Люди моря

– Кажется, успел… Но как же это случилось… Ничего не помню.

– Мертвые ничего не помнят, а ты был почти мертв, когда Цила нашла тебя…

– Тебе нужно поесть и попить, разговоры отложим на потом, – тоном приказа сказала девушка.

Помогая ему поудобнее устроиться в постели для принятия пищи, Цила рассказала ему, как нашла его.

– Значит, тебе я обязан своей жизнью?

– Не говори об этом! Впрочем, мы теперь квиты… Разве не из-за меня тебя выгнали из купола? Простишь ли ты меня за это когда-нибудь, Надир?

– Я так надеялся, что какое-нибудь событие нарушит мое монотонное существование… и это случилось! Так что, верь моему слову, тебе не в чем себя упрекнуть!

– Ага! Ты уже привык к нашему «ты»! О! Надир, да ты совсем скоро приспособишься к нашим порядкам.

– А что такое «Надир»?

– Это имя, которое я выбрала для тебя. Так звали одного нашего родственника, моего прадеда, который…

– Цила, – строго оборвала ее Хан.

Девушка со смехом закончила:

– Объясню тебе в другой раз…

Новый кочевник был достаточно здоров от природы, и потому силы его восстанавливались довольно быстро. Несколько дней спустя он уже расхаживал по лагерю от человека к человеку: участвовал в делах, изучал жизнь кочевников. Все принимали его доброжелательно, ибо считали его даром богов, посланным небом взамен пропавшего Ксуана. Племя снова могло воспользоваться знаниями обитателей куполов. Сейчас Надир учился: учился просыпаться в шуме человеческих голосов, жить среди скрипа, грохота и топота животных, наслаждаться простой грубой пищей, ездить на коне и понимать его, – коня ему торжественно подарила Цила, – учился спать в шатающейся от порывов ветра кибитке, упражнял свои глаза, слух, учился понимать пустыню, носить грубую одежду и понимать дружелюбие…

Вечером, увидев, как Цила любовно терла, скребла и гладила Сукаму, он посмотрел на ее руки и удивился, что эти сильные и ласковые ладони казались ему грязными… Только одно смущало его всерьез – когда девушка прятала свои роскошные волосы под изукрашенный варварский шлем, а вслед за тем вскакивала на громкий галоп, оглашая окрестности дикими возгласами. Он оставался на месте, любуясь горизонтом, тревожным и гневным одновременно. Проходило порой несколько часов, прежде чем она возвращалась – запыленная, усталая, с блестящими от возбуждения глазами.

Со временем он свыкся со странными обычаями кочевщиков и воспользовался отсутствием девушки, чтобы подробно и серьезно поговорить с Хан. Иногда молодые люди, одолеваемые желанием соревнования, догоняли ее в пустыне и составляли ей компанию в безумной гонке. Тогда Надир весь клокотал от гнева: подобная забава Цилы казалась ему откровенным дезертирством. В этих случаях он становился молчалив, опускал глаза долу, чтобы не видеть насмешливой улыбки Хан. Впоследствии он несколько изменил отношение к «дезертирству»: ему стало казаться, что это лишь наиболее полное воплощение динамизма и прекрасной свободы Цилы. С этого времени он принял ее, такой, какая она есть, безоглядно…

Но однажды…

Это было какое-то особенно прекрасное утро: со свежим воздухом и блистающим солнцем. Караван передвигался с привычной медлительностью по огромной котловине, которой, казалось, нет и не будет конца. Руки Цилы были объяты жгучим нетерпением, которое научился распознавать Надир, когда она надевала шлем, готовясь к очередной прогулке. Вихрем выскочила она из кибитки. Огромный Сукама, нетерпеливо роющий землю копытом – ожидал ее…

Вдруг Надир почувствовал неудержимое желание последовать за ней и в свою очередь нестись галопом. Через мгновение он оказался в седле. Прекрасное чувство легкости и радости охватило его, и, откинув голову назад, он закричал изо всех сил:

– Йа-а-а-а!

Все племя со смехом и удовольствием заорало ему вслед, а копыта его коня, разрывая землю несли его следом за прекрасной наездницей.

