Журнал «Если», 2002 № 10

— Я и в самом деле был немного знаком с Верноном Бэррименом, — не очень-то многообещающе начал мистер Уиткатт. Однако продолжение оказалось намного интереснее. — Знаете, он и есть буква «Б» в аббревиатуре БЛИТ, то есть «Бэррименовская логическая изобразительная техника», как он ее назвал. Весьма продвинутая математика. Вам ее, наверное, никогда не понять. В первой половине двадцатого века два великих математика, Гедель и Тьюринг, доказали теоремы, которые… гм… Словом, можно взглянуть на это и так — математика полна ловушек. Для любого компьютера можно подобрать определенную проблему, которая его сперва «завесит», а потом и остановит. Можно даже сказать, что убьет.

Половина класса понимающе закивала. Как часто их самодельные компьютерные программы поступали именно так!

— А Бэрримен был еще одним блестящим математиком и невероятным идиотом. Как раз в конце двадцатого века он сказал себе: «А что если существуют проблемы, способные угробить человеческий мозг?» И он отыскал такую проблему и создал свою гнусную «изобразительную технику», породившую проблему, которую нельзя игнорировать. Достаточно лишь взглянуть на БЛИТ-узор, пропустить его через оптический нерв, и это может остановить ваш мозг. — Щелчок старых узловатых пальцев. — Вот так.

Джонатан и члены клуба украдкой переглянулись. Уж они-то кое-что знали о разглядывании странных изображений. Первым поднял руку Гарри, полный восторга из-за того, что украл столько времени у скучной старой тригонометрии:

— Э-э… а этот Бэрримен сам-то смотрел на свои узоры?

Мистер Уиткатт угрюмо кивнул:

— Говорят, что взглянул. Случайно. И это убило его наповал. Вот ведь ирония: люди столетиями писали рассказы о вещах настолько ужасных, что одного взгляда на них хватало, чтобы умереть от испуга. А потом математик, работающий в чистейшей и самой абстрактной из всех наук, взял и оживил эти истории…

Учитель рассказал и о БЛИТ-террористах вроде «Темной зелени», которым не нужны оружие и взрывчатка — достаточно лишь ксерокса или шаблона, чтобы напылить краской на стене смертоносное граффити. По его словам, телепередачи шли когда-то «живьем», а не в записи, пока печально известный активист по кличке Время Ноль не ворвался в студию «Би-Би-Си» и не показал телекамерам БЛИТ-узор под названием «Попугай». В тот день умерли миллионы. Поэтому теперь глазеть по сторонам стало опасно. На любой стене человека может подстерегать смертоносный узор.

Теперь вопрос пришлось задать Джонатану:

— Значит, особый вид темноты на улицах нужен для того, чтобы люди не увидели такие узоры?

— Ну… да, по сути правильно. — Старый учитель почесал подбородок. — Но вам об этом расскажут, когда будете постарше. Сейчас подобная тема для вас… сложновата… А, еще вопрос?

На сей раз руку поднял Халид. И с наигранной небрежностью, показавшейся Джонатану отчаянно неубедительной, спросил:

— А эти штуковины… они все опасны или есть такие, что лишь встряхнут тебя хорошенько, и только?

Мистер Уиткатт пристально посмотрел на него и держал взгляд так долго, что этого времени хватило бы на ритуал испытания новичка. Затем повернулся к доске с коряво нарисованными треугольниками:

— Именно так… Как я уже говорил, косинус угла определяется…

Четверо членов «внутреннего круга посвященных» как бы случайно собрались в своем особом уголке игровой площадки — возле грязной «шведской стенки», по которой никто никогда не лазил.

— Значит, мы террористы! — заявила Джули. — И нам надо сдаться полиции.

— Нет, наша картинка другая, — возразил Гэри. — Она никого не убивает, она…

— …делает нас сильнее, — хором завершили все четверо.

— А чего хочет эта «Темная зелень»? В смысле, что им не нравится? — спросил Джонатан.

— Думаю, биочипы, — неуверенно ответил Халид. — Это такие малюсенькие компьютеры, чтобы вставлять их людям в голову. А они говорят, что это неестественно или что-то в этом роде. Я как-то читал статью в одном из старых номеров «Нью сайнтист».

