Вид больного города в разрезе

Первоначально многие из них, будучи не в состоянии выдержать свою увечность, сводили счеты с жизнью сразу же после выхода из больницы; другие держались только благодаря лошадиным дозам галлюциногенов. В любом случае для них все кончалось кровавой оргией в попытке компенсировать зрительными ощущениями ставшее недоступным чувство боли. Чаще всего покончивших с собой «бесчувственников» находили перед зеркалом: они лежали на полу среди инструментов, достойных мясницкой или пыточной камеры инквизиторов.

Теперь же, благодаря резкому возрастанию числа зараженных, ситуация изменилась. Любое общество самоорганизуется медленно, пока не выработает новые правила и новый образ жизни, новую философию. В городе, когда-то проповедовавшем культ наслаждения и немедленного удовлетворения любых желаний, возникновение новой столь же могучей силы не могло не вызвать многочисленных изменений.

В путанице и столкновениях мнений начали вырисовываться две партии: «жуиров» и «бесчувственников». Каждый из числа избежавших заражения и зараженных видел в своем антиподе источник фундаментального зла, олицетворение всего негативного, извращенного. Словом, антихриста!

Количество апологетов летних увлечений и солнечных культов резко уменьшалось. Пляжи опустели, купальники развевались на веревках для просушки. Заброшенные бассейны стали похожи на водоемы в скверах, где поверхность воды покрывает множество опавших листьев. По утрам нередко можно было видеть на стенах зданий еще влажные плакаты, расклеенные ночью сторонниками «сенсорной пустоты». «Дематериализованное общество есть общество духовного возрождения». Полицейские в желтых касках сжигали плакаты, не снимая, огнеметами.

Для оппозиции исчезновение ощущений мало-помалу становилось средством достижения духовного идеала. Начинался мистический крестовый поход. «Избавиться от гонки за наслаждениями, - провозглашали листовки. - Освободить человека от оболочки плоти, добиться появления духовного существа, единственным наслаждением которого станут удовольствия разума и морали…»

Чини, хотя и безнадежно «нормальная», прекрасно понимала доводы оппозиционеров. Она никогда не считала свое тело единственным источником получения удовольствия. Секс всегда оставлял ее неудовлетворенной, а сам акт каждый раз казался ей бессмысленным и гротескным. Что касается спорта, то она ненавидела господствовавший в нем дух соперничества, культ силы, презрение к слабым, шовинизм… Она считала спорт школой ксенофобии.

И она знала, что не одинока. Среди представителей незараженной части населения уже стала применяться операция на головном мозге, позволявшая избавиться от участков коры, отвечавших за ощущения боли и удовольствия. Она даже подумывала, не проделать ли ей самой такое же…

Реакционная партия резко возражала против подобной вивисекции, называя ее «производством безмозглых». Не проходило дня, чтобы на экране телевизора не появился кто-либо из представителей клана «нормальных» или «жуиров», пытающийся напугать зрителей апокалиптическими картинами будущего бесчувственного мира…

По его словам, все оказывалось бесполезным. Когда понижаются сексуальные тенденции, единственным - и обязательным - способом воспроизводства становится искусственное осеменение. Девушки, едва отпраздновавшие восемнадцатилетие, тут же получают красную карточку с надписью: «Пригодна для осеменения». Понятия семьи, родства превращаются в абстракции. (Здесь оратор воодушевлялся и снимал очки, словно стараясь установить более тесный контакт со зрителями.) Так вот, восклицал он, даже если исчезнут ощущения голода и холода, их последствия сохранятся. Что же касается болезней, то исчезновение их симптомов приведет к тому, что их перестанут воспринимать как угрозу для жизни. И государство, новое государство, немедленно воспользуется ситуацией, чтобы увеличить продолжительность трудового дня, повысить производительность труда рабочих, не способных почувствовать усталость… Операция на мозге для незараженных быстро превратится в обязанность. Возможно, она будет применяться для всех новорожденных. Не исключено даже, что начнется отстрел животных, не подвергшихся операции и проявляющих неприличную способность ощущать что-либо. Например, какого-нибудь кота, развалившегося на солнце и мурлыкающего от удовольствия…

Чини только пожимала плечами перед подобной промывкой мозгов, хотя многие верили всему, что им проповедовали с телеэкрана. В результате сформировалась обстановка страха и ненависти, весьма благоприятная для вспышки волнений и начала гражданской войны…

Было поздно, дождь промочил насквозь тонкую ткань платья, прилипшую к телу девушки. Ее знобило, ледяные струйки стекали по спине и обнаженным бедрам. Она решила вернуться в лагерь, во влажный кокон коричневого спальника. А завтра…

3.

В середине мая вспыхнула война. Многие предсказывали ее, но мало кто верил, что она начнется. Это была война за территории, неизбежное последствие как происходящих в городе событий, так и его расположения. С севера его ограничивало море, с юга - исключительно глубокое ущелье; справа и слева над городом нависали гранитные скалы, справиться с которыми не смогла бы никакая взрывчатка. Компьютерам, вынужденным плести все более и более густую сеть туннелей на ограниченной площади, пришлось в конце концов начать борьбу друг с другом с целью захвата туннелей противника.

Возвращаясь домой 31 мая после очередной попойки у Эми, Джордж, побежденный алкоголем, рухнул на скамью в каком-то из скверов. Он был вырван из своего состояния криками взволнованных чем-то мальчишек.

«Мы видели его, - объяснил ему, не ожидая вопросов, один из мальчишек. - Мы видели его! Это был тот еще тип! Он сидел на скамье возле конной статуи на площади и выглядел очень странно…» Другой добавил: «У него была совсем прозрачная кожа: можно видеть все его потроха!». Третий сообщил, что у странного незнакомца на спине была третья рука. Похоже, он был ранен, потому что вскоре упал на землю и рассыпался на мелкие кусочки.

Джордж выбрался из толчеи и заторопился к площади, стараясь не потерять равновесия. За спиной он услышал смех и издевательские шуточки мальчишек. На скамье возле статуи Джордж увидел только тонкий слой пыли, уже почти полностью развеянной ветром. Он долго размышлял, действительно ли ребята видели одного из подземных бойцов, одного из неведомых мутантов, порожденных таинственным рециклированием, или же они просто подшутили над ним.

Некоторое время никаких новостей о подземном конфликте не поступало. Никто не мог сказать, продолжался ли он вообще.

Однажды утром Эми позвонила Джорджу, и через полчаса он уже поднимался по ступенькам желтого автобуса. Молодая женщина тут же передала ему бинокль, и он заметил оставленные его окулярами красные круги возле глаз Эми.

- Смотри! - воскликнула она. - Взгляни, что происходит там, недалеко от фонтана Сен-Эрмин.

И он увидел.

Это был прорвавший асфальт кратер диаметром в три или четыре метра, через который периодические спазмы извергали наружу какие-то предметы. Он походил на анальное отверстие, выбрасывавшее отходы жизнедеятельности…

Через неделю можно было насчитать не менее шести или семи таких кратеров, прорывавших тротуары или мостовые и выбрасывавших останки самых разных предметов: стульев, холодильников, лестничных маршей… Джордж догадался, что компьютеры освобождаются от материалов, которые они почему-то не в состоянии переработать…

Если только… Если только эти полурастворенные или полурасплавленные предметы не появляются в результате неудачной переработки. Почему бы не предположить, что материя, постоянно подвергающаяся разложению и повторному использованию, достигла наконец полной нестабильности, и любой воссозданный из нее предмет в состоянии сохранять приданную ему форму лишь очень непродолжительное время?

Джордж подошел к груде выброшенных предметов и осмотрел их. Все они были незавершенными, расплывчатыми, нестабильными.

Утюг быстро становился совершенно иррациональным комком металла, кухонная табуретка таяла за десяток-другой минут, превращаясь в лужицу фосфоресцирующей жидкости. Можно было подумать, что молекулы, из которых состояли эти вещи, самопроизвольно разъединялись, отходили друг от друга. И это происходило само собой, без участия рециклирующих устройств компьютеров.