Та живо обернулась. Когда она его узнала, на лице ее появилось выражение неописуемой радости и счастья, она сорвала шлем и встряхнула головой. Волосы ее распустились аж до самого крупа, и восхищенный Надир подумал, что более прекрасного зрелища он не видел ни разу в жизни. Сменив аллюр, они устремились прямо к горизонту.

А в большой красной кибитке старая Хан утерла одинокую слезу.

Надир полюбил оставаться вечерами у костров и разговаривать с мужчинами пустынь. Восхищенный уверенностью их суждений, той невероятной легкостью, с которой они усваивали все, что он им рассказывал, он все же более всего удивлялся не этому. Несмотря на их развитое воображение, пробелы в знаниях по истории их собственного народа были просто потрясающими, и юноша недоумевал, почему отец Цилы не восполнил эти пробелы. Хотя, может быть, у них были более важные проблемы?

Однажды вечером Зорги попросил Надира:

– Расскажи нам о куполах. Для нас, кочевников, которые живут на таком просторе, тот мир крайне интересен!

– Ты кое-что забываешь, Зорги. Этот мир не так уж вам чужд: кочевники тоже происходят из куполов!

– Мы считаем как раз наоборот. Откуда у тебя такие сведения?

– В городе есть машины, в памяти которых фиксировали всю историю человечества. Я изучил ее вполне достаточно, чтобы с полной уверенностью заявить, что кочевники тоже некогда жили под куполами…

– Так расскажи нам!

– Купола эти были построены в темные времена, когда господствовал великий страх перед атомной войной. Все население земного шара нашло там убежище. Человек достиг всех планет солнечной системы и воздвигнул города везде и всюду. Спустя много-много лет, столетий, когда стало ясно, что великий страх был безоснователен, земля уже успела превратиться в пустыню, поскольку гигантские города исчерпали все ее ресурсы. Человек отчаялся: его великая мечта исследовать Вселенную, открыть другие миры, населенные существами, подобными человеку, которые, согласно закону больших чисел, должны все же были встретиться, эта мечта на глазах превращалась в труху. Целые поколения исследователей напрасно бились над этими проблемами. Межзвездные путешествия были неосуществимы! Уязвленное в самом откровенном своем желании, человечество получило печальную уверенность: врата вселенной никогда не откроются для него, познание окружающего мира приостановится… Подрезанные крылья и ноги, точно налитые точно свинцом, неотвратимо привязали людей к Земле и немногим планетам Солнечной системы.

– Погоди, Надир! Это нам так или иначе известно. Но какое отношение все это имеет к кочевникам?

– Дойдет дело и до вас! Это произошло спустя несколько веков отчаяния: взяв с собой по одному образцу представителей животного мира, мужчины и женщины бежали подальше от городов, осознавая, что все эти города, со всем их техническим совершенством стали гробницей для целой расы без какого-либо шанса на спасение. Такова история первых кочевников, которые с невероятным ожесточением цеплялись за жизнь на почти стерильной поверхности Земли, открывая давно забытые добродетели и истоки жизни.

И Надир закончил:

– Там всюду зло, скука и пресыщение!

– Я уверен, что наши деды страдали из-за того, что не могут достичь неба, – мечтательно произнес Зорги. – Но теперь с рождения до самой смерти кочевщику, вечно занятому бегством от безымянных и всегда поглощенному заботами о пропитании, совсем некогда подумать о чем-нибудь подобном…

Какая-то женщина прервала его возгласом:

– Да ты вообрази себе, Зорги! – Вся планета с зелеными пастбищами, с морями – наша! К черту безымянных! Где нам бы найти такую?

Вождь кочевщиков ответил с легкой горечью:

– Если такая планета и существует, то нам она не достанется! Кочевщики чересчур невежественны, чтобы найти ключ к достижению звезд.

После этого разговора Надир был несколько озадачен: люди из куполов топчутся на месте и деградируют, кочевщики полны свободы и энтузиазма, но трудности их жизни отрубают всякую возможность для эволюции. Но есть ли третий вариант для того, чтобы найти необходимый выход, совершить реальный скачок к прогрессу?