Последний замок (сборник)

— Пять тысяч лет! — воскликнул голос. — Пять тысяч лет, а эти несчастные все еще враждуют! Время не научило их мудрости? Тогда следует использовать более сильные средства. Рогол Домедонфорс научит их мудрости. Смотрите!

Снизу послышался гром, сотни мощных ударов. Юлан Дор и Элаи заторопились к окну и посмотрели вниз. Потрясающее зрелище увидели они на улицах.

Десятифутовые павильоны, ведущие в подземелья города, распахнулись. Из каждого выползло по большому щупальцу из черного прозрачного желе, похожего на вещество движущихся дорог.

Щупальца поднялись в воздух и выпустили сотни отростков, которые начали преследовать бегущих в панике жителей Ампридатвира. Они хватали людей, срывали с них одежду, серую и зеленую, проносили по воздуху и швыряли на центральную площадь. В холодном утреннем воздухе население Ампридатвира предстало совершенно обнаженным, нельзя было отличить серых от зеленых.

— У Рогола Домедонфорса теперь большие сильные руки, — воскликнул громовой голос, — крепкие, как сталь, вездесущие как воздух.

Голос доносился отовсюду и ниоткуда.

— Я Рогол Домедонфорс, последний правитель Ампридатвира. До какого же состояния вы пали! Жители лачуг, пожиратели грязи! Смотрите — я мгновенно восстановлю все разрушенное за пять тысяч лет!

Щупальца отрастили тысячи дополнительных приспособлений — жесткие роговые резаки, жерла, изрыгавшие голубое пламя, огромные черпаки, и на каждом из них вырос на стебельке глаз. Они метались по городу, и везде, где что-то обрушилось или виднелись другие следы времени, щупальца копали, резали, жгли, плавили, доставляли новые материалы. После них оставались новые сверкающие поверхности.

Многорукие щупальца собирали обломки веков; нагруженные, они проносились высоко в воздухе чудовищной катапультой, выбрасывавшей мусор далеко в море. И везде, где была серая или зеленая краска, щупальца заменяли их новыми яркими цветами.

По улицам катилась многоликая волна, устремлялась в каждую башню, в каждый дом, на каждую площадь и в каждый парк — уничтожая, разбирая, строя, чиня, восстанавливая. Рогол Домедонфорс схватил Ампридатвир и завладел им, как дерево хватает корнями землю.

И через несколько мгновений прежние развалины заменил новый Ампридатвир, сверкающий, блестящий город, гордый, неустрашимый, бросающий вызов красному солнцу.

Юлан Дор и Элаи, ошеломленные, чуть не теряющие сознание, следили за обновлением. Неужели все это возможно? Неужели можно уничтожить город и в мгновение ока построить на его месте новый?

Руки из черного желе метнулись по холмам острова, нырнули в пещеры, в которых лежали сонные переваривающие пищу гауны, схватили их, вытащили на воздух и подвесили над съежившимся Ампридатвиром — сотню гаунов на ста щупальцах, словно ужасные плоды страшного дерева.

— Смотрите! — прогремел голос хвастливо и дико. — Вот кого вы боялись! Смотрите, как обойдется с ними Рогол Домедонфорс!

Щупальца мелькнули, и дергающиеся, извивающиеся гауны пролетели над городом и упали в море.

— Он сумасшедший, — прошептал Юлан Дор Элаи, — долгий сон повредил его мозг.

— Смотрите на новый Ампридатвир! — гремел могучий голос. — Вы видите его в первый и последний раз. Теперь вы умрете! Вы оказались недостойны прошлого — недостойны поклоняться новому богу Роголу Домедонфорсу. Эти двое, рядом со мной, будут основателями новой расы...

Юлан Дор смотрел встревоженно. Что? Им предстоит остаться одним в пустом Ампридатвире под контролем безумного сверхсущества?

— Нет!

Одним движением он выхватил меч и, погрузив его в цилиндр с желе, пронзил мозг, рассек его стальным лезвием.

Ужаснейший звук, никогда прежде не слышанный на Земле, потряс воздух. Мужчины и женщины сходили с ума на площадях.

Щупальца Рогола Домедонфорса по всему городу забились в лихорадочной агонии, как дергает лапками раненое насекомое. Великолепные башни рушились, крики жителей прорезали грохот катастрофы.

