Фантастические рассказы из журнала «Вокруг света» (СИ)

— Так вы там были, капрал?

— Ясно, был. Только тогда я не был капралом и звали меня не Куку, а Лекокю. А настоящее мое имя — Лекок. Я родом из Ивето. Там я работал у одного, его звали Николя, он торговал полотном… Такой был… — И минуты две или три капрал в самых крепких выражениях излагал мне все, что думал о Николя. Потом, поостыв немного, продолжал: — Короче говоря, Дениза сбежала, и все ребятишки в городе стали распевать: "Лекок, Лекок, Лекокю, Лекокю…" Ну, я убрался оттуда ко всем чертям и пошел в армию… Видите, ничего я вам толком покуда не сказал, на этом вам не заработать, ясно? Это пока что одни намеки, ясно? Ну вот: мне тогда было под тридцать, здоров как бык. И вот король Франсуа послал нас в Турин, а господин де Монтаган в то время командовал пехотой. А мой командир капитан ле Ра привел нас на одну горку и поставил там. Стычка была короткая, а уж досталось нам… Каждый дрался, как мог, а потом к нам прорвались остальные, мы пошли в наступление и тут-то я его и заполучил.

И Куку погладил свой шрам.

— Как же это вышло? — спросил я.

— Алебардой треснули. Знаете, что это за штука? Такой тяжеленный топор на длиннющей рукояти. Если с алебардой умеешь обращаться, можно разрубить человека до пояса, ясно? И ударил бы он попрямее… ну тогда я бы, верно, с вами сейчас не разговаривал. А я ее увидал, ясно? И присел, да поскользнулся в луже крови и упал боком. Но все равно, алебарда меня настигла. Удар пришелся по голове, вот он, шрам. Тут все стало черно, бело и опять черно, и больше я ничего не помню. А помереть-то я еще не помер, ясно? Очнулся — вижу, надо мной наш военный доктор, без шлема, в одной кирасе, руки по локоть в крови, и кровь эта наша, солдатская, уж не сомневайтесь, сами знаете, каковы наши армейские лекари.

— Знаю, знаю, — подтвердил я примирительно. — Так вы говорите, было это в тысяча пятьсот тридцать седьмом году?

— Может, и в тридцать шестом, точно не припомню. Ну вот, очнулся я, увидал доктора, а он в это время разговаривает с каким-то другим доктором, того-то мне не видно, а вокруг раненые орут, все просят, чтобы их поскорее прикончили и избавили от мучений… зовут священника… Сущий ад! Голова у меня разрублена, мозги вроде ветерок обдувает, в ушах гудит, трещит что-то… Ни шевельнуться, ни заговорить не могу, а все вижу и слышу, что кругом творится… Доктор посмотрел на меня и говорит…

Капрал Куку умолк.

— Что же он сказал? — осторожно напомнил я.

— Вот вы читаете вашу книжонку, а сами ничего-то в ней не понимаете, — буркнул капрал Куку, — "Pipeur ou hasardeur de dez" и прочее, хотя все это и напечатано черным по белому. Сейчас я вам все растолкую. Доктор сказал вроде так: "Подите сюда, сэр, и взгляните. У этого малого мозги вылезли наружу. Примени я эликсир Тэриака, его бы уж давно похоронили и забыли. А эликсира Тэриака у меня не оказалось, делать было нечего, я и влил ему свой. И вот, смотрите: он открыл глаза! И, обратите внимание, кости черепа сближаются и что-то вроде новой кожи затягивает рану! Значит, мое лечение правильное, и бог исцелит его". А тот, другой, которого мне не видно, отвечает: "Не делайте глупостей, Амбруаз, вы только зря тратите время и лекарства на этого покойника". Мой доктор поглядел на меня и тронул пальцами мои глаза. Я моргнул. А тот, другой, и говорит: "Ну зачем вам тратить время и лекарства на мертвецов?"

А я как моргнул, так уж больше не могу открыть глаза. И не вижу ничего, а слышу все очень хорошо. Услыхал эти его слова и перетрусил ужасно: зароют, думаю, живьем. А шевельнуться никак не могу. Но мой доктор говорит: "Прошло уже пять дней, а тело у этого бедняги все еще живое, и хоть я и очень устал, я пока в здравом уме и могу поклясться, что он сейчас открывал глаза". И крикнул кому-то: "Жан, давай сюда мой эликсир!" И говорит тому, другому: "С вашего позволения, сэр, я буду лечить этого солдата, пока он окончательно не оживет или окончательно не умрет. А сейчас я волью ему в рану еще моего снадобья".

