Избранные сочинения в 2 томах. Том 1

Студент мучительно ломал голову.

— Надеюсь, что эти приключения навсегда отбили у вас охоту заниматься нефтеразведкой? — неожиданно обратился к нему Васильев.

Синицкий обрадовался:

— Нет, Александр Петрович! Совсем наоборот. Теперь меня от такого дела, как говорится, за уши не оттащишь. — Он бодро встал, прошелся по берегу и насмешливо протянул: — Да-а, всякие бывают приключения! Кстати, мне кажется, что это не остров Робинзона Крузо. Там, насколько я помню, росли пальмы и бананы… А здесь…

— Вы недовольны? — равнодушно спросил Васильев.

— Да как вам сказать… внизу было уютнее, — в тон ему заметил студент, пряча улыбку. — Но, конечно, несколько душно.

— Вот и дышите! Я уже осмотрел эти камни. К сожалению, здесь, кроме воздуха, вы не найдете ничего более существенного.

— Я это и предполагал, — сказал Синицкий, стараясь не показать своего беспокойства. — У нас ничего нет, Александр Петрович?

Васильев отрицательно покачал головой.

— Значит, обойдемся, — с деланной беспечностью сказал студент, заметив тревогу на лице Васильева. — Будем считать, что только в книгах сердобольные романисты обычно дают потерпевшим кораблекрушение ящик сухарей и бочонок воды… Они понимают, что без этого нельзя. Посади Робинзона на такой остров, он на тридцатой странице и помрет.

— Чудак вы, Синицкий! — Васильев улыбнулся. — Не можете без шуток. Да понимаете ли вы наше положение?..

— Мне кажется, что да, — спокойно ответил студент.

— Неизвестно, сколько дней будет висеть этот туман, — продолжал Васильев. — Если не найдут первый шар, то едва ли и нас будут искать.

— Я тоже так думаю.

Мурлыкая себе под нос, студент подошел к цистерне, заглянул в люк, ощупал выходящие из шара контакты и сказал:

— Честное слово, Александр Петрович, я до сих пор не могу придти в себя от изумления. Как это вы здорово придумали — замкнуть рубильник изнутри шара!

Васильев промолчал. Он сидел на песке и задумчиво один за другим бросал камешки в воду. Они низко летели над волнами и с звонким плеском скрывались под водой. Ему нравились эти короткие, четкие всплески, похожие на цоканье лошадиных копыт.

— Александр Петрович, — не унимался Синицкий, — мне кажется, что за половину крохотной булочки — знаете, такие бывают поджаристые, с тонкой корочкой — я бы отдал полжизни…

— Молчите, Синицкий!.. Иначе я вам предложу целую, чтобы вы с жизнью совсем распростились.

— Ну, не буду. Все! — Синицкий умолк.

Гремела галька. Шипели пенящиеся волны.

— Но как подвести понтоны?.. — как будто спрашивая самого себя, прошептал Васильев.

— Вы о чем, Александр Петрович? — спросил озадаченный Синицкий.

— Тысячи тонн нагрузки… Как поднять? — продолжал Васильев.

Юноша решил отвлечь его от печальных мыслей. Он подвинулся к Васильеву и мечтательно заговорил:

— Вы знаете, Александр Петрович, иногда мне кажется, что все-таки остались на земле романтические приключения. Конечно, очень трудно поверить, что в век атомной энергии, радиолокации, ракетных двигателей два человека вдруг оказались на необитаемом острове. — Синицкий вздохнул. — Слово-то какое — «необитаемый»! Я о нем только в детстве слышал…

— Насколько я понимаю, ваше детство окончилось совсем недавно, хмуро заметил Васильев.

Через минуту он посмотрел на цистерну и увидел, что из люка торчали ноги Синицкого.

Наконец студент вылез из шара и вытащил оттуда аппарат ультразвуковой локации, длинный хобот которого тут же уперся в песок.

— Я думаю, Александр Петрович, — со смущенной улыбкой начал Синицкий, — что если бы у вас была возможность выбирать, то вместо этого аппарата вы все-таки взяли бы ящик сухарей, как это делали наши старые знакомые — опытные, видавшие виды мореплаватели.

Васильев молчал.

— Не хотите ли этим заняться? — сказал он через минуту и протянул Синицкому несколько проволочных колец, скрепленных между собой. — Нури утверждает, что его головоломки отвлекают от неприятных мыслей.

— Прекрасно! По-моему, это самое подходящее занятие в нашем положении, — согласился студент и взял у Васильева кольца.

На острове стояла тишина.

— Александр Петрович, — наконец нарушил молчание Синицкий, углубившись в разгадывание проволочного фокуса, — вопрос можно?

— Ну?

— Сколько верблюд может жить без пищи?

— Несколько месяцев.

— Завидный пример! — Синицкий вздохнул. — Несколько месяцев… Верблюд… «Он живет среди пустынь. Ест невкусные кусты». — Студент вынул из кармана магнитофон и подкинул его на руке. — Ну и положение! Нарочно не придумаешь!.. И что, главное, обидно: начнешь рассказывать — никто не поверит… Честное слово, не поверит!

— Вы и этим недовольны?

— Ну еще бы!.. Разве я мечтал когда-нибудь попасть в герои приключенческого романа? А получилось… Только уж очень странно. Вроде как судьба решила посмеяться над нами. Подумать только: посадить такого конструктора и студента, почти геолога, — Синицкий скромно улыбнулся, — посадить на голые камни и дать им в руки два аппарата: «Вот, мол, вам чудеса техники. Посмотрим, как вы будете выкручиваться…» Обидно даже говорить!

Синицкий замолк, потом постучал пальцем по стеклянному экрану аппарата:

— А еще обиднее сознавать, что в нашем положении эта высокая техника не стоит… той булочки… поджаристой, с розовой корочкой!

Глава 23. ТУМАН НАД КАСПИЕМ

Капризно и беспокойно Каспийское море. Редко, очень редко выпадают тихие, штилевые дни… В такой день летчику, привыкшему к своей коротенькой трассе Баку — Красноводск, хочется пролететь над самой водой и, высунувшись за борт кабины, полюбоваться отражением своего самолета.

Такие дни надо отмечать в календаре красным, как праздничные, если бы только знать, когда они будут… Впрочем, и в такой день к вечеру подует ветерок — сначала робкий, неуверенный, а через час, глядишь, разбушуется так, что тот же летчик, уже на обратном пути, с тревогой сжимает ручку управления самолетом, стараясь забраться повыше…

Бывают и другие причуды у Каспия… Иногда он кутается в теплую шубу. Густой белый туман накрывает его с головой. Взглянув на карту, вы можете представить себе, что его усатая голова находится около устья Волги…

Летом и ранней осенью подобные капризы бывают редко. Но надо же было случиться, что именно в начале октября, когда происходили все описываемые здесь события, Каспий вдруг начал окутываться туманом.

Летчиков это не беспокоило: они могли идти над морем слепым полетом, включив автопилот и полукомпас. Дорога насквозь просвечивалась невидимыми лучами радиомаяков. Путь безопасен, идешь как по рельсам!.. Но искать пропавший шар в тумане нелегко. Как его увидишь? Он такой же белый, как и туманная пелена…

Густой туман опустился и над островом. Синицкий сидел на камне, глядя на тусклое солнце. Оно казалось электрической лампочкой, просвечивающей сквозь толстый слой пара, как в бане. Было так жарко, точно остров находился под тропиками.

Воды у новых островитян было достаточно. Вот уже несколько часов без перерыва работал перегонный аппарат, «изобретенный» Васильевым. Но это только вода! Синицкий думал о другом: вот уже два дня он и Васильев ничего не ели.

Над гребнями волн взлетали бакланы, похожие на хлопья пены. Иногда нет-нет и блеснет в клюве птицы трепещущая рыбешка…

С жестокой завистью смотрел на них Синицкий. Он думал, что через несколько дней, если придется сидеть на этом голодном острове, он уже будет мечтать о том, с каким невероятным наслаждением вонзил бы зубы в еще теплое тело крючконосой птицы…

Огненный солнечный шар, казалось, вот-вот сорвется вниз: он постепенно обрастал темно-красными облаками, они как бы тянули его за горизонт, понемногу обрывая дрожащие нити — лучи.

Неподалеку от Синицкого сел баклан. Птица держала в кривом хищном клюве поникшую рыбешку и посматривала на человека злыми, настороженными глазами. Синицкий медленно пополз к ней. Баклан взмахнул крыльями и перелетел на другое место… Человек снова двинулся за ним. Баклан равнодушно оглянулся и улетел…