Весь мусор сыплется вниз, и ниже этого низа — ничего нет. Самое удобное дело. А теперь вся тонкость застопорилась, ничего в трубу не проходит. А все одно — кидать надо. Елки новогодние-радостные после всего — куда определить? Коврик, собачкой погрызенный? Собаку, от побоев околевшую — и с ней трудности.

На площадках запахом пахнет хуже вони. Вся «ноу хау» разладилась. Тогда пришли чинить. Смотрят и видят, что ничего нет. В смысле, что ничего в трубу не проходит.

Бригадир говорит:

— Засор вышел второй степени. Надо за спасительными касками идти, а то даже яйцо, если с двенадцатого этажа, обретает силу снаряда.

Бригада говорит:

— Страшное дело, дядя Коля, яйцо. Пойдем каски искать.

А младший из них уточняет:

— Наш на ремонте, а у тети Гали обед с часу до двух.

И все пошли искать каски — мало ли где они могут быть. Тут стало спокойно, и появились мыши, который при человеке опасаются ходить.

Руководитель ихний говорит:

— Господа, вы видите шотландского пса? Умница был, член семьи, а коврик погрыз. Его хозяйка издубасила, а дочка хозяйская обварила киселем, а хозяин в мусорную трубу запустил.

А маленькая мышка подождала, пока руководитель кончит, а не то, чтобы перебивать, и говорит:

— А вот коврик лежит погрызенный…

А руководитель снова говорит:

— Теперь, господа, мусорная трубы испортилась на веки веков, потому что случилось Поругание. Эти ушли за касками, потому что яйцо с двенадцатого этажа падает хуже снаряда. А у тети Гали — тоже санитарный день, поэтому сегодня трубу починить не смогут. А здесь засор первой степени. Наверху скопилось Изобилие и мешает нашему снабжению.

А маленькая мышка спрашивает:

— И кто это так замечательно придумал для нас Большую Трубу?

Руководитель отвечает:

— Это промышленность. Потому так и называется, что про нас, про мышей, думает, промышляет.

А кто-то спрашивает:

— Кто же нас теперь будет кормить?

— Спокойствие, господа, — объявил руководитель. — О нас думают наверху. Предлагаю самим разгрызть засорение и обеспечить своих близких и остальных.

— То-то запируем! — согласились мыши, а самая маленькая спрашивает:

— Не будет ли это пиром во время чумы, говоря языком классики?

— Вы эти речи бросьте, — утешил председатель. — Наверху Поругание вышло, а так дело стоящее.

А один говорит безответственно:

— Если что, мы можем и дом поменять, нет, что ли?

И все мыши, сколько ни было, пустились по Большой Трубе и на самом наипоследнем этаже увидели Изобилие. И начали грызть. И разгрызли такое, что шелохнулось, стронулось, понеслось вниз, ниже которого ничего нет. Полетело и шмякнулось. Всех мышей позавалило-позадавило. Одна маленькая мышечка выползла и говорит сама себе правильные слова:

— Не надо было засорение грызть, а то опять Поругание вышло.

На другой день пришли чинить.

Бригадир говорит:

— Надо каски надеть, а то внизу стоим.

Тут сверху зашумело и по бригадиру попало.

Бригадир говорит:

— Никак самораскачка вышла? Лучшее доказательство. А что прилетело-то?

А младший говорит:

— Это тебя, дядя Коля, яйцом достало. Не выше как с седьмого этажа. Потому как если с двенадцатого, то и яйцо имеет силу снаряда. Правда, дядя Коля?