И тут я почувствовал: что-то льется мне прямо в голову. Ну и боль же была! Точно прямо в мозг ледяную воду льют… "Крышка мне", — подумал я, и опять весь застыл и ничего не помнил, а потом очнулся совсем в другом месте. Молодой доктор тоже был там, только без кирасы и в каком-то мягком колпаке. Теперь уж я мог двигаться и говорить и попросил попить. Как доктор услыхал, что я говорю, он даже рот раскрыл, точно закричать хотел, но не закричал и дал мне какого-то вина в чашке. Только руки у него тряслись, так что на бороду мне попало больше вина, чем в рот. В ту пору и у меня была борода вроде вашей, только побольше и погуще. Вдруг слышу — кто-то бежит ко мне по комнате, вижу — мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати. Он было тоже рот раскрыл, хотел что-то сказать, а доктор как схватит его за горло и говорит: "Молчи, Жан, если хочешь в живых остаться, молчи!" А парень говорит: "Учитель, ты воскресил его из мертвых!" А доктор отвечает: "Коли хочешь быть жив, молчи, а то не миновать тебе костра". Тут я опять заснул, а как проснулся, вижу: маленькая комнатка, окна все закрыты, и в очаге огонь пылает, жара, точно в пекле. И доктор тут, и зовут его Амбруаз Паре. Вы часом не читали чего-нибудь про Амбруаза Паре?

— Вы имеете в виду Амбруаза Паре, который был хирургом в армии Франциска Первого?

— Про него я вам и толкую, разве не понятно? — отвечал капрал Куку. — Франсуа Первый, он же и Франциск Первый, был наш главнокомандующий, когда мы воевали с Карпом Пятым. Вся эта драка началась между Францией и Италией, вот мне и раскололи голову в битве при Турине. Ведь я вам так и сказал, верно?

— Верно. Ну что ж, мой почтеннейший друг, прожив на свете четыреста с лишним лет, вы уж, наверно, исполнились премудрости, знаний и опыта у вас должно теперь быть не меньше, чем у библиотеки Британского музея!

— Это как? — спросил капрал Куку.

— А как же, это всем известно, — ответил я. — Ведь философ или, скажем, ученый по-настоящему что-то постигает, лишь когда жизнь его уже на исходе. Чего бы он не отдал, лишь бы прожить еще лет пятьсот! Да за пятьсот лет он бы с радостью продал душу дьяволу! Ведь, как известно, знание — это сила, и за такой срок он вполне мог бы стать владыкой мира!

— Чушь собачья, — возразил капрал Куку. — Все это, может, и годится для разных там философов, эти бы знай гнули свое и, глядишь, под конец и научились бы… ну хотя бы превращать железо в золото или вроде того. А взять, к примеру, игрока в бейсбол или боксера: на что им пятьсот лет жизни? Что еще они могут, кроме как гонять мяч или лупить кулаками? Да вот взять хоть вас — что бы вы стали делать?

— Вы совершенно правы, капрал, — сказал я. — Я бы все мои пятьсот лет так и стучал на машинке и пускал бы деньги на ветер, так что никогда не стал бы ни умнее, ни богаче, чем сейчас.

— Нет, погодите, — прервал он, ткнув меня в плечо твердым, как железо, пальцем и пытливо вглядываясь в меня. — Вы бы писали и писали всякие там книжки. Ведь вам платят проценты, так за пятьсот лет деньжищ у вас набралось бы столько, что вам их нипочем не прожить. А как быть мне? Я только и умею, что воевать. И плевать я хотел на всякую там философию. Я в этом ни уха, ни рыла не смыслю. И не поумнел я ничуть, каким был в тридцать лет, такой и сейчас. И читать никогда не читал и не стану. Нет, я хочу одного: купить себе заведение вроде ресторана Джека Демпсея на Бродвее.

— Да ведь вы говорили, что хотите выращивать розы и разводить пчел, кур и еще какую-то ерунду, — заметил я.

— Ну да, так и есть.

— А как же с Джеком Демпсеем? Как же вы совместите ресторан на Бродвее с розами, пчелами и прочим?

— Понимаете, дело вот в чем… — начал капрал Куку. — …Я уже рассказал вам, как доктор Паре залечил мне голову. Ну вот, как я стал немного подниматься с постели, он еще долго держал меня у себя в доме и, уж поверьте, кормил и поил всем что ни на есть лучшим, хоть сам-то он жил вовсе не богато. Да, ходил он за мной, как за родным сыном, куда лучше, чем когда-то мой собственный отец: цыплята, яйца в вине — все, что только душе угодно. Стоило мне сказать: "А хорошо бы попробовать пирога с жаворонками", — и пожалуйста: пирог на столе. Говорю: "Док, вино вроде бы кисловато", и тут же передо мной бутылка аликанте. Недели две или три прошло и я, поздоровел и раздобрел, как никогда в жизни. Но тут стал я вроде беспокоиться и говорю ему: "Пора мне убираться восвояси". А доктор Паре сказал, чтобы я еще остался у него. А я сказал: "Доктор, я живой человек, и мне надо зарабатывать себе на кусок хлеба. А в армии можно неплохо заработать".