Ускоряющийся [СИ]

В предбаннике было две двери. Одна явно вела на пожарный выход. Мощный засов, цифровой замок, глазок на сейфовой двери. Вторая угадывалась лишь контуром. Правда, отворилась не она (обманка!), а что-то вовсе незаметное. Съехало неслышно в сторону, слегка ударив по ушам воздушным потоком. Асассин приглашающим жестом указал на образовавшийся проём, мол, только после вас. Дима на ватных ногах шагнул внутрь.

Он сейчас очень странно ощущал себя. Страх, да, страх плоти, но и — обречённость. Словно влепили тебе двойку по поведению, сообщили об этом родителям по телефону — и ты идёшь домой, зная, что дома ждёт не просто нагоняй — а трёпка. И может не купят теперь так желаемый велосипед. И откажутся от путёвки в пионерский лагерь. И будешь ты как дурак сидеть дома всё лето, когда все твои друзья разъедутся на каникулы кто куда. А всё из-за того, что наступил классухе на её любимый туфель, и вовремя не извинился. И не сбежишь по дороге, и не задержишься до вечера во дворе. Домой! Получать тумаков! Жалко себя — нет слов, злой на всех — хоть плачь, а плакать-то и нельзя: мужик-с!

Шаг, ещё шаг, и вот он внутри. Коридор, комнаты, большой холл, за столом в углу сидит почти незаметный мужик. На столе — мониторы, горят лампочки, но его ведут дальше. Отворяется ещё одна дверь, оттуда бьёт сноп света, доносятся несколько голосов. Из проёма выходит крепко сбитый высокий мужчина в пятнистой армейской одежде. Берцы звонко бьют по ламинированному покрытию пола, словно гвозди впечатывают. Он, нахмурив брови, смотрит оценивающе на Диму, медленно указывает на дверной проём, мол, проходи.

Ну, делать нечего, нужно входить.

Он переступил порог, и гул голосов исчез. Все, кто был в комнате, уставились на вновь вошедшего.

Первое, что бросалось в глаза: противоположная стена этой большой комнаты, а, скорее, зала совещаний, была полностью стеклянной. Сквозь прозрачные явно пуленепробиваемые панели был виден вечерний город: цепочки огней улиц, чёрные проплешины домов, россыпь разноцветных огоньков-окон. А вот звука города слышно не было. Судя по прохладе, работал кондиционер, и, может, не один.

Комната большая, очень светлая и открытая. Большой прямоугольный с закруглёнными углами стол для совещаний, кресла рядом с ним, одно выделяется VIP-овостью. Стол поменьше в глубине комнаты, на нём — плоский монитор, на самом столе — дорогие канцелярские побрякушки. Громадная плазменная панель, напольные динамики: Савва явно меломан. Натяжной потолок, ламинированный паркет. Шикарно, что тут скажешь.

За столом сидело несколько человек. Точнее, четверо: три мужчины и одна дама. Одного мужчину, а, скорее, парня, Дима уже видел. Потом он пару раз приходил в страшных снах. Потрясая бейсбольной битой, этот парень кричал «Она моя-а-а!!!» И замахивался на Суперпупса. После чего Дима с криком просыпался. Сейчас при нём биты не было, но в глазах читался нездоровый блеск. Увидев вошедшего, он сначала нахмурил брови, потом, размахнувшись, саданул ладонью по столешнице, широко улыбнулся и указал пальцем на Диму.

— А я тебя знаю! — воскликнул он. — Ты этот, — он щёлкнул в воздухе пальцами, припоминая, — бывший Кошки. Точно! Экс-бойфренд. Он ещё это, — парень локтем поддел сидящего через кресло от него мужчину с полуседой шевелюрой, — в пожарника вырядился. А что, горим, да? Горим?! — в притворном ужасе оглянулся по сторонам, рассмеялся громко.

— Валера, — негромко, но весомо осадил распоясавшегося молодчика мужчина, сидящий во главе стола в VIP-кресле. Валера-Псих тут же подавился своим смехом, разительно преобразился. Застыл со строгой миной на лице. Резкая смена настроений — ещё один и очень явный признак сумасшествия. Не зря Инга его помешанным называла.

Не было никаких сомнений, что осадивший Валеру был сам Савва. Глава этой… банды? Шайки? Тайного общества?

Одет Савва был в костюм из лёгкой ткани, рубашка на верхнюю пуговицу расстегнута, галстука нет и в помине. Короткая причёска тщательно уложена. Загар ровный и явно не местный. Никаких тебе мешков под глазами, усталых взглядов, небрежности и неухоженности в одежде. Да даже, видать, маникюр в наличии! Ты смотри какой пижон! Мачо-мэн. Улыбнулся — и хоть бы одна пломба, хоть на микрон искривление! Голливудская — дорогая! — улыбка. Открытая. А вот глаза — зверя! Совсем не улыбаются, нет. Подозревают, ждут чего-то и почему-то заранее ненавидят.

