Мир, которого не может быть

У Дункана перехватило дыхание, и отвратительная спазма подобралась к горлу. Но он поборол чувство тошноты и вспомнил разговор на ферме в тот день, когда уходил на охоту.

«Я могу выслеживать всех зверей, кроме крикунов, ходульников, длиннорогов и донованов, — торжественно сказал тогда Сипар. — Это мои табу».

И Сипар тоже был их табу, вот он и не испугался донована. Однако Сипар побаивался ночью крикунов, потому что, как он сам сказал, крикуны могли забыть.

Забыть о чем?

О том, что Цита — их мать? О разношерстной компании, в которой прошло их детство?

Вот в чем заключается ответ на загадку, над которой Шотвелл и ему подобные уже несколько лет ломали себе головы.

«Странно, — сказал он себе. — Ну и что? Это может казаться странным, но если такова здесь жизнь, не все ли равно? Жители планеты были бесполы, потому что не нуждались в поле, и ничего невероятного в этом не было. Более того, это избавляет их от множества бед. Нет ни семейных драм, ни проблем треугольника, ни драки за самку. Может быть, они лишились некоторых развлечений, но зато добились мирной жизни.

А раз пола не существует, такие, как Цита, были всеобщими матерями. Более, чем матерями. Цита была сразу и отцом и матерью, инкубатором, учителем и, может, выполняла еще множество ролей одновременно.

Это разумно со многих точек зрения. Естественный отбор здесь исчезает, экология в значительной степени находится под контролем, даже мутации могут быть направленными, а не случайными.

И все это ведет к всепланетному единству, неизвестному ни на одном из иных миров. Все здесь друг другу родственники. На этой планете человек, как и любой другой пришелец, должен научиться вести себя очень вежливо. Ибо нет ничего невероятного, что в случае кризиса или острого столкновения интересов ты можешь оказаться лицом к лицу с планетой, на которой все формы жизни объединятся против пришельца.»

Маленькие зверюшки сдались, они вернулись на свои места, облепили пульсирующий фиолетовый индюшачий скелет, и Цита вновь обрела первоначальную форму. «Как будто все ее мышцы, ткани, нервы и кровеносные сосуды после короткого отдыха вновь воссоздали зверя», — подумал Дункан.

— Господин, что нам теперь делать? — сбросила Цита.

— Это тебе следовало бы знать, — ответил Дункан. — Ты же вырыла эту ловушку.

— Я разделилась, — сказала Цита. — Часть меня рыла яму, а часть оставалась наверху и вытащила меня из ямы.

— Удобно, — согласился Дункан.

И это в самом деле было удобно. Так было с Цитой и тогда, когда он в нее стрелял — она рассыпалась на составные части и разбегалась. А ночью у водоема она следила за ним, спрятавшись по частям в густом кустарнике.

— Мы оба в ловушке, — сказала Цита. — Мы оба здесь умрем. Так и кончится наша встреча. Ты со мной согласен?

— Я тебя вытащу, — сказал Дункан устало. — Я с детьми не воюю.

Он подтянул к себе ружье и отстегнул ремень от ствола. Затем осторожно, держа за свободный конец ремня, опустил ружье в яму.

Цита приподнялась и вцепилась в ствол передними лапами.

— Осторожнее, — предупредил Дункан. — Ты тяжелая. Я не уверен, что удержу тебя.

Но он зря волновался. Малыши отделились от тела Циты и быстро карабкались по ружью и ремню. Они добирались до его вытянутых рук и взбирались по ним, цепляясь ноготками. Маленькие крикуны, комичные ходульники, кусачие дьяволы ростом с мышь, которые скалились на Дункана на ходу. И миниатюрные улыбающиеся человечки — не младенцы, не дети, а маленькие копии взрослых гуманоидов. И зловещие донованчики, шустро перебирающие ногами.

Они взбирались по рукам, бежали по плечам и толпились на земле рядом с ним, поджидая остальных.

И наконец сама Цита — правда не один скелет, но Цита, сильно уменьшившаяся в размерах, — неуклюже вскарабкалась по ружью и ремню и оказалась в безопасности.

Дункан вытащил ружье и сел.

Цита на глазах собиралась воедино.

