Долгое завтра

Вчера на этом поле убирали кукурузу, и длинные острые серпы – вжик-вжик – срезали шуршащие кукурузные стебли, а ребятишки собирали их. Лен любил время уборки урожая, когда все собирались вместе и помогали друг другу. В этом была какая-то особая, волнующая прелесть, непередаваемое чувство победы в сражении, начатом еще весной. И приготовление к зиме было таким же простым и естественным, как листопад и белки, запасающие на зиму кукурузные зерна.

Лен медленно прошел мимо сложенных аккуратными рядами кукурузных стеблей, высоких скирд. Он вдыхал прозрачный осенний воздух, напоенный ароматом сухой кукурузы, прислушиваясь к вороньему карканью где-то на опушке недалекого леса, и вдруг ощутил всю красоту расцвеченных осенью деревьев, затерявшейся вдали деревушки и видневшегося неподалеку леса. Он направился к нему, то и дело поднимая голову, чтобы разглядеть багряную и золотую листву на фоне пронзительно голубого неба.

У самой межи росло несколько маков, таких ярко-алых, что Лен заморгал и прищурился. Он остановился и оглянулся. Отсюда ему была видна почти вся деревушка, незатейливые узоры бескрайних полей, добротные заборы, покрытые черепицей дома, отполированные и выкрашенные прихотливой погодой в серебристо-серый цвет. Вдалеке виднелись пасущиеся овцы и коровы, кобылы и холеные, лоснящиеся, играющие мускулами жеребцы. Амбары и закрома были полны, глубокие погреба тоже забиты до отказа кринками и глиняными кувшинами, соленым и копченым беконом, недавно привезенной из коптильни ветчиной, и все это изобилие было плодами мозолистых человеческих рук.

Лен стоял, как зачарованный, глядя на поля, дома, леса, амбары, небо, охваченный любовью и гордостью за эту маленькую деревушку. Мир был прекрасен, а Бог хорошим. Он понял слова отца о мире и довольствии. Он молился. Закончив молитву, Лен вошел в лес.

Он так часто бродил здесь, что протоптал в густой траве узкую стежку, и теперь легко зашагал по ней. Нижние ветки касались его широкополой шляпы, и он снял ее, а вскоре и пиджак. Его тропинка слилась с оленьей тропой, и несколько раз Лен находил совсем свежие оленьи метки, а дальше, в густой траве, – следы ночлега оленей.

Через несколько минут он вышел к длинной просеке. Заросли кустарника были здесь уже непроходимыми. Лен опустился на траву в тени густых кленов, затем лег, подложив под голову сложенный пиджак. Ветки смыкались над его головой затейливым узором, удерживая легкое облачко золотистых листьев, а небо было таким голубым и глубоким, что, казалось, в нем можно утонуть. Время от времени листья струились вниз легким водопадом и тихо опускались на землю в спокойном воздухе. Лен пытался размышлять, но не мог сосредоточиться. Впервые после проповеди он чувствовал себя почти счастливым и через некоторое время задремал, убаюканный тишиной и чувством абсолютного умиротворения. И вдруг рывком сел, дремота улетучилась, сердце учащенно билось, по коже струился пот.

В лесу послышался звук.

Он был странным. Ни одно животное, ни птица, ни ветка дерева не смогли бы издать такого свиста, шипения, повизгивания, а через некоторое время внезапно послышался вой. Он не был громким и звучал на приличном расстоянии, но в то же время казалось, что это не так уж далеко.

Неожиданно звук повторился, будто отрезанный острым ножом. Лен замер и прислушался. Он снова услышал звук, на этот раз едва различимый, принесенный легким теплым ветерком. Лен снял ботинки и, неслышным шагом ступая по мху и траве, направился к концу просеки. Он миновал ее и углубился в заросли дурмана, работая руками и ногами до тех пор, пока не увидел просвет впереди. Звук не стал громче, но слышался значительно ближе.

Позади зарослей дурмана виднелся поросший травой берег реки, который весной покрывался ковром фиалок. Берег имел клиновидную форму, и в этом месте ручей, давший название деревушке, сливался с медленными бурыми водами Пиматанинга. Над рекой склонилось большое дерево, корни которого размыл весенний паводок. Это было самое уединенное место, которое только можно было отыскать октябрьским осенним полднем, в самом сердце леса, отдаленное от деревушки.

