Повести о Ветлугине (илл. П. Павлинова)

Горящая спичка — уже четвертая или пятая по счету — совершала порывистые зигзагообразные движения в руке Фим Фимыча. Он кинулся к столу, остановился, с раздражением оттолкнул свиток карт, который подкатился под ноги, преграждая дорогу.

Скрюченная, как вопросительный знак, зловеще длинная тень скользнула по потолку. Она закрыла от меня стол.

Так вот что означало это выражение: «человек с тенью»!

У Петра Ариановича действительно была тень. И она, как в сказке, существовала самостоятельно, отдельно от него. Стоило человеку уйти за дверь, как тень тотчас же принималась хозяйничать в оставленной им комнате, притворяясь человеком.

Вдруг спичка, догорев, пролетела по комнате. За ней мелькнул длинный светящийся след.

Секунду было темно. Затем в дверь вплыла лампа под зеленым абажуром. И все вещи сразу же встали на свои места.

А посреди комнаты на качалке, удобно скрестив длинные тощие ноги, все так же покачивался Фим Фимыч.

Надо было что-то сделать, подать Петру Ариановичу сигнал. Но как?

С удивлением я увидел, как помощник классных наставников, изогнувшись, принял у Петра Ариановича книгу. Нижняя, брезгливо оттопыренная губа нашего учителя оставалась в прежней позиции. Впрочем, он проводил своего гостя до дверей.

Спускаясь с крыльца, Фим Фимыч прошел так близко от нас, что я мог бы коснуться его рукой. Доски тротуара заскрипели под его ногами. Скрип затих удаляясь.

Петр Арианович в раздумье стоял у стола, над исписанными листками.

Бедный, доверчивый человек! Он невдомек, кого он принимает у себя. Фим Фимыч — его враг, это было ясно для нас. Фим Фимыч стремится выведать важную тайну, быть может похитить со стола одну из драгоценных записей учителя географии…

Записи!

Мы с ужасом переглянулись и кинулись опрометью к входной двери. Нельзя медлить ни минуты!

Но судьба, приняв на мгновенье образ известной читателю девчонки с торчащими косичками, помешала нам выступить в роли благородных спасителей Петра Ариановича, раскрывающих глаза на вероломство его врагов.

Едва мы шагнули на крыльцо, как распахнулась дверь и что-то визжащее кубарем подкатилось мне под ноги. То была рыжая девчонка.

Она больно ущипнула меня за руку и рывком втащила в прихожую. Здесь, запнувшись об порог, я бесславно упал.

Это еще было бы ничего. Но, по обыкновению мальчиков нашего города, карманы мои были набиты разнообразной, преимущественно металлической, дрянью, и, покатившись по полу, я затарахтел всеми своими жестяными коробочками, медяками, свистками, как гремучая змея.

Рыжая злорадно хохотала.

— Ага, попался! Ага! — кричала она над самым ухом невыносимо пронзительным, торжествующим голосом. — Одного держу, другой убег!… Скорее, Петр Арианыч!

Я отмахнулся от девчонки, угодив ей, кажется, в нос и вскочил на ноги. Но сильная рука придержала меня за шиворот.

— Подожди, голубчик, — сказал надо мной голос Петра Ариановича. — Как это ты попал сюда? Из рогатки тобой выстрелили или как?

Я зажмурил глаза.

— Вот оно что! Ладыгин Алексей? Странно!

Я открыл глаза. Петр Арианович смотрел на меня в упор, чуть прищурясь.

Рядом суетилась девчонка, продолжая цепляться за мой рукав.

— Вышла за вашим гостем двери закрыть, смотрю — а он у окна, — торопливо докладывала она, то и дело срываясь снова на визг. — Подглядывал в ваше окно. Я пугнула его раз от дома, а он…

— Как же, пугнула ты! — пробормотал я. — Мы сами не захотели, ушли.

— Да у тебя, брат, синяк, — вдруг сказал Петр Арианович. — Вон и кровь на руке. О порожек разбился? Тебя надо перевязать, умыть. Так?

— Так, — сказал я, ничего не понимая.

— Матери моей нету, в гостях, — сообщил Петр Арианович, пропуская меня внутрь дома. — Но мы сами, сами… Вот бинт достанем, йод…

Он принялся с грохотом открывать ящики комода.

— Где же йод, а?

— Двери вышла закрыть, — сказала девчонка, входя за нами следом и стряхивая снег со своего короткого ситцевого платья. — Глянула в щелку, а он у окна…

— Хорошо, хорошо. Йод подай!

Она подала йод и, обиженно поджав губы, помогла Петру Ариановичу размотать длиннейший бинт. Наверное, с большим удовольствием она задушила бы меня этим бинтом.

Потом девчонка ушла. Слышно было, как она бурчала себе под нос в соседней комнате. Вскоре на другой половине гулко захлопали двери.

— Сердитая! — улыбнулся Петр Арианович. — Значит, ты уже бывал здесь? А зачем?

Он сел на стул и посмотрел на меня. Некуда было деться от этого спокойного серьезно-вопросительного взгляда.

Можно было, конечно, попытаться убежать, но тогда Петр Арианович не узнал бы ничего о поведении Фим Фимыча. Я должен был предостеречь его.

Запинаясь, дрожа, не заканчивая фраз, я рассказал обо всем, что мы видели в окне. Петр Арианович выслушал меня, не прерывая, ничем не выражая своего удивления.

— Спасибо, не пропало ничего, — сказал он. Потом, поморщившись, добавил непонятно: — Я ведь знаю, кто он. Его подсылает ко мне инспектор училища…

Он задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Но ты сказал — мы. Кто же это — мы? Разве вас, таких вот взъерошенных мальчишек, еще много под окном?

— Еще один.

— Кто же?

— Товарищ мой.

— И сейчас там?

— Да.

— Небось убежал, — предположил Петр Арианович, взглядывая на меня исподлобья.

— Нет, не такой, — сказал я уверенно. — Не бросит товарища в беде.

Я подошел к окну. Мой взгляд встретился с испуганным взглядом Андрея. Он сидел на корточках под самой стеной и смотрел на меня снизу вверх.

— Сидит, — доложил я Петру Ариановичу.

— Вот как?

Петр Арианович с любопытством заглянул через мое плечо и вдруг захохотал — раскатисто, отмахиваясь от меня руками, вытирая слезы, выступившие на глаза. Я и не думал, что взрослый человек может так смеяться.

Он смеялся долго, пока опять не явилась девчонка и не принялась с ожесточением вытирать тряпкой пол, на котором блестели мокрые следы от моих сапог.

— Правильно, Лизочка, правильно! — рассеянно сказал Петр Арианович. — А то нам от мамаши попадет. Мамаша, знаешь, Ладыгин, строгая у меня!

Он придвинул ко мне стул.

— Ну, а все-таки, каким же ветром кинуло вас к моему окну?

Я подождал, пока девчонка ушла.

— Не верим взрослым, что они про вас говорят!

— А что взрослые говорят?

— Что вы не бывали нигде… На Севере не бывали, и вообще…

Петр Арианович стал серьезным. Помолчал.

— Правду говорят, — кивнул он. — На Севере не бывал.

Наверное, лицо мое стало очень несчастным, потому что он поспешил добавить:

— Но острова есть. Я нашел эти острова!

— А как же… — начал я.

Однако Петр Арианович поднялся со стула и положил мне руку на плечо:

— Вот и все на этом!… Теперь домой, Ладыгин Алексей. Попадет тебе за синяк? Очень хорошо! Не будешь в окна подглядывать… Да, чтобы не забыть. В будущее воскресенье опять приходи. С верным товарищем со своим. Расскажу, как нашел острова…

И уже вдогонку сказал с крыльца:

— Только без шума и драки, пожалуйста!

Глава седьмая

ЗИГЗАГ НА КАРТЕ

Как странно все устроено на свете! Почему-то обязательно перед воскресеньем должны быть суббота, пятница, четверг, среда (мое вторжение к Петру Ариановичу состоялось во вторник). Хорошо бы перескочить через эти дни, чтобы воскресенье было завтра!

Но чудес, увы, не бывает. Проходит положенный срок, и вот, в праздничных гимнастерках, с обильно смоченными волосами — чтобы не торчали на макушке — мы с Андреем присаживаемся на краешек дивана, робко осматриваясь.

Вокруг — карты, множество карт: свернутые в трубку, развешанные на стенах, брошенные на стульях. В шкафах поблескивают красивыми переплетами книги — конечно, описания путешествий, и, наверное, с картинками.

А вот загадочный чан! В него налита вода, по краям закреплены какие-то маленькие вентиляторы. Вблизи он еще более непонятен, чем издали.