Открытым текстом

Наталья Петровна отвернулась от весов.

Дома, на серванте, долго стоял кусок мусковита, пока дочь не отнесла его в школу... А вдруг у Зинки тоже родилась дочь? Врочем, какая разница - дочь или сын, пусть даже двойня... Важно, что она про отца наговорила?.. По обыкновению, соврала...

- Девочки, весной пахнет, - Наташа отодвинула тяжелую дверь теплушки и выглянула в темноту.

Состав, прозвенев буферами, замер. Впереди посапывал паровоз да чей-то одинокий голос кричал непонятные слова. Крик этот дробился, множился, терялся и снова дробился, метаясь между поездом и черными пятнами зданий.

- Не весной, а пожарищем, - Зинка нашарила сапоги и тоже выглянула наружу, оттеснив Наташу плечом. - Наверняка недавно бомбили... Кончилась наша тихая жизнь... Так хорошо, так тихо было всю зиму, как у Христа за пазухой... Помнишь, как сперли мешок фундука?

Заскрипел гравий, и они поняли, что кто-то бежит вдоль состава.

- Диверсант, подохнуть мне на месте! - Зинка обеими руками вцепилась в узкую холодную скобу - дверь натужно сдвинулась.

- От-ста-вить, - лейтенант Ремезов остановился, перевел дыхание. - На следующей станции выгружаемся. Разбудите всех, и чтобы в полном порядке, как полагается, а то у меня ваше кудахтанье на погрузке до сих пор в ушах стоит...

- А что, здесь недавно бомбили? - Зинка, держась за скобу свесилась к лейтенанту.

- Вы что, Коржина, не выспались? - лейтенант развернулся, впечатав каблуки в гравий, и побежал обратно.

- Ясно, бомбили, - Зинка рывком продернула дверь и вдруг заорала во всю глотку: - Подъем! В ружье! Противник справа!

Девчонки разом вскочили, тараща глаза на Зинку. Отсвет пламени буржуйки бился в их зрачках. Они напряженно вслушивались в тишину.

Вагон дернулся, пламя в буржуйке вздрогнуло, мигнуло, стихло.

- Дурила, - Наташа раскрыла вещмешок и сунула туда грязное полотенце, кружку, мыло, завернутое в обрывок газеты.

- За такие шуточки можно и по мордасам схлопотать, - блондинка Настя, которую зачислили к ним в РУК накануне отъезда, натянула телогрейку. Та была ей мала, и красные большие руки торчали из расстегнутых рукавов.

- Ерепенься-ерепенься, - Зинка выдернула из угла свой мешок. Вот попадешь в переделку - по-другому запоешь.

- Чья сегодня очередь карабин тащить? - Верочка намотала на ногу портянку.

- Скоро каждой из нас дадут по медали, - Наташа нечаянно стукнула пустым котелком о печку. - Если, конечно, заслужим.

- Орден тебе выдадут за пустую башку, - Зинка выдернула карабин из ячейки и сунула опять на место. - Или целых два, посмертно...

- Медальку бы заиметь неплохо, - Настя причмокнула пухлыми серыми губами. - Война же все равно когда-нибудь кончится... Выйду замуж, обязательно за боевого офицера, рожу маленького, будет медалькой играть...

- Кому такое фуфло нужно!

- Сама фуфло!

- Как тебе, Зинка, не стыдно. И что ты ко всем привязываешься? Угомонись...

- Что вы там, уснули? - продавщица бухнула на весы связку бананов, заколдовала гирями.

- Разморило, - Наталья Петровна подставила сетку.

- Сдачу-то возьмите, - продавщица высыпала на грязную тарелку мелочь.

Наталья Петровна не считая спрятала сдачу в кошелек.

Очередь все туже захлестывала прилавок.

Наташа онемевшими пальцами стянула наушники, расписалась в журнале, поднялась на затекшие ноги и наткнулась на Зинку. Лицо Зинки было в багровых пятнах - наверное, опять тошнило. Зинка пропустила ее к выходу и сама уселась на освободившееся место.

Наташа, держась за поручни, спустилась и, запрокинув голову, вдохнула на полную силу.

Сквозь маскировочнцю сеть и листья ближней березы угадывалось светлеющее небо - тусклые звезды подмигивали - то ли вздрагивала маскировочная сеть, то ли Наташу пошатывало.

- Слышь, тяжелая долбает, - лейтенант остановился рядом с ней, закурил. - Теперь фрицам драпать без остановки до Берлина.

Наташа опять посмотрела на тусклые звезды, прислушалась. Совсем рядом выводил коленца соловей, и сквозь его трели пробивался назойливый звук морзянки.

- До Берлина еще далеко, товарищ лейтенант, - Наташа пошла, хлюпая сапогами в росистой траве, остановилась. - Добраться бы сначала до Киева и Минска, а там - и Берлин.

- Ох, и молотят их сейчас наши, ох, молотят...

Соловей примолк на минуту, чтобы дать послушать лейтенанту далекую призрачную канонаду, и завелся снова.

Мимо березы с ободранной корой пробежал старший радист, что-то прошептал лейтенанту, и они вместе побежали в сторону замаскированной РАФ.

Наташа обогнула палатку. Возле куста, зевая и поеживаясь, стояла Настя, обхватив карабин, словно полено. Увидев Наташу, она зевнула, передала карабин, шагнула к палатке и, подавшись вперед широкими плечами, нырнула под брезент на нагретое Зинкой место.

Наташа вернулась к машине. В открытую дверь была видна спина Зинка, а чуть сбоку - бледный профиль Верочки.

Кончались четвертые сутки непрерывного дежурства.

Наталья Петровна протиснулась напрямик через очередь, выдернула застрявшую сетку и остановилась передохнуть у стены. Ящики, на которых сидели старушки, были пусты.

- Счастливая, - донеслось из очереди.

Наталья Петровна опустила сетку с бананами на ящик.

Теперь бы только дотащиться... Виски опять ломит... А все же какое это глупое слово - счастливая... Да и есть ли оно вообще на свете - счастье?.. Глупое, самозабвенное счастье... Когда кончилась война, было настоящее счастье, но ведь одно на всех... А вот свое, хотя бы малюсенькое, но свое... Неужели так и нечего вспомнить?.. Быть такого не может... А та ночь, мелькнувшая случайной искоркой...

- Я тебя люблю, понимаешь, люблю! - он вдруг придвинулся к ней, забавно выпятил нижнюю губу и замер.

Она его поцеловала. Он ответил неуверенно и вяло.

- До завтра, - она встала и попыталась выдернуть руку из его сухих ладоней.

- Я как только увидел... Как только... Понимаешь?.. Это до самой смерти...

Она не дала ему договорить, еще раз поцеловала и убежала по лунной аллее в корпус. Всю ночь пролежала не раздеваясь, а утром собралась и тайком уехала.

А все началось с пустяка, с "бега в мешках". Энергичный массовик загнал их в широкий полосатый мешок - она хохотала, нежданный партнер смотрел куда-то в сторону и теребил пальцами край мешка. На первых метрах они упали раз пять - она поднималась первая и дергала его за рукав, а он, обретя равновесие, судорожно цеплялся в край мешка и что-то бубнил под нос.

Вечером на концерте он подсел к ней. Она поправила его модный галстук, съехавший набок...

Уехала из пансионата утром, а через пару часов в автобусе стало невыносимо душно. Вот в последний раз далеко внизу мелькнуло море, а может, просто клок тумана, застрявший в ущелье. Поворот, короткий туннель, поворот...

Впереди - поезд дальнего следования, и облупленный вокзал, и новая квартира на Студенческой набережной, и раздобревший солидный муж, и послушная дочь, и в перспективе покупка машины - не хватает пока две тысячи.

А если бы он догнал в аллее, позвал с собой, ничего не обещая, кроме любви... Но он остался на скамейке под магнолией...

Наталья Петровна положила джемпер поверх бананов. Паренек в жокейке и Витька, стоя на краю тротуара, уплетали бананы и разбрасывали кожуру. Очередь зло и сердито поглядывала на них.

Нашла что вспомнить... Но почему-то всегда кажется, что счастье прошло совсем рядом на цыпочках... И наверное, прав зять, когда после очередного разговора заявил, что там, на войне, счастлива была одна лишь Верочка... Именно для таких блаженных приберегается счастье...

Дождь прошел, и только редкие капли, срываясь с веток, продолжали скатываться по брезенту палатки.

Наташа пришила пуговицу к гимнастерке и протянула иголку Верочке. Та долго мусолила губами суровую нитку и наконец попала в ушко.

- У меня сегодня волна плавала все дежурство, - Наташа приподнялась, чтобы надеть гимнастерку, и задела головой брезент. - Замучилась...