Райские птицы

Огрин встрепенулся:

– Верно!

– Тогда им необходим контроль, – заметила Ксения. – Организация, функционирующая без перерывов уже десять-двадцать тысяч лет…

– …или бессмертная Императрица, живущая в Башне из Слоновой Кости, – пробормотал Бьорн.

Все переглянулись, ошеломленные догадкой. Огрин нервно сцепил пальцы.

– Знаете, это имеет смысл.

– Необъяснимая сохранность стен, изоляция от остального мира… – Бьорн размышлял вслух. – Маленькая секта почитателей, знающих свою историю… – он запнулся. – Огрин, что с вами?

Бледный, как пещерная рыба, капитан поднял взгляд, в котором читались разом ужас и потрясение.

– Императрица! – прошептал Огрин. – Она читает людей, будто книги, она знает о нас все, ее интеллект подавляет и приводит в восторг! Она совершенна, как сама фантазия, она чувствует ваши глубокие, сокровенные мечты и делает их реальными… – капитан зажмурился от боли. Ксения и Бьорн отшатнулись.

– Вы что, полагаете, этим миром и правда управляет некий бессмертный организм? – недоверчиво спросил физик.

Огрин вскинул голову.

– Думаю, я с ним уже познакомился, – выдавил он через силу.

Глава 5

Кентаврию у зведолета первым заметил дежурный, потягивавший колу перед экранами внешнего наблюдения. Резкий звонок интеркома властно вырвал Огрина из-под власти сна; не дожидаясь окончательного синтеза одежды, капитан поспешил в рубку.

– Что? – выдохнул он, подбегая к приборной доске.

– Гостья, – дежурный перевел картинку на объемный экран и восхищенно вздохнул. Даже Огрин, видевший кентаврию вблизи, ощутил, как мгновенно вспотели ладони.

В этот раз Ичивака выбрала основным цветом для украшений золотисто-желтый; гирлянды из мелких, блестящих многоугольных листиков тянулись вдоль ее стройного тела, спиралью обвивая ноги и груди. Крупный цветок, похожий на золотой лотос, был вплетен в волосы, желтый оттенок получили даже жемчужные нити на хвосте. Контраст с изумрудной, перламутровой шерстью, был восхитительным.

Пока люди разглядывали кентаврию, в рубку вбежала Хельга, следом – чуть не столкнувшись в дверях – объявились Яускас и Бьорн. На короткое время по обе стороны экрана воцарилась настороженная тишина.

– Красота-то какая! – прошептал дежурный космонавт.

– Верно, – пробурчал Яускас. – Красота сказочная. Они нас действительно изучили.

Огрин с силой вдохнул.

– Откройте шлюз. Пусть ее проводят в мою каюту.

– В вашу? – с легкой иронией уточнил биолог. – Капитан, не пора ли вспомнить, что вы на борту не один?

Огрин вспыхнул.

– Отлично, – бросил он сухо. – Проводите аборигена в кают-компанию. Хельга, Яускас, Бьорн – вы согласны присутствовать?

– С радостью, – за всех отозвалась женщина.

Огрин кивнул и первым покинул рубку. Двигаясь по светлому коридору в направлении лифта, он с легкой тревогой размышлял над своими чувствами. Дуагея определенно тянулась к его сердцу, и успела проникнуть весьма глубоко. Огрин почти физически ощущал нервное напряжение, в котором пребывал последнее время.

А так быть не должно. Капитан экспедиции на то и капитан, чтобы подавать пример. Конечно, "Лихорадка" – не доисторическая каравелла, где неграмотная и опасная команда оставалась в подчинениии только благодаря воле и тяжкой руке капитана; экипаж звездолета состоял из лучших специалистов и ученых Земли, многие из которых были умнее и образованней Огрина. Однако в социальной сфере люди, как стадный вид, мало изменились со времен каравелл, и по-прежнему нуждались в координаторе, вожаке стаи, на кого в трудную минуту обращаются взгляды.