— Ну, здравствуй, здравствуй, Дима! — Савва поспешно, но не суетясь, с вышколенным достоинством поднялся с кресла и подошёл к Суперпупсу. Взял его руки в свои (мягкие и тёплые), несильно сжал их, потом, не отпуская, увлекая за собой, провёл опешившего от такого поворота Диму к столу. — Не скрою, давно ждал этой встречи. Позволь познакомить тебя с другими членами нашей Организации (он так и сказал, с большой буквы).

Суперпупс ощущал себя очень странно. С одной стороны, всё ещё было страшно и как-то обречённо, что ли. Он в логове врага, в насквозь враждебной обстановке. Его — сто пудов! — хотят если не убить, то как минимум сделать рабом, сломать его морально, а если сразу не получится — то сначала физически, а потом уже и морально. Про этих людей рассказывала Инга. Этот псих, тот убийца, а их главарь — бандюган. Ведь всё сходится! А с другой стороны, нет здесь никакой подложки. Все открыты и дружелюбны. Все здесь такие же, как и он, у них какая-то организация, они сумели найти друг друга в круговерти жизни и стараются держаться разом. На самом деле, может же такое быть? Ещё как может! Пусть Инга рассказывала ему всякое, но ведь то наблюдения одного человека! Одного! Как там в притче про трёх слепых, нащупавших разные части слона и составившие о нём абсолютно разные мнения?

Впрочем, рано ещё делать выводы. Может, это просто подсознание отвергает правду и пытается сознанию нашептать, что всё тлен, всё фигня, всё будет хорошо.

«А, впрочем… всё будет хорошо. Посмотрим, посмотрим», — Дима лихорадочно, нервно улыбнулся первому, кому его представили. Это был как раз тот седовласый. На вид — средних лет художник. Морщины, да, взгляд, да, но фигура поджариста, брюшка и сутулости нет, рукопожатие крепкое, дартаньяновские усики воинственно топорщатся.

— Сергей Карпович Маладиевский, — представился он мягким баритоном. Можно просто Сергей.

— Да Медвежатник он, да, Карпыч? — хохотнул Валера. Маладиевский от этого прозвища едва заметно скривился. Не нравится ему, видать, когда к нему воровской жаргон применяют.

— Д-Дмитрий, — некстати от страха или от волнения заикнувшись выдал Суперпупс. Псих хохотнул, тут же повторил себе, перекривляя: «Д-Дмитрий» — Можно п-просто Д-Дима, — Псих вновь хохотнул.

— Валера, ну что ты как маленький, — наиграно пожурил распоясавшегося молодчика Савва, но тут же переменил тон, и слегка раздражённо выдал:

— А это наш штатный клоун Валера, он же Псих.

— Ещё какой! — ничуть не обиделся представляемый. — Дарова, Д-Дима! — он хлопнул ладонью по протянутой для рукопожатия руке, словно отмахиваясь. Ох, не понравился Суперпупсу его взгляд! Внешне, вроде, насмешка, а чуть глубже — ярость какая-то, животная злоба. Интересно, это он от природы такой или у него что-то персональное к Диме?

— И, наконец, эту прекрасную даму зовут Ольга. Ольга Владимировна, — Савва жеманно поклонился женщине и прикоснулся губами к её запястью.

Женщина была… шикарна, что тут говорить. Порода чувствовалась во всём: жесты, взгляды, осанка. Аристократия, высший свет. Ей на троне сидеть и балом руководить. Дима поймал себя на том, что залюбовался.

— Не нужно так официально, — слегка улыбнулась Ольга. — Дима, можно на «ты» и зови меня просто Ольга, хорошо?

Дима лишь лихорадочно кивнул. Он в этот момент представлял на месте Ольги Ингу, он видел, кем станет его девушка лет через пятнадцать-двадцать, и эта картинка очень нравилась вдруг покрасневшему парню. Он глупо улыбался и просто пожирал глазами красавицу.

Вдруг инстинктивно он подался вперёд и, изо всех сил стараясь соответствовать киношным джентльменам, просительно протянул руку. Ольга правильно поняла его жест и с мягкой улыбкой подала свою руку, к которой Дима так же, как и пару минут назад Савва, прикоснулся губами. Её запястье пахло каким-то приятным кремом, но сама рука на ощупь была очень мягкой и нежной. Не хотелось её отпускать, да пришлось. За спиной послышались смешки. Это почему-то разозлило Диму. Куда делся страх, паника, нервозность? Смеются над ним, о, нет, смеются над НЕЙ! Он резко развернулся, и успел заметить, как впустивший их с Асассином в эту комнату военный передаёт Медвежатнику купюру. Они что, спорили? А на что? Раздражение так же резко схлынуло, и на его место пришли стыд и досада. Попался! Подцепили его женские чары. Немудрено, конечно, но всё равно: он вёл себя как пацан.