Азия в огне. Фантастический роман

IV. Казнь

Эти звуки остановили ожесточенную битву, которая могла кончиться только поголовным истреблением уцелевших героев.

Как бы повинуясь чьему-то грозному приказу, которого никто из них не осмеливался преступать, даже самые рассвирепевшие из киргизов выбрались из общей сумятицы и побрели к своим лошадям.

Одним прыжком их предводитель очутился в седле и — было время, так как те, о прибытии которых извещали звуки трубы, в эту минуту появились на месте происшествия.

Впереди всех, в роскошном плаще из красного шелка, вышитого черными цветами, ехал всадник чистого монгольского типа. При виде его, киргиз соскочил с своего коня и припал своей жиденькой бороденкой к стремени монгола.

Между ними завязался короткий разговор, который закончился самым изумительным для европейцев образом. Новоприезжий всадник вытащил из-за пояса широкий китайский меч, клинок которого блистал, как молния, и со всего размаха опустил его на голову киргиза, который покатился под лошадь, с рассеченной на двое головой.

Затем этим же оружием, с которого еще струилась кровь их предводителя, монгол дал сигнал киргизам и пронзительным голосом прокричал им команду.

Немедленно все сошли с лошадей и выстроились в линию без малейшего ропота, без всякого знака протеста.

Перед этой неподвижной и безмолвной линией несколько человек из новой банды глубоко врыли в землю свои копья острием вверх. Несколько других прошли вдоль строя, пересчитывая построившихся людей.

Всякий десятый — был схвачен и посажен на копье. Их соседям справа и слева отрубили левую кисть руки.

Монгольский предводитель важно и невозмутимо присутствовал при совершении этого.

Поль Меранд и его товарищи смотрели на эту бойню глазами, расширенными от ужаса и изумления. Они даже позабыли о своём собственном положении.

Только один Ван-Корстен был человеком, которому кровавые картины были привычны. Желая скрыть омерзительное зрелище от Ковалевской, он подошел к ней и занялся перевязкой её ран. Занятый своим делом, он не мог, однако, противостоять свой склонности поболтать и обратился к Полэну:

— Итак, мой милейший, ты еще жив… Ты иногда сердишься очень кстати! Я не знаю, что с нами будет через четверть часа, но если у нас эта четверть часа есть — мы ею обязаны тебе. Попробуй устроить так, чтобы мы просуществовали еще четверть, лишь бы нам успеть добраться до русской границы — и цивилизация тебе будет многим обязана!

Болтая таким образом, доктор ни на минуту не прерывал своего дела, а тем временем страшная экзекуция была окончена.

Тогда монгольский предводитель, не обращая больше внимания на агонию своих жертв, направился к группе членов миссии.

Меранд, стоявший впереди своих товарищей с гордым и решительным видом и с окровавленной саблей в руках, показался ему главным лицом среди европейцев.

Спокойным голосом он ему сказал несколько слов по-монгольски.

Когда Меранд сделал знак отрицания, он заговорил по-китайски.

— Я прибыл немного поздно, но все-таки еще вовремя, чтобы помешать вашему полному истреблению киргизами. Им было приказано взять вас в плен, во что бы то ни стало, а вовсе не приканчивать вас. Они осмелились ослушаться, и вот за это я их наказал. Теперь уже вас больше не посмеют обидеть. Я вас буду оберегать. Потрудитесь приготовиться к отъезду. Есть у вас раненые?

Меранд ему с живостью ответил целым рядом вопросов.

— К отъезду? Куда? Кто ты? По какому праву ты распоряжаешься нашей участью?

И прежде, чем тот ему что-либо ответил, заявил:

— Мы — европейцы. Мы явились в эту страну с самыми мирными намерениями. Мы аккредитованы у китайского правительства, а нас задерживают, бьют, грабят. Наш начальник и много товарищей — убиты! Если ты собираешься в самом деле нам помочь, то, прежде всего, вели проводить нас до русской границы…

— Я только повинуюсь полученному мной приказанию— захватить вас и препроводить в указанное мне место, не делая вам никакого зла. Я получу неприятности за то, что вам причинено помимо меня, но, если я отпущу вас, я поплачусь головой!

— Я склонен тебе поверить… Но от кого ты получил такой приказ? От китайских мандаринов?.. Тогда это измена, за которую наши правительства сумеют покарать!

Монгол загадочно усмехнулся.

— Я больше ничего не могу вам сказать… Вы должны быть готовы к выступлению в путь через два часа. Ваши лошади и багаж будут вам возвращены!

Сказав это, он повернул лошадь к своим. По его команде, одни из них сошли с лошадей, а другие оттеснили киргизов и погнали их в степь, где мрачная шайка и исчезла.

Оставшиеся в живых члены миссии были окружены на почтительном расстоянии сотней спешившихся верховых, которые, присев на корточки возле своих лошадей, принялись есть.

Меранд наблюдал все происходящее. Он очень скоро заметил, что их новая стража не принадлежит к числу простых шаек, бродящих по пустыне.

— Это не случайные грабители. Скорее они похожи на регулярное войско. Положим, они одеты, как обыкновенные монголы-номады, но все с одинаковыми значками и ружьями военного образца. Это странно! — подумал он.

Вернувшись к своим друзьям, спокойный и решительный, он рассказал им, какой оборот приняло их приключение.

— Какая жалость, что этот славный монгол не приехал немножко раньше, — воскликнул доктор: — жизнь бедного фон-Борнера была бы спасена!

Все глаза устремились на бледную голову фон-Борнера, прикасающуюся устами к этой желтой земле, которую он так любил любовью ученого, и на которую пролилась его кровь.

Последовало долгое, тоскливое молчание, в продолжение которого каждый со слезами смотрел на своих друзей, еще накануне живых, а сегодня уже ставших жертвами рока. Вот Ковров, мужественный солдат, неутомимый исследователь; вот Федоров, его верный товарищ многих лет; вот фон-Борнер, мирный ученый, который отнюдь не казался предназначенным для такого рода насильственного конца.

Голос Меранда прервал общие траурные размышления.

— Надо, однако, готовиться к путешествию. Я не знаю, куда нас уведут. Мы — пленники и зависим от стечения обстоятельств. Наших лошадей нам возвратят, тех же, которые убиты, заменят другими. Как вы думаете, доктор, могут ли наши раненые перенести утомление дороги?

— К счастью, у нас нет тяжелых случаев, — заявил доктор: — или убитые, или— все пустяки. Вот, разве только г-жа Ковалевская мне кажется еще слабой…

— Нет, нет, дорогой доктор, — вскричала молодая девушка, поднимая голову, бледность которой особенно выделялась на фоне черной повязки, наложенной на её лоб: — это так по-женски глупо падать в обморок от маленького укола! Но я опять становлюсь мужчиной и прошу вас, охраняйте мое инкогнито. И вы также, друг мой! — шепнула она тихо Боттермансу. — Но вы ранены также!

В самом деле, Боттерманс был весь покрыт кровью, но поторопился успокоить ее.

— Не так сильно, как кажется… Эта кровь, главным образом, ваша… Затем, вероятно — какого-нибудь киргиза, на которого я повалился во время битвы. Успокойтесь!

— Со мной — то же самое! — сказал Герман.

— А вы, Меранд? — спросил доктор.

— Цел! — Это чистое чудо, но это так!

— Ого! Вам везет! А, ведь, вы не щадили себя!

— Ну-с, а ты что скажешь, матрос-костолом? А тебе что-нибудь попортили?

— Без сомнения!.. У меня по всему телу синяки, на ноге ссадина, но шкура у меня толстая. Немножко вашей мази, и все присохнет…

— Слава Богу, нас не слишком потрепало, — обрадовался Меранд: — при таких условиях, в каких мы находимся, предпочтительнее быть мертвым, чем тяжело раненым!

Монгольский начальник снова подошел к Меранду.

— Лошади готовы, по две на каждого из вас, — заявил он: — мои люди и кое-кто из разысканных конвоиров навьючивают верблюдов. Ваши вещи будут вам возвращены в ваше полное распоряжение, но я задержу у себя ваши бумаги и инструменты. Если у вас есть раненые, неспособные держаться в седле — их устроят на верблюдах!