Исо был там. Он сидел на поваленном дереве, а звук издавала какая-то штуковина, которую он держал в руках.

Часть 4

Лен вышел из зарослей дурмана. Исо в панике вскочил. Он попытался скрыться, спрятав что-то за спиной. Когда он увидел, что это всего лишь Лен, коленки его подкосились, и он тяжело опустился на бревно.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он сквозь зубы. – Я подумал, что это отец.

Руки его дрожали. Он все еще пытался укрыть, спрятать то, что держал в руках. Лен не двигался с места, пристально глядя на возню Исо.

– Что у тебя там? – спросил он.

– Ничего. Всего лишь старая коробка.

Это была жалкая ложь. Лен пропустил ее мимо ушей. Он подошел ближе к Исо и посмотрел. Штуковина действительно напоминала коробку. Маленькая, всего несколько дюймов в ширину, и плоская, не похожая ни на одну деревянную вещь, которую когда-либо приходилось видеть Лену. Он не мог понять, в чем было отличие, но оно, несомненно, имелось. В коробочке было несколько любопытных отверстий, из них торчали кнопочки, в углублении видна катушка с намотанной ниткой, только эта нитка была металлической. Коробочка издавала приглушенное бормотание и шептала о чем-то, понятном лишь ей одной.

– Что это? – охваченный благоговейным страхом, спросил Лен.

– Помнишь, как назывались вещи, о которых иногда рассказывает бабушка? Те, которые издавали голоса?

– Телевизор? Но он большой и показывает картинки.

– Да нет же. Я говорю о другой вещи, из которой выходят только голоса.

Лен глубоко вздохнул.

– О-о! – Он пальцем осторожно прикоснулся к жужжащей коробочке, чтобы удостовериться в том, что это не сон, и что она действительно существует: – Радио?

Исо положил коробочку на колени, придерживая одной рукой. Другой он осторожно ухватил Лена за рубашку. В его глазах было такое неистовство, что Лен даже не пытался освободиться. К тому же он не любил и боялся драк, да и радио могло сломаться.

– Если ты посмеешь сказать кому-нибудь, я убью тебя. Клянусь, я убью тебя.

Взгляд его красноречиво говорил о том же. Лен не обиделся.

– Клянусь, я никому не скажу, Исо. Честное слово, клянусь Библией.

Его взгляд был прикован к удивительной, потрясающей маленькой вещи на коленях Исо.

– Где ты взял его? А оно работает? А из него действительно слышны голоса? – Лен так низко наклонился, что его подбородок был почти на уровне бедра Исо.

Исо отпустил рубашку Лена, продолжая любовно поглаживать деревянную поверхность коробочки. Рассмотрев ее ближе, Лен увидел жирные пятна вокруг кнопочек, оставленные прикосновениями чьих-то пальцев, щербинку на одном из уголков. Эти сокровенные подробности делали радио еще более реальным. Кто-то долго пользовался им.

– Я стащил его, – сказал Исо. – Это радио торговца Соумса.

Лен почувствовал, как знакомое волнение охватило его. Он немного отодвинулся, посмотрел на Исо, затем огляделся по сторонам, будто ожидал, что камни тотчас полетят в них из густых зарослей дурмана.

– Но как оно очутилось у тебя? – спросил Лен, бессознательно понизив голос.

– Помнишь, как мистер Хостеттер оставил нас в фургоне, а сам вышел за чем-то?

– Да, и принес ящик из фургона Соумса.

– Это находилось в ящике. Там было полно всякого хлама, думаю, книги и еще какая-то дребедень. В кромешной темноте я старался не шуметь. Я только почувствовал, что это одна из тех вещей, о которых говорила бабушка, и спрятал ее под рубашку.

Лен покачал головой скорее с удивлением, чем с осуждением.

– А мы думали, что ты все время спал. Исо, зачем ты полез туда?

– Соумс ведь из Барторстауна, не так ли?

– Об этом говорили на проповеди, но… – Лен оборвал речь на полуслове, и вдруг смысл слов Исо дошел до него и все предстало в совершенно ином свете. Он посмотрел на радио.