Огрин стал капитаном первого обитаемого звездолета Земли не случайно. Опытный космический штурман и пилот, с огромным летным стажем и детальным знанием технической части – этого, увы, было мало. Но Огрин, помимо знаний и опыта, обладал также весьма редким качеством: аурой лидера. Его слушали даже незнакомцы, а команды всех кораблей, где он служил раньше, безгранично ему доверяли. Даже чисто внешне, Огрин сразу располагал к себе – широкое лицо, пышные черные волосы, борода, смеющиеся глаза, огромные плечи и легкая, свойственная всем людям большого роста неловкость в движениях; в одном из экспериментов в центре подготовки, подавляющее большинство из контрольной группы людей, никогда ранее не видевших Огрина, на вопрос "как вы думаете, кто он?" ответило "наверно, капитан корабля"…

И вот сейчас этот капитан, ответственный за самый сложный, совершенный, ресурсоемкий и рискованный проект в космической истории человечества – был растерян. Он все сильнее ощущал эмоциональные узы, тянувшиеся между ним и планетой. Огрин припомнил свою реакцию, когда Яускас разглядывал картину, и поразился, осознав, что в тот момент ревновал! Да, да – ревновал огромную инопланетную рептилию к верному другу и соратнику.

Точнее, ревновал не как женщину, разумеется – просто Огрин к собственному изумлению вдруг понял, что подсознательно считает Тау своей. Личным, персональным драконом, до которого никто и никогда не посмеет дотронуться!

Собственный дракон, который, весьма вероятно, был в действительности бессмертным всемогущим инопланетянином, заботливо строившим эту планету тысячелетиями…

– Хельга, – вполголоса, не обернув головы, позвал капитан. Идущая следом врач прибавила шаг.

– Слушаю.

Огрин негромко пересказал ей свои размышления. Хельга в глубокой задумчивости оглядела капитана с головы до пят.

– Рассуждая строго логически, – заметила она после длительной паузы, – Такая реакция, во-первых, вполне естественна, а во-вторых, почти наверняка запланирована. Если я права, остается лишь снять шляпу и поклониться гениям, ответственным за контакт со стороны местных.

Они вошли в лифт. Огрин нервно постукивал пальцами по бедру.

– Слова Яускаса не идут у меня из головы, – сказал он, когда двери раскрылись и офицеры продолжили путь в кают-компанию. – Разумом я понимаю, что он прав, но верить в это просто не могу. Сердце не лежит.

– Насчет специально для нас разработанного мира? – уточнила Хельга.

– Да, – капитан стиснул зубы. – Я сознаю, что Тау, почти наверяка, никакая не драконесса, а бесконечно мудрое и совершенно чуждое нам создание, но сердцем… В душе… – он опустил голову. – Не могу… – прошептал.

– Зря вы так переживаете, Огрин, – заметила врач. – Мы ведь, по сути, ничто иное как устройства сбора и обработки информации. Все, что нам известно о Вселенной, докладывают органы чувств – зрение, слух, обоняние и прочие. А теперь скажите, положа руку на сердце: что проще – построить планету, населенную сказочными созданиями, или заставить гостей с Земли только ВИДЕТЬ сказочных существ?

Капитан вздрогнул.

– Но Яускас…

– Яускас мог точно так же УВИДЕТЬ то, что требовалось – соответствия в генных картах, к примеру, – Хельга усмехнулась. – Думаю, ваша драконица умеет и не такое.

Огрин стиснул зубы.

– То есть, вы полагаете – Тау или другой абориген берет образы из нашей памяти и проецирует их обратно, как голограммы?

– Ментограммы, – уточнила Хельга. – Изображение формирует сам мозг. Да, в целом я полагаю именно так.

Капитан с большим облегчением улыбнулся.

– А видеозаписи? – спросил он весело. – Откуда на записях у Ичиваки облик кентавра? И почему мы все видим ее одинаково, разве ментопроекция не субъективна для каждого?

Хельга горько улыбнулась.

– А откуда вы знаете, что мы – все мы – действительно существуем? Что, если корабль взорвался при торможении, и вы, Огрин, сейчас лежите в коме в дуагейском госпитале, где местные специалисты-телепаты заботливо проецируют вам в мозг, будто экипаж жив-здоров, и катастрофы не было? А что, если драконы охотятся, как вампиры, впрыскивая жертвам ментальное обезболивающее, и ваша сверкающая Тау прямо сейчас медленно вас переваривает?

Улыбка с лица капитана бесследно испарилась.

– Ну, знаете… – он покачал головой. – Это даже не солипсизм, а просто глупость!