Он, как зачарованный, следил за тем, как суетливые миниатюрные существа планеты шевелились, словно рой пчел, стараясь занять положенное место и составить единое существо.

И вот Цита была восстановлена. Все-таки она была невелика, совсем невелика — не больше льва.

«Она ж еще такая маленькая, — спорил с ним Зиккара на ферме. — Такая молодая!»

Совсем еще ясли, компания сосунков, если только их так можно назвать. Месяцами и годами Цита будет расти по мере того как будут расти ее разные дети, пока не превратится в громадное чудовище. Цита стояла, глядя на Дункана и на дерево.

— А теперь, если ты оттолкнешь дерево, мы будем квиты, — сказал Дункан.

— Очень плохо, — сказала Цита и повернула в сторону.

Он смотрел, как она убегала в лес.

— Эй! — закричал он.

Но Цита не остановилась.

Он схватил ружье, но остановился на полдороге вспомнив, что стрелять в Циту бессмысленно.

Он опустил ружье.

— Ах ты грязная, неблагодарная обманщица…

Он замолчал. Какой смысл беситься? Если ты попал в переделку, надо искать из нее выход. Ты обдумываешь все возможные решения, выбираешь из них наиболее разумное и не поддаешься панике, если мало шансов победить.

Он положил ружье на колено и принялся пристегивать ремень. Тут он обнаружил, что ствол забит песком и грязью.

С минуту он сидел недвижно, вспомнив, что чуть было не выстрелил вслед Ците, и если ружье было забито достаточно плотно и глубоко, оно взорвалось бы у него в руках.

Он ведь использовал ружье в качестве рычага, чего не следует делать с ружьями — это прямой путь к тому, чтобы вывести его из строя.

Дункан пошарил руками вокруг и нашел ветку. Он постарался прочистить ствол, но грязь набилась в него так плотно, что его попытка была почти безуспешной.

Он отбросил ветку, поискал более твердый сук, и тут в зарослях кустарника уловил движение. Он пристальнее вгляделся в заросли, но ничего не увидел. Так что он вновь принялся за поиски более толстой ветки. Наконец он отыскал подходящую и попытался засунуть ее под ствол, но в кустах снова что-то шевельнулось.

Он оглянулся. Футах в двадцати на задних лапах сидел крикун. Тварь высунула длинный язык и, казалось, усмехалась.

Второй крикун появился на краю кустарника, там, где Дункан уловил движение в первый раз.

И он знал, что неподалеку находились и другие. Он слышал, как они пробирались через путаницу сваленных стволов, слышал их мягкие шаги.

«Явились, палачи», — подумал он.

Цита явно не теряла времени даром.

Он поднял ружье и постучал им об упавшее дерево, надеясь, что грязь высыпается. Но ничего не высыпалось — ствол был забит плотно.

В любом случае ему придется стрелять — взорвется ружье или нет.

Он перевел затвор на автоматическую стрельбу и приготовился к последнему бою.

Теперь их было уже шестеро. Они сидели в ряд и ухмылялись, глядя на него. Они не торопились — знали, что добыча не уйдет. Он никуда не денется, когда бы они ни решили напасть.

И появятся новые. Со всех сторон.

Как только они бросятся, у него не останется ни единого шанса уцелеть.

— Но я дешево не отдамся, джентльмены, — сказал он хищникам.

И он даже удивился тому, какое спокойствие охватило его, как холодно он мог рассуждать, когда все его карты были биты. Ну что ж, случилось то, что должно было когда-нибудь случиться.

Ведь совсем недавно он думал о том, как человек здесь может столкнуться лицом к лицу с объединенными живыми существами планеты. А вдруг так оно и есть, только в миниатюре.

Очевидно, Цита отдала приказ: «Человек, лежащий там, должен быть убит. Идите и убейте.».

Да, что-нибудь в таком роде, ибо Цита явно пользуется здесь авторитетом. Она — жизненная сила, даритель жизни, верховный судья, залог жизни на всей планете.

Конечно, Цита здесь не одна. Может быть, эта планета поделена на районы, сферы влияния, и ответственность за каждую возложена на одну из них. И в своем районе каждая Цита — верховный владыка.

«Монизм, [1] — подумал он с горькой усмешкой. — Монизм в чистом виде.»