Небо в зеленой воде (СИ)

Я замерла, сглатывая душащие слезы, понимая, что сопротивление пробудит обычную ярость, и я ненароком сотру с лица Земли хрупкий номер. До чего осторожной я теперь стала. Старательно смахивая пальцами ручейки с щек и не издавая ни звука, я ждала, что он скажет, но он молчал, медленно приближаясь, я чувствовала его, каждый сантиметр полета, а затем теплое дыхание на затылке, приводившее в легкое движение пряди моих подсыхающих волос. Он пах пьянящим холодом и морозным теплом, и еще хрустальной водой сошедшего с ледника потока. Мужские пальцы коснулись моих плеч осторожно, будто привыкая, я не хотела оборачиваться, боялась, что он увидит мое зареванное лицо, и что в его взгляде будут ненависть и отвращение. Его дыхание обдало кожу жаром, и мурашки побежали по телу взбудораженной стайкой.

- Я очень испугался за тебя, едва успел. Второй раз за эту жизнь для моих нервов уже многовато, - шепнул он над ухом грустно-вкрадчивым голосом, и я ощутила, что его губы совсем близко. По телу попеременно проходили то озноб, то спасительное тепло, и я никак не могла сосредоточиться на происходящем, просто впитывала в себя странность этого мгновения. Я судорожно вздохнула, когда его губы коснулись моего виска, затем щеки и шеи, предчувствуя, но не веря. Разум понимал, что его ласки ничем не отличаются от ласк других мужчин, но я их ощущала как нечто особенное, словно восьмое чудо света, словно волшебство, накрывшее меня полупрозрачным крылом.

Даниэль легко развернул меня к себе в воздухе, принуждая смотреть в глаза, притягивая своим гипнотическим взглядом. Я с трудом дышала от нахлынувших эмоций, чувствуя его сильные руки, обвившиеся вокруг меня, притягивающие ближе, но не находила в спокойном лице и толики злости или раздражения, в данный момент им владело нечто другое, то что сразу идентифицировать не удавалось.

- Ты все еще боишься меня? - всматриваясь и не отпуская, спросил он, ища во мне испуг от прошлых предательств.

Слезы высохли, скорее всего, от неожиданности. Я с трудом заставила себя отвечать, голос охрип, язык заплетался.

- Теперь боюсь себя, - озвучила я чистейшую правду. Меня испугала собственная реакция на его действия, я давно уже вышла из возраста неопытной юной девушкой, но внутри все вибрировало, а затем останавливалось каждым касанием Даниэля, по венам медленно растекался горящий лед, и тело льнуло к нему все ближе, словно происходило первое в моей жизни сближение с мужчиной. Но ТАКОЕ действительно происходило со мной впервые. Ранее я даже не подозревала, что способна поддаться столь бурным эмоциям, что вообще в состоянии их испытывать.

- Тогда почему ты дрожишь? - Его ладонь скользнула по моей шее, приручая, успокаивая.

- Стараюсь позабыть хоть на время, кто есть я, кто есть ты - кто есть мы, - еле слышно прошептала я. Он провел пальцами по моей щеке, стирая следы постыдных слез.

Я не стала ждать его ответа, отбрасывая все правила и принципы, зная, что краду эти минуты у несправедливой жизни, временно отнимаю то, что, по правде говоря, мне никогда не принадлежало. Мои губы, прильнувшие к единственным в мире желанным губам, вспыхнули, разнося горячие стрелы по всему телу. Стрелы пронзали сердце, побуждая его колотиться быстрее, оставляли слабость в ногах и блокировали мозг, настойчиво твердивший, что слишком много обстоятельств не сходилось в сложной мозаике судьбы для того, чтобы я так беспечно поддавалась собственным чувствам. Я знала, что есть его белокурая женщина, знала, а скорее даже ощущала всем существом неспособность англичанина разделить мои чувства (этот вывод красной линией проходил сквозь все прожитые нами жизни), знала, что нам грозит смерть, и на плечах тяжелым грузом лежит уничтожение очередной цивилизации. Но сейчас ничто не могло меня остановить, разве что несогласие самого англичанина, но он ответил с той эмоциональностью, какую я бы никогда не рассмотрела за панцирем отстраненно-равнодушного поведения. Я тонула в этом поцелуе добровольно, ликуя от того, что он согласен тонуть сегодня вместе со мной.

Говорят, чувства окрыляют людей, и они словно парят в воздухе, в отличие от них мы парили на самом деле. Поцелуи между полом и потолком лишили меня остатков разума, я желала лишь пронести их с собой через вечность. Банный халат соскользнул вниз, и пламя касаний обожгло мою обнаженную кожу. Физические прикосновения смешались с прикосновениями силы, он не просто обнял мое тело, а обнял всю меня без просвета, каждый миллиметр кожи. Я дышала нежностью, я пила ее, я купалась в ней и отдавала ее без остатка. Мне казалось, что всю вселенную заполнил Даниэль, ее новые звезды вспыхивали, как его глаза в полумраке комнаты, ее солнечные системы вращались вокруг его сердца, колотившегося под моими ладонями, и сквозь вакуум космоса лилось его дыхание. Смуглые мужские руки трепетно порхали по телу, проникая прямо в душу, оставляя на ней несмываемые клейма. Нет, в нем не стало меньше холода, просто он временно приподнял надо мной ледяную завесу. Я всегда принадлежала ему, все наше странное существование, и сейчас упивалась его временной физической принадлежностью мне. Утро краснело как маков цвет, смущенно подглядывая за нами. Я плескалась в волнах удовольствия, забыв обо всем, ничего не видя вокруг, не соображая, где пол, а где потолок, лишь иногда поворачиваясь к нашим теням, сливающимся на стене в одно, я интерпретировала все как нереальность, как морок, поразивший меня. Сила обволакивала и вилась в нас и по всей комнате, выпустив во все стороны отростки, упиралась в стены номера, поднимая в воздух мелкие предметы. Вокруг нас плыли альбом, подушки, карандаши, расческа, тюбики и множество всего остального, искрясь и переливаясь, будто тонули в толще серебристо-серой жидкости. Мир замер, даруя мне меньшее, в расчете на то, что я не буду претендовать на большее.

Выбираться из забытья оказалось непросто, осознанно обманываться иногда бывает так приятно, но самое желанное утро за все мое существование стремилось побыстрее отрезвить меня, процеживаясь пронзительными алыми лучами в комнату. Не желая поддаваться, я старалась оттянуть неминуемое пробуждение, даже когда звуки проснувшегося города достигли ушей, уткнувшись в горячую мужскую грудь, я училась ни о чем не думать. 'Еще минуту, еще секунду', - уговаривала себя.

Уставшим телам в итоге все же понадобилась опора, мы лежали на полу, и он, зарывшись лицом в кудри моих волос, водил теплой ладонью по моей талии.

- Я был не точен в прошлый раз, еще ты пахнешь медом, - выдохнул он мне в макушку. Голос прошел сквозь меня, резонируя со сбившимся с ритма сердцем. Мы лежали так очень долго, совершенно безразличные к готовому разрушиться, благодаря нам, внешнему миру. Но человеческий разум оказался настырным, возвращая понимание и смахивая наваждение.

- Наверное она пахнет лучше, - в конце концов произнесла я. Реплика повисла в воздухе. Он словно окаменел, и долгую минуту пришлось в одиночку бороться с напряженной тишиной.

- Девочка, ну почему тебе все нужно объяснять словами, - вздохнул Даниэль. Я подняла голову к его лицу, не понимая, в то время как на меня уже набросились все мыслимые и немыслимые угрызения совести. Нет, я ни о чем не жалела, сегодня я была счастлива как никогда за все прожитые тысячелетия, но в нем по прежнему не ощущалось равнозначного отклика, лишь только крохотные искры чувств, словно я пыталась добиться пламени от залитой водой зажигалки.

- Ее больше никогда не будет. Пришлось ей все рассказать.

- 'Все' звучит чересчур уж пугающе и самонадеянно. И, ради Бога, не надо объяснять, я тебе не священник и не жена, - отрезала, приподнимаясь. Вот и все, кажется, протрезвела окончательно, хотя вдохи бережно хранили запах Даниэля, стараясь запечатлеть его в памяти навсегда. Я действительно не горела желанием слушать, как он все объяснял своей блондинке, и спасительную ложь о том, как теперь все для него поменялось. Понимала, что для мужчины, лежащего рядом, я не значу и сотой доли того, что он для меня, потребностей тела никто не отменял, но они не способны будить то, что находится вне пределов физического мира. Я ждала, что он разозлится, как всегда в ответ на мои заносчивые и едкие слова, я фыркну и отвечу тем же, и таким образом все вернется на круги своя, наши сложные, но не близкие ранее отношения запечатаются в привычные рамки. Но не тут-то было, в воздух вырвался грудной смешок, а сильные руки прижали меня крепче к мужскому телу.