Вариант "И"

Вот как выглядели — или должны были выглядеть — происхождение и жизненный путь человека, которого многие хотели видеть государем всея Руси.

Так это было изложено в документе, который был составлен «Реаном» после анализа нескольких секретных архивов и, очевидно, негласных контактов с самим Искандером и который теперь — это я понял сразу — следовало как можно быстрее размножить и повсеместно распространить еще до открытия Программного съезда партии азороссов.

— У меня там утюг, — сказала Наташа, пытаясь встать.

Я не пустил ее:

— Подожди…

— Я уже давно жду, — сказала она, — что на меня обратит внимание кто-нибудь из присутствующих.

— Обращаю! — сказал я и немедленно обнял ее…

Полчаса спустя она сказала:

— Какой мужчина! Конечно, поношенный слегка, местами потерт до основы, краски повыгорели, да и заплатки… но вот греет же — временами, когда не очень холодно.

Я не обиделся. Так оно и было.

— А почему, — поинтересовалась она, — повелитель не мог обождать до постели? Молодой пыл?

— А потому, — ответил я, — что до постели еще ох как далеко. Здесь мы на ночь не останемся.

— Ты серьезно? Почему?

— У меня застарелая привычка: уснув — наутро просыпаться. А здесь может получиться и наоборот.

Она, конечно, поняла. И нахмурилась.

— Куда же мы?.. К тебе в отель?

— Вряд ли это лучше.

— Куда тогда?

— Не знаю. Придумаем. Важно выйти на улицу — а там, как говорится, битва сама покажет.

Я боялся, что придется ее уговаривать. Я и себя самого убедил не без труда: устал, как эскалатор в метро, весь день крутиться, и хотелось спать. Но Наталья была умницей.

— Что же, — сказала она. — Придется выключить утюг.

— И забрать все мои кассеты, — решил я. — Им вредно долго лежать на одном месте.

— Господи, — сказала Наташа. — И подумать не могла, что придется вот так петлять — в своем городе…

— С чего ты взяла, что это — наш город? Их тут в пространстве Москвы, много, и сейчас мы как раз в чужом.

— Чей же этот, по-твоему?

— В нем слишком много хозяев — неофициальных, но от того не менее сильных. Но то, что нам приходится скрываться, — верный признак того, что нас принимают всерьез.

— Ты в этом уверен? — неожиданно спросила она. — Нет, не в том, что нас принимают всерьез, в другом: что мы — вернее, ты и твои единомышленники — действительно серьезная сила?

— А ты уверена, что знаешь, на чьей я стороне?

— Не смеши. Это на тебе написано метровыми буквами, светящимися в темноте.

— Ну хорошо. А ты сомневаешься во мне и моих единомышленниках? Для этого есть основания?

— По-моему, да.

— Ну, — сказал я неопределенно, — поживем — увидим.

— Ты хочешь сказать, что…

— Если бы я ждал чего-то конкретного, это не было бы неожиданностью.

Случиться может все, что угодно, — в пользу и одних, и других. И давай закончим этот разговор: время уходит, а дел на сегодня еще предостаточно.

— Довлеет дневи злоба его, — согласилась она, легко спрыгнув со стула.

Протянула мне кассеты — Теперь ответственность на тебе.

Я кивнул. Брать на себя ответственность мне было не впервой. Упрятал кассеты в карман и подхватил свой неизменный суперкейс. Он был тяжёлым даже на вид.

— Что там у тебя такое?

— Пижама, — сказал я.

— И, разумеется, зубная щетка. И дезодорант..

— Ну а как же без этого? — подтвердил я.