Юлан Дор и Элаи побежали на террасу, где оставили воздушную лодку. За ними слышался хриплый шепот:

— Я... еще... не мертв. Если... все мои мечты... разбиты, то я... убью... и вас двоих...

Они прыгнули в лодку. Юлан Дор поднял ее в воздух. Невероятным усилием одно из щупалец, прекратив хаотические движения, метнулось, чтобы перехватить их. Юлан Дор увернулся, бросил лодку в небо. Щупальце устремилось за ними.

Юлан Дор до передела отвел рычаг скорости, ветер запел и засвистел вокруг машины. А вслед за ней летела дрожащая рука умирающего бога, стараясь раздавить мошку, причинившую ему такую боль.

— Быстрее! Быстрее! — молил Юлан Дор машину.

— Выше, — прошептала девушка, — выше — быстрее...

Юлан Дор поднял нос лодки круто вверх, но черное щупальце следовало за ней — черная дуга, подножие которой — в далеком уже Ампридатвире.

Но тут Рогол Домедонфорс умер. Щупальце превратилось в облако дыма и медленно рассеялось над морем.

Юлан Дор продолжал лететь на полной скорости, пока остров не превратился в дымку и не исчез в море. Только тут он замедлил скорость, перевел дыхание и позволил себе расслабиться.

Элаи неожиданно упала ему на плечо и истерически разрыдалась.

— Тише, девочка, тише, — успокаивал ее Юлан Дор. — Мы спасены; мы навсегда покидаем этот проклятый город.

Она успокоилась и скоро спросила:

— Куда же мы теперь полетим?

Юлан Дор расчетливо и с некоторым сомнением осмотрел летающую машину.

— Кандайв не получит никакой магии. Но у меня будет что рассказать ему. Может быть, он останется доволен... И, конечно, он захочет летающую лодку. Но мы еще посмотрим, еще посмотрим...

Девушка прошептала:

— А нельзя ли нам просто лететь на восток? Все лететь, лететь и лететь, пока не найдем место, где встает солнце, и хороший луг, и фруктовые деревья возле него?..

Юлан Дор посмотрел на юг и подумал о Кайне с его тихими ночами и окрашенными в цвет вина днями, о просторном дворце, в котором он живет, о лежанке, с которой он будет смотреть на воды залива Санреаль, на старые оливковые деревья, на суматоху праздничных дней...

И сказал:

— Элаи, тебе понравится Кайн!

ГВИЛ ИЗ СФЕРЫ

Рождение маленького Гвила, очень непохожего на своих родителей и других жителей селения, было причиной постоянной досады для его отца. Внешне совершенно нормального ребенка все время мучила странная жажда необычного. Говорили, что его кто-то заколдовал еще во чреве матери. Часто при самом незначительном волнении мальчик как-то странно хохотал, и это очень развлекало окружающих. Когда Гвилу исполнилось четыре года, он начал задавать странные вопросы:

— Почему у квадрата больше сторон, чем у треугольника?

— Почему мы ходим в темноте и не спотыкаемся постоянно?

— Растут ли в океане цветы?

— Почему, когда ночью идет дождь, звезды не шипят?

На все это отец сердито отвечал:

— Таковы законы философии, и квадраты с треугольниками им подчиняются! — Или: — Мы находим путь на ощупь. — Или: — Я над этим не задумывался. Что там на дне, известно только Хранителю! — Или: — Не знаю, ведь звезды выше даже самых высоких облаков!

Когда Гвил подрос, он стал очень вспыльчивым, быстро раздражался, но, многого не понимая, продолжал задавать свои вопросы:

— Почему человек умирает, когда его убивают?

— Куда исчезает красота?

— Сколько будут жить на земле люди?

— Что находится выше неба?

Отец сердился, но пытался ответить и на это.

— Смерть — следствие жизни, — говорил он. — Жизнь человека походит на воздушный шар. Шар летит, а жизнь течет, похожая на цветной причудливый сон.

— Красота часто коварна, она обманывает зрение. Но когда нет любви, глаза смотрят и не видят красоты.

— Некоторые люди считают, что они приходят на этот свет, чтобы есть, а потом умереть; другие живут в своих делах.