— Хорошая была бы штучка на экзамене, — предположил Джонатан. — Но в экзаменационную комнату запрещено брать даже калькуляторы. «Всех, у кого есть биочип, просьба оставить голову у двери».

Все рассмеялись, но Джонатан ощутил легкий холодок неуверенности, словно ступил на несуществующую лестницу. «Биочип» — очень походило на слово, которое он подслушал во время одной из редких ссор родителей. И еще он совершенно точно слышал слово «неестественно». «Пожалуйста, только бы папа с мамой не оказались связаны с террористами», — мысленно взмолился он.

Нет, глупости. Они совсем не такие…

— И еще там было написано что-то о системах контроля, — добавил Халид. — Вы ведь не хотите, чтобы вами управляли?

Как обычно, вскоре нашлась новая тема для разговора — точнее, прежняя: стены из темноты второго типа, которыми в школе обозначались запретные для входа места, вроде ведущего к старой кладовке коридора. Клубу было очень любопытно узнать, как это работает, и они провели кое-какие опыты. В результате было записано следующее:

Теория видимости Халида, доказанная экспериментом с неприятными последствиями. Темные зоны становились отличным убежищем, когда нужно было спрятаться от других детей, но учителя видели школьников даже в темноте и сурово наказывали за пребывание в запретном месте. Вероятно, для этого они носили какие-то детекторы, но их никто и никогда не видел.

Автобусное примечание Джонатана к теории Халида: водитель школьного автобуса явно ведет себя так, словно что-то реально видит за темным ветровым стеклом. Разумеется (это уже идея Гэри), автобус может направляться компьютером, и его руль крутится сам по себе, а водитель лишь делает вид, будто правит — да только зачем ему утруждаться?

Зеркало Джули оказалось самым зловещим фактом. Даже Джули не верила, что эксперимент удастся, однако если встать перед стеной темноты второго типа и поместить в нее зеркало (со стороны кажется, будто темная стена отрезает тебе руки), то можно направить фонарик на то место, где находится невидимое зеркало, и его луч отразится из темноты ярким пятном на одежде или стене. Как отметил Джонатан, именно по этой причине можно увидеть яркие пятна солнечного света на полу в классе, где за окнами находится защитная темнота. Такую темноту луч света пронзает без помех, но зрение здесь бессильно. Ни в одном учебнике по оптике о таком явлении не говорилось ни слова.

Гарри уже получил приглашение в клуб, и теперь отсчитывал минуты, оставшиеся до четверга — еще целых два дня. Как знать, вдруг у него появятся идеи новых экспериментов, когда он пройдет испытание и станет полноправным членом? По физике и математике у него всегда были отличные оценки.

— Получается интересная проблема, — заметил Гэри. — Если наша картинка сработана на основе математики, как и эти БЛИТы, то сможет ли Гарри смотреть на нее дольше нас, потому что у него голова работает нужным образом? Или же ему будет еще труднее, потому что узор действует на такой же «длине волны», как и мозги у Гарри? Или что-то в этом роде?

«Клуб припадочных» пришел к такому выводу: хотя на людях, разумеется, не следует ставить эксперименты, сама по себе идея настолько хороша, что заслуживает всестороннего обсуждения. Чем они и занялись.

Наступил четверг, и после бесконечно тянувшихся уроков — истории и двух физик подряд — началось свободное время, которое полагалось проводить за чтением или в компьютерном классе.

Собрание в пыльной кладовой началось очень хорошо — Халид наконец-то преодолел двадцатисекундный барьер, Джонатан перешагнул рубеж десяти секунд, который всего несколько недель назад казался ему недостижимым, а Хетер под приглушенные аплодисменты в конце концов стала полноправным членом клуба.

И тут начались неприятности. Новичок Гарри поправил на переносице круглые очочки, расправил плечи, открыл потрепанную ритуальную папку… и оцепенел. Он не дергался, а просто окаменел. Потом страшно захрипел, по-поросячьи взвизгнул и повалился на бок. Изо рта потекла струйка крови.