Человек, который любил Джейн Остин

Выставлены были и личные вещи знаменитой писательницы. Впрочем, их было не так много. Гораздо больше показывалось на мониторах, причем каждый предмет был удостоен пространных комментариев известных британских писателей и ученых.

– Потрясающе! – пробормотала Элиза.

Она медленно продвигалась по залу, разглядывая экспонаты и чувствуя, как нарастает разочарование. Поскольку ничего, могущего помочь ей в раскрытии тайны, определить подлинность писем, тут не было.

А потом вдруг она увидела небольшой стенд, где под стеклом лежало письмо, написанное Джейн Остин ее сестре Кассандре в 1801 году.

– Фантастика! – воскликнула Элиза, чувствуя, что наконец-то удалось отыскать хоть что-то полезное.

Приоткрыв сумочку на несколько дюймов, она попыталась сравнить почерк в письме Джейн Остин, покоившемся под пуленепробиваемым пластиком толщиной в добрых полдюйма, с адресом, выведенным на запечатанном конверте, который нашла за зеркалом туалетного столика.

И хотя выставленное в библиотеке письмо было большего формата и бумага совсем другая, мелкий аккуратный почерк в обоих письмах казался одинаковым. Впрочем, вполне возможно, кто-то соорудил подделку.

Достаточно убедительную, чтобы заморочить ей голову.

Тупик…

Элиза пришла к печальному, но неизбежному выводу: определить подлинность найденных ею писем под силу только эксперту. Могло бы показаться странным, почему ей сразу не пришла в голову столь очевидная мысль о необходимости лабораторной проверки бумаги и чернил, почерковедческой экспертизы и прочего, но в этом была вся Элиза.

Мечтательница и фантазерка, она была очарована романтичностью этих писем, и материальные их характеристики не столь ее интересовали.

И все же, решила она, визит в библиотеку оказался не напрасным и тщательно охраняемое письмо под пуленепробиваемым пластиком сослужило свою службу. Именно оно помогло понять, что в одиночку даже и пытаться не стоит установить аутентичность найденных бумаг.

– Прекрасно! – воскликнула Элиза. Пожалуй, слишком громко, потому что, несмотря на царивший в зале шум, на ее голос отреагировали сразу несколько посетителей, повернув головы. – Где же здесь, черт побери, отыскать эксперта?

Элиза сердито защелкнула застежку сумочки. Этот резкий металлический звук эхом разнесся по комнате, точно выстрел. Она виновато улыбнулась, подняла голову и увидела, что в ее сторону направляется охранник, средних лет мужчина с выпирающим брюшком. Он подозрительно оглядывал присутствующих, стараясь понять, откуда донесся шум.

– Ой!

Еще одна ошибка. Элиза сразу же отошла от стенда с письмом и с самым небрежным видом ленивой походкой двинулась в другой конец зала. Сердце билось как бешеное.

Ибо до нее только что дошло, что приносить письмо Джейн Остин в столь строго охраняемое место, на выставку артефактов из жизни этой самой Джейн Остин, было с ее стороны, мягко говоря, не умно.

– Дура ты, дура! – шепотом корила она себя. – Дура набитая, кретинка, полная, законченная идиотка!

В самом конце длинного зала Элиза нашла себе временное убежище среди манекенов, одетых в костюмы и платья, которые было принято носить в эпоху Джейн Остин.

Укрывшись за строем костюмированных кукол, весьма искусно расставленных среди раскрашенных предметов обстановки и декораций, должных создать впечатление, что эти «дамы и господа» гуляют в парке, или сидят в кабинете, или же находятся в будