Степь. Кровь первая. Арии (СИ)

- Да, найдём, наверное, - ответила Неважна, вопросительно поглядывая на Елейку.

- Найдём, - подтвердила та.

Дануха повернулась к троице и жёстко, показывая кто тут главный, спросила:

- Кличут-то вас как?

- Это Белянка, - опять за всех ответила заводила, - это Звонкий Ручей, ну или просто Звонкая, а я Снежная Буря.

- Ох, ё, - пропела свою любимую присказку Дануха, смеясь, - значит так. Пока вы живёте у меня, я буду звать вас так как порешу, - и она начала указывать клюкой, обзывая каждую, - ты, останешься Белянкой, похожа. Ты, - указала она на постоянно молчащую молодуху, - будешь Молчанкой, а ты, - указала она наконец на говорливую, - будешь у меня Заводилкой, - на что последняя было открыла ров в возмущении и Дануха тут же рявкнула, выпуская из себя спрятанную большуху и пресекая всякие возражения, - и вонялки свои прикрыли.

Молодухи разом глазки опустили, губки прижали и в свои пустые миски уставились.

- Да ладно тебе Дануха, - неожиданно за девок вступилась Неважна, - они и так перепуганы, считай с того света выкарабкались, а ты...

- А я, - заорала на неё большуха, задетая за живое глупой и неуместной репликой, - будет воля отправлю их туда обратно. Ты куда свой нос суёшь, мокрощелка?

Неважна, не ожидавшая такого поворота, от испуга на четвереньках спряталась за спину Елейки. Она же не знала старых обычаев речного бабняка и хоть считала, что знает Дануху, но никогда не сталкивалась с ней как с большухой. А Данухе "репей под жопу попал" и она разошлась уже не на шутку:

- Ты наших обычаев не знаешь, дрянь, так я тебе подскажу. Их большуха обеда лишила. Ты хоть представляешь, чё это значит? - орала она на Неважну, которой уже не видела, но это не имело теперь никакого значения, поскольку касалось всех, - "не важно", - передразнила она девчонку ехидным голосом, - важно. И очень. Чтоб сама большуха бабняка каких-то сраных кутырок еды лишила, надо было натворить очень серьёзно и творили не эти две, а вот та, - и она указала клюкой на Заводилку, - а эти две просто за ней хвостиком бегают да в задницу заглядывают. Вот Елейка, жопа хрома. Ещё по весне не грознее вот этой Молчанки была при Зорьке. Тиши воды ниже травы. И ещё там две губошлёпки с ими. Ты знаешь сколько они мне крови попортили и пакостей наделали, - и Дануха уставилась на Елейку, которая тоже, как и новенькие потупила глазки, но при этом не сдерживая растянувшейся улыбки, - сколь раз я их наказывала, но никогда дело не доходило до отбора еды. Ибо баловство было безобидное. Хотя за одних дохлых кротов на грядке, поубивать надо было всех четверых к маньякам собачим. А заводилой у них была Зорька, сучка мерзкая, такая же дрянь, как и эта, - она опять ткнула клюкой на Заводилку, - и знаешь во чё та тварь выросла? - спросила она уже обращаясь к Елейке.

Елейка удивлённо уставилась на Дануху, перестав улыбаться, думая мельком, с чего это она старое вспомнила да на Зорьку кидается. Взяла и тут же ответила, как будто кто-то ждал от неё ответа:

- Её с нами не было. Краснушку видела, Малхушку видела, а Зорьку не видела.

- Ещё б, - вообще взбесилась Дануха вскакивая на ноги, - твоя грёбана подружка, которую ты не видела, нынче в жёнах у самого атамана нелюдей ходит. Первой женой и единственной. В логове его живёт. Она спит и любится со зверем, который весь наш род под корень пустил. И навалить ей огромную кучу на вас всех.

От этой новости у Елейки челюсть отпала и глаза вывалились. После этого она похоже уже ничего не слышала и тем более не соображала.

- И ты хочешь у меня на груди ещё одну такую сучку пригреть, - вновь тыкая клюкой в направлении выбранной жертвы, орала Дануха.

Елейка выпала из реальности, она потерялась, она не верила в то, что услышала. Не хотела в это верить.

- А ты, девка, - навалилась вековуха уже на Заводилку, которая похоже уже намочила со страху шкуру под собой, - запомни. Или я тебя сломаю душевно, и ты станешь одной из нас и равной каждой, или я тебя сломаю по-настоящему. Просто хребет сверну и выкину. Мне твои заводные закидоны ни в титьку не упёрлись. Я Зорьку в родах принимала, всю жизнь на моих глазах росла и то, как доберусь, зубами глотку вырву, а тебя дрянь просто прихлопну, как муху говённую.

Она остановила разнос, отдышалась и продолжила, чуть спокойнее, но видно было, что всё ещё кипя внутри:

- Поживёте несколько дней одни, пока братец мой колдун не явится. Мешать не буду. Меж собой судите, но коль эта будет вас подбивать бежать, - она уже обращалась к двум подругам Заводилки, - шлите её на мужицкий бугор в штанах, мелкими шагами, пусть бежит, топчется, - и перехватывая клюку другим концом и показывая волчий хвост, покачивая им у них перед носом, - моим волкам ужин будет.

Наконец Дануха резко выдохнула и спокойно, как будто даже не орала ни разу, видимо спустила пар до конца, проговорила:

- Всё. Злые вы, ако звери. Поду я от вас, обед готовить.

Но никуда не пошла, оставшись на месте и впав в глубокую задумчивость. Стало тихо. Потом заговорила незнакомым голосом одна из молодух. Дануха не видела кто. Она стояла к ним спиной, но почему-то сразу подумала, что это Молчалка, так как до этого времени голоса её не слышала.

- Кусок говна сушёного мы большухе в котёл закинули, за это и без обеда остались. И вовсе не Буря идею подала, а я. Правда закидывала она. И не просто так из баловства, а за дело.

И тут Дануха почему-то пожалела девок. Подумала, что зря, наверное, наорала. Сорвалась. И Елейки не надо было рассказывать про Зорьку. Ох, не надо было. Потом заговорила Неважна, притом почти шёпотом:

- Елей, а Зорька твоя подруга была?

- Лучшая, Неважна, - ответила грустно Елейка, - лучше не бывает.

- А как же она... может силой?

- Не знаю сестра. Пока сама не увижу, не поверю.

-Простите меня сестрёнки дуру вековую, - проговорила неожиданно устало и как-то по-старчески Дануха, - чё то накопилось. Сорвалась. И вы не бабняк, и я уж не большуха. Ты прости меня Неважночка. Не знаешь ты речных нравов и не надо тебе их знать. И ты Елейка прости. Не надо было тебе говорить про Зорьку. Сама верить не хочу. Не такая наша Зорька. Не могла она. И вы девки простите, - обратилась она уже к новеньким оборачиваясь. - будьте как дома. Да почему как? Дома мы вам выстроим, да сестрёнки?

- Конечно, - еле слышно поддержала её чуть не плачущая, моментально растроганная Неважна, выглядывая из-за плечика Елейки.

- К нам просто так никто не попадает. Значит и вас к нам Троица донесла. Не будет у нас больше бабняцкой жизни. Надо новую строить без баб и большух. Надо.

Она помолчала, продолжая одна стоять из всех. Потом так же молча оделась и ушла.

Они.

Клип двадцатый.

Помойка.

Молодух поселили в Данавенском шатре. Одели, хоть и не по размеру, а чуть просторней, но зато тепло и добротно. Кормили сытно, даже закармливали. Дануха, всех троих пристроила к себе на кухню в помощницы. Принеси, отнеси, помой, почисти и так далее, ну а раз при кухне, то кроме своей пайки и ещё кое-что перепадало. Все постепенно начали к ним привыкать, как не с того ни с сего, где-то за два дня до появления в лагере Данавы, они сбежали. Все трое. Притом, прихватив с собой изрядное количество продуктов из кладовой. Голубава с Елейкой хотели было по следам догнать, на что Дануха только облегчённо улыбнулась и сказала:

- Да, уд с ними, дурами, сами под Черту подлезли. Как припёрлись, так упёрлись. С них всё равно б толку не было. В башках ветер любые здравые мыслишки напрочь выдувает.

- А если поймают их, и они на нас наведут? - не успокаивалась Голубава.