Смерть по имени сон

– Это не поможет, – вздохнул Кай, печально качая головой.

– Почему нет? – непонимающе спросила она, держа в руке «вещую птицу».

– Его ничто не исцелит.

– Скажи мне, я ведь не совсем пропащий человек, Лунзи? Скажи мне! – Великан так размахивал руками, что она не могла установить «вещую птицу».

– Он больше не чует запахи Иреты, – объяснил Кай, все ещё качая головой и в то же время не в силах сдержать кривую улыбку перед подобным лицедейством.

– Он что? – Лунзи прекратила попытки осмотреть Дименона и вдруг сообразила, что у неё не было времени надеть собственные носовые фильтры.

Да, она тоже больше не чувствовала ароматы Иреты. – Черт! – Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. – Что, приехали?

Дименон, подвывая, обвил её колени руками.

– Ох, Лунзи, бедные мы, несчастные! Скажи, вернется ли ко мне мой нюх?

Ведь когда-нибудь я снова окажусь в нормальном воздухе. Ох, только не говори мне, что я никогда не буду способен учуять в воздухе ни один запах…

– Амброзианский теневой краб в иной ипостаси ещё окатит тебя водой, – пробормотала Лунзи сквозь зубы. Ничего не оставалось, как доиграть свою роль в этом представлении. Она взяла Дименона за руку и нащупала пульс, посмотрела «вещей птицей» один глаз, потом – второй. – Если акклиматизация окажется постоянной, ты сможешь установить в своей каюте ирето-воздушный кондиционер. Инженеры на «АРКТ-10» всегда горят желанием обеспечить индивидуальную атмосферу для необычной человеческой мутации.

Дименон сделал вид, будто действительно ей поверил, но другие смеялись так, что он в конце концов тоже принял в этом участие.

Несмотря на введение в должность Клейти и Териллы в качестве регистраторов, пропажи со склада не прекращались. И пропало больше, чем девочки заметили: некоторые жизненно необходимые и незаменимые элементы снаряжения.

Связывая это обстоятельство со все более странным поведением «тяжеловесов», Лунзи решила, что это дело их рук. Судя по ассортименту похищенного снаряжения, они, похоже, намеревались уйти из группы. Они физически подготовили себя к опасностям Иреты. Но, как призналась себе Лунзи, обычно, захватывая планету целиком, «тяжеловесы» действовали иначе.

Возможно, у неё просто разыгралось воображение. Здесь было только шесть «тяжеловесов», а этого для колонизации целой планеты маловато.

Но в системе все ещё оставались теки, да и рикси тоже. А это означало, что система уже открыта и попадает под конвенцию. «АРКТ-10» должен был вскоре вернуться, чтобы забрать их, и если «тяжеловесы» пожелают в оставшееся время дать волю своим основным инстинктам – не велика потеря.

Оставались пять квалифицированных геологов, а также она, Тризейн, Портегин и дети могли помочь Вариан завершить её часть исследований.

Вместе с Боннардом, исполнявшим обязанности секретаря Вариан, Лунзи помогала Тризейну в изучении свежеобнаруженных аномалий во флоре и фауне Иреты, не переставая при этом думать о возможных переменах в лагере.

В тот день первоочередной задачей было завлечь Данди в биолабораторию, чтобы Тризейн мог измерить его голову и конечности, а также взять образцы шерсти и кожи этого смешного создания. Когда Тризейн вырезал кусочек клеточной ткани из его мохнатых ушей, зверек брыкался и свиристел. Лунзи вернула Данди в клетку и вознаградила его сладкой травкой. Некоторое время она постояла, успокаивая и лаская малыша, а потом вернулась к Тризейну, который сидел, в удивлении уставившись в сканер. Он подозвал Лунзи.

– Все-таки есть в этой планете что-то не правильное, – вздохнул он. – Ты только сравни эти два слайда. Один – ткани морского бахромника, другой – нашего маленького травоядного.

Лунзи послушно взглянула. Он был прав, структуры имели совершенно различную биологическую природу.

– Судя по пищеварительной системе, квадратный морской бахромник на этой планете, безусловно, родной, а Данди и его друзья – чужаки. И у меня появилась одна теория насчет примитивных дрожжевых грибков, которые мы тут наблюдали. – Тризейн заговорил лекторским тоном. – Мне все время не давало покоя ощущение, будто я вижу в этих формах что-то знакомое.

– Как это может быть? – спросила Лунзи, задумываясь. – Я поверю, что если подобны бахромнику, но я никогда не видела ничего похожего на Данди.

– Это потому, что Данди – первозданная модель животного, к которому ты привыкла на современной его ступени эволюционного развития: это лошадь.

Земная лошадь. Вид не только пятипалый, но и непарнокопытный.

– Это невозможно!

– Боюсь, другого объяснения нет, хотя это и не открывает, как эти животные оказались здесь. Такой зверь не мог развиться на этой планете, но вот он.

– Кто-то, должно быть, переселил сюда животных, – предположила Лунзи.

– Точно, – подтвердил её догадку биолог. – Если бы я игнорировал контекст и изучал только образцы, которые у меня были – сначала от Баккуна, а потом от нашего маленького дружка, – я сказал бы, что это гиракотериум – вид, который исчез со старушки Земли миллионы лет назад!

Его прервал шорох саней. Лунзи поспешила к распределительному щиту, чтобы встретить Вариан и Боннарда. Она сообщила им, что у Тризейна есть новости, которыми он хочет поделиться. Это был триумф ксенобиолога, и он мог позволить себе получить удовольствие лично. Рассеянный ученый редко вылезал из своей лаборатории, разве что для приема пищи или чтобы заглянуть к Лунзи или Каю, и был мало знаком с прочими членами команды.

К удивлению его маленькой аудитории, он продемонстрировал архивные рисунки гиракотериума из своей коллекции палеонтологических файлов. Не оставалось никаких сомнений – Данди был безусловной копией древнего животного Земли, жившего в олигоценовую эпоху.

– А давайте-ка посмотрим, не найдем ли мы здесь ещё какого-нибудь сходства, кроме того, что они покрыты шерстью, – предложила Вариан, подводя Тризейна к экрану и усаживая биолога смотреть свои видеозаписи с золотистыми летунами.

Тризейн пришел в восторг, увидев, как грациозные создания выполняют в воздухе свои акробатические трюки.

– Конечно, без полного анализа ничего нельзя сказать определенно, но эти, несомненно, напоминают птеранодонов!

– Птеранодон? – скорчил рожу Боннард.

– Да, птеранодон, разновидность динозавра, не правильно, конечно, названная, поскольку это создание теплокровно…

И он один за другим идентифицировал генотипы зверей, которых запечатлели Вариан и другие. Каждый из обнаруженных на Ирете образцов соответствовал какой-либо голограмме и прилагавшемуся к ней описанию из палеонтологической коллекции Тризейна. Биолог указывал на разные мелкие эволюционные детали, но различия были пренебрежимо малы.

Клыкомордый оказался тираннозавром, Мэйбл и её родня – гребенчатыми гадрозаврами, травоядные трясинные жители – стегозаврами и бронтозаврами.

Биолог приходил во все большее беспокойство. Он не мог поверить, что эти существа живут по ту сторону завесы, которую он никогда не пересекал. И когда Вариан выдала ему для просмотра свои видеозаписи, он гневно погрозил пальцем экрану:

– Этих животных сюда переселили.

– Но кто? – выдохнул Боннард, широко открыв глаза. – «Другие»?

– Разумеется, их переселили теки, – уверил мальчика Тризейн.

– Габер говорит, что нас тоже переселили, – добавил Боннард.

Тризейн, более мягкий по натуре, был скорее огорчен, чем потрясен этим предположением. Он укоризненно взглянул на Вариан.

– Нас не поселили здесь, Тризейн, – заверила его молодая руководительница, наградив Боннарда гневным взглядом.

Кая спешно вызвали с края континентального щита, чтобы и он выслушал умозаключения Тризейна, оставив Баккуна на горном кряже одного. Вариан хотела, в частности, оторвать Кая от «тяжеловесов», ибо ко времени его возвращения Тризейн преподнес ей ещё более волнующую новость.

Паскутти попросил Тризейна исследовать мясо и шкуру клыкомордых на токсичность, и вопрос этот был не просто праздным. В тот день Боннард отвел Вариан к «особому месту» Баккуна. Оно оказалось неровной грунтовой площадкой, на которой среди камней лежало пять черепов и почерневшие кости клыкомордов. Теперь у Вариан были видеозаписи, подтверждавшие акты этой пугающей жестокости.