Искатель. 1997. Выпуск №3

Антонов неожиданно покраснел и, почувствовав это, рассердился. Но это проявилось только в том, что из голоса исчезли доверительные нотки. Тон стал подчеркнуто вежливым.

— Да! Эта девушка меня полностью устраивала. Серьезная, сдержанная Слава Богу! Саша снял камень с моей души! Как вам удалось его разговорить? — Он на секунду замолк, словно раздумывал, не слишком ли разоткровенничался перед гостем. Перед гостем, который только что был нанят на службу. Наверное, решил, что «слишком», и закончил энергичным:

— Вот так!

Это «вот так» прозвучало с мальчишеским вызовом.

Фризе решил — пора сматываться. Но не мог не задать своему только что обретенному клиенту еще один вопрос:

— И Стольникова, и Павлов разыскивали в архивах документы о ваших предках. Одной угрожали, другой убит. В вашей биографии, в материалах о ваших предках ничего не могло быть «взрывоопасного»?

— Владимир Петрович, вы же юрист! Помните: «после этого не значит поэтому»? Я ничего не переврал?

— Нет.

— Согласен, работа в архиве— хороший повод порасспрашивать о Павлове тех, с кем он провел свои последние дни. Даже часы. Но думать о том, что его убийство как-то связано со мной?! С моей работой? Можете не беспокоиться — в ней нет ничего криминального! Ни одного события, знакомство с которым грозило бы людям смертью. — Голос Антонова опять стал спокойным и ровным. Но ледышки в глазах не растаяли. — Кстати, я еще не удостоился чести попасть в архивы.

— Ошибаетесь.

— Вот как?

— Всю жизнь вы где-то работали, заполняли анкеты, писали статьи и автобиографии, на вас составляли объективки.

— И доносы.

— Наверное, и доносы, — согласился Фризе. — Вы присутствовали на заседаниях и советах. И каждые пять лет учреждение, в котором вы служили, сдавало документы в архив. Их заставляли это делать.

— Я как-то не принял это в расчет. Но люди, которых я нанял, искали материалы, относящиеся не ко мне, а к моим предкам.

Фризе не раз уже слышал такие фразы, как «я нанял», «я уволил», «я отказался платить». Почти привык к ним. Но всякий раз, слыша их, огорчался. Испытывал чувство досады. Знал: еще годик-два — и это чувстве пройдет. Но пока никак не мог от него отделаться.

— Ваши предки были людьми заметными?

— По отцовской линии — все священнослужители. Последнего священника в роду, моего деда, в тридцатом году арестовали. Состряпали целое дело «истинно православных». Судили. Некоторые подробности, о которых я не подозревал, успел раскопать Леонид. Я знал лишь о том, что дед был арестован, выслан. И умер в ссылке…

Банкировские предки Владимира не интересовали. Но хочешь не хочешь ему предстояло познакомиться с ними в архиве. Чтобы войти в доверие к людям, с которыми общался Леонид Павлов. И ради этого изображать старательного исследователя пожелтевших манускриптов.

Поэтому Фризе довольно бесцеремонно прервал хозяина кабинета:

— Виктор Сергеевич, с этой минуты я начинаю отрабатывать свой гонорар. Времени упущено много. Поэтому — к делу.

— Слушаю вас. — Банкир насупился. Наверное, не привык к тому, что-бы его прерывали.

— Мне понадобится от вас доверенность для работы в архиве… — Фризе перечислил необходимые документы.

Через пятнадцать минут он уже вышел из банка, вооруженный до зубов справками, требованиями, запросами. Бумажками, без которых ни один опытный штурман не отправится в плавание по морям бюрократии.

Фризе чувствовал себя крошечным муравьем, которому надо поспеть добраться до своего муравейника. Контрольный срок — закат солнца. Лес незнаком и враждебен. Неизвестно, в какую сторону двигаться.

В детстве Владимир очень любил, когда мать читала ему эту сказку. Прислушиваясь к ясному, негромкому голосу, он чувствовал себя уютно и защищенно. И не пугался даже в самые драматические моменты.

Когда сказки читала мать, он знал, что муравьишка успеет юркнуть в муравейник. Что Синяя Борода будет наказан. Что Мальчик-с-пальчик найдет дорогу из темного леса.

А в те редкие вечера, когда книжки загробным голосом читал отец и увлекался так, что начинал подвывать, изображая собаку Баскервилей, маленький Фризе холодел от сладкого ужаса и забивался под одеяло с головой. В семье возникала напряженность, слышались сдержанные пререкания родителей о методах воспитания ребенка.

Отогнав воспоминания, Владимир вздохнул. Маленького муравьишку из книжки природа наградила могучим инстинктом. А как быть ему? В какую сторону податься?

Так бывало всегда, когда он начинал расследование.

Интуиция, которая так часто выручала его, до сих пор пребывала в спячке. Оcтавалось одно — впрягаться в нудную, кропотливую рутину сыска.

Уже после первого разговора с банкиром Владимир решил не связываться ни с прокуратурой, ни с уголовным розыском. Их нелюбовь к частным детективам он не раз испытывал на себе. Но, просматривая вырезки из газет, где сообщалось об убийстве журналиста Леонида Павлова, Фризе наткнулся на фамилию майора Рамодина, сотрудника уголовного розыска, который занимался этим делом.

С Рамодиным Владимир познакомился в прошлом году. Молодой энергичный старший оперуполномоченный немало посодействовал ему, когда Фризе распутывал неприятное, скользкое дело об убийстве председателя телерадиокомпании Паршина. С тех пор они, правда, ни разу не встречались, только время от времени переговаривались по телефону, но у Владимира остались теплые воспоминания о Рамодине. И главное — майор вызывал в нем ощущение надежности.

Он полистал записную книжку. Рядом с фамилией Рамодина были написаны несколько букв: «роз. ц. р.», что означало «уголовный розыск Центрального района», и два телефона. Отделения милиции и любовницы майора — Веры. Рамодин предпочитал, чтобы по серьезным вопросам Фризе поддерживал с ним связь через Веру.

Прошло много времени, и любовница у майора могла быть другая. Но Владимир решил рискнуть. Тем более что время шло к обеду, а Рамодин не раз хвастался, что Вера готовит прекрасные борщи.

Он набрал номер.

— Але!

Знакомый, чуть хрипловатый молодой голос.

— Это Вера?

— Это Вера. А это дядя Володя? — Женщина спросила так, как будто они разговаривали по нескольку раз в неделю, хотя за весь прошедший год это случилось не чаще двух-трех раз. И Фризе понял: майор ориентиров не сменил. — Я вас узнала. Рада, что позвонили. Женя часто вас вспоминает.

— Приятно слышать. Значит, не забыл.

— Не забыл. Только сейчас на службе. Эти дурацкие выборы… Их чуть ли не на казарменное перевели. Не вижу муженька неделями!

«Ах, вы стали супругами?! — удивился Фризе. — Молодцы. Может быть поэтому Вера и не видит майора неделями? Какая-нибудь новая знакомая готовит ему теперь вместо борща сногсшибательный гороховый суп с копченой рулькой?»

— Скоро выборы пройдут и благоверный будет заглядывать домой почаще, — пообещал Фризе.

Рамодин позвонил через пятнадцать минут.

— Зачем тебе потребовалась моя персона? — Голос его был еле еле слышен, а эфир забит треском и посторонними голосами. Майор не назвал себя, и Фризе понял, что приятель звонит со службы.

— Хотел в шахматишки сразиться. А ты не из Владивостока? Слышимость на нуле.

— С шахматишками придется подождать. А минут пятнадцать могу урвать.

— Подходит.

— Приезжай на метро к гостинице «Москва». Поднимайся наверх. Буду ждать в двенадцать.

Неожиданно слабый шепот Рамодина перекрыл густой властный бас:

— Всем постам по первой трассе! Правительственный проезд! Остановить движение!

Владимир положил трубку и вспомнил анекдот, который много лет назад рассказывал следователь ленинградской прокуратуры:

Когда по городу ехал первый секретарь обкома, впереди кавалькады мчалась патрульная «Волга», а из ее громкоговорителя неслась команда «Всем автомобилям стоять, трамваям принять влево».

Бывшие партработники, поменяв убеждения, привычки сохранили прежние.

Хорошо, что Фризе отправился на свидание с майором заранее. На Лубянской площади проходил митинг оппозиции, и омоновцы заблокировали выход из метро на Тверскую и Охотный ряд. Пришлось переходить на станцию Театральная, а потом пробиваться сквозь плотные ряды демонстрантов к гостинице «Москва».