Операция "Вечность" (сборник)

Такая интерпретация его устраивала, и он тут же перестал думать об этом. Сработал принцип — отбрасывать проблемы, устоявшиеся и не поддающиеся никакому воздействию с его стороны.

"Остаюсь самим собой… — мысленно повторил он. — Но где доказательства, что я остался самим собой?" Заверения Тельпа в момент краткого пробуждения сразу после операции, когда тот — Корн — находился на связи с Опекуном в своем нереальном мире? Либо то, что он сам управлял стратором, когда летел сюда, в институт? Ведь Корн никогда не водил стратора, и Опекун опасался, как бы с ним, этим ценнейшим гибридом, чего-нибудь не приключилось. И все-таки, когда стратор уже приближался к месту, он, Джулиус Тертон, исчез, заглох, как выключенный двигатель, мгновенно, без предупреждения, а Корн, вероятно, начал быть. А что происходило потом, между посадкой и его пробуждением здесь? "Корн украл у меня эти дни", — подумал Тертон. И впервые почувствовал неприязнь к тому человеку, Стефу Корну, жизнь которого знал, изучил во время своего второго пробуждения. До сих пор он не испытывал этого чувства к тому полумальчишке, для которого жизнь остановилась в те самые годы, когда Тертон еще только родился.

Он нажал кнопку вызова, и на экране появился Норт.

— Я кончил, — сказал Тертон.

— Прекрасно. Как прошло?

— Как всегда.

— Что значит, как всегда? Ведь ты, ты же впервые…

Тертон понял, что ответил неудачно.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я не работал на имитаторах, — сказал он после короткой паузы.

— Ты говорил другое. Корн.

"Что этот Корн сказал или не сказал еще?" — подумал Тертон.

— Говорить можно всякое.

— Понимаю. Но зачем?

— Чтобы тебе было о чем думать в свободное от работы время, Норт.

— Я гляжу, ты уже вошел в роль великого манипулянта, Корн.

— Я никогда из нее не выходил. Запомни это и дай наружный сигнал об окончании эксперимента.

— Да, конечно, — сказал Норт и выключил экран.

Спустя минуту Тертон прошел через стенку пузыря и остановился рядом с Нортом.

— Ты несколько раздражен, Стеф, — заметил Норт. — Я понимаю, это утомительно.

— Как любая работа, если делать ее как следует, — Тертон хотел спросить еще, как у Норта обстоят дела. Ему известно было, что тот пытается дополнить Эйнштейна, как он сам это назвал, и пока безуспешно, но отказался от вопроса — ведь Корн мог еще не знать об этом.

— Помнишь, где выход? — спросил Норт.

— Найду. Можешь не провожать. До встречи.

Он прошел к лифту, поднялся наверх и уже через минуту входил в свою комнату. "Здесь по крайней мере Корн ничего не изменил, — подумал он. — Может, попросту не успел". Потом заметил шлем, которого раньше не разрешал у себя устанавливать, и почувствовал раздражение, но подумал, что эта вещь необходима Корну, и такая плата за «гостеприимство», как он это мысленно окрестил, пожалуй, была не слишком высока.

Судя по положению солнечных зайчиков на полу, уже перевалило за полдень. Тертон подошел к апровизатору, заказал привычный набор блюд и спустя немного времени вынул из контейнера подогретый обед. Поел, но сытости не почувствовал. "У юности другие требования, — подумал он, — но все равно больше не получишь". В тот же момент он понял, что думает так о желудке, который, однако же, был и его собственным — другого не было. "Придется и к тебе приспосабливаться", — добавил он, но все-таки больше есть не стал. После обеда раскинулся в кресле, подложив под голову любимую подушку с драконами, и потребовал соединить его с Тельпом, сообщив знар, который прекрасно помнил.

Экран погас, а когда засветился снова, на нем появилась лаборатория Тельпа, — приборы, аппаратура, мониторы и, наконец, сам хозяин.

— Здравствуй, Тельп! — приветствовал его Тертон.

— О, Корн. Здравствуй! Рад тебя видеть.

— Ты один, Тельп?

— Да, а что?

— Это я. Настоящий я.

— Ах, так, — Тельп был серьезен. — Все идет нормально?

— Нет. Потому и звоню.

— В чем дело?

— Это не видеофонный разговор, — сказал Тертон. — Я хочу, чтобы ты приехал.

— Когда?

— Хотя бы сегодня.

— Исключено. У меня инициированы препараты.

— Тогда завтра.

— Я предпочел бы…

— Ты же знаешь, что я не могу прилететь к тебе. А для дискуссии с Опекуном я потом всегда выберу время.

— Но, видишь ли…

— Дружище. Мы знакомы слишком давно. Я знаю тебя с рождения, да и ты знаешь меня достаточно, чтобы приехать, если я прошу. В конце концов, система, в которой я оказался, продукт твоего, а не моего воображения.

— В своих работах я рассматривал это только в теоретическом плане. Ты же знаешь.

— Неважно. На пару с Опекуном ты реализовал свои идеи на практике, и теперь я нуждаюсь в тебе. Ты — врач.

— Иногда начинаю сомневаться.

— Придержи свои сомнения при себе, пока не доведешь все до нужного состояния. То, что мы имеем в данный момент, — твой несомненный успех, но отнюдь не окончательный.

— Понимаю. Пожалуй, действительно придется завтра прилететь.

— Значит, договорились. Кланяйся матери. Спрашивала обо мне?

— Да. Я сказал, что ты уже вернулся.

— Но без подробностей?

— Конечно, как ты и хотел.

— Значит, до завтра, Кев. Предупреди меня, я встречу.

— Не надо. Он бы так не поступил.

— Пожалуй, ты прав. Значит, как всегда, в беседке.

— Хорошо. До завтра.

Полностью Тертон стал собою к вечеру. Он лежал неподвижно, наблюдая, как лучи резкого предвечернего солнца проникают сквозь жалюзи, рисуют светлые полосы на обивке кресла и медленно ползут по полу. Остальная часть комнаты была погружена в полумрак, только в углу светился пустой серый экран, отключенный от внешнего мира.

Тертон поднялся, потянулся, сбросил тунику и вошел в кабину электризера. С удивлением обнаружил, что плоская пластиковая воронка прибора, излучавшего наэлектризованные частицы моя, исчезла, а на ее месте появился знакомый по старинным картинам душ. Можно былу вызвать по интеркому мастера, но он воздержался — вторжение робота внесло бы диссонанс в этот приятный вечер. Тертон нажал кнопку и почувствовал на теле струйки воды.

— Холоднее, — сказал он и подождал, пока струи примут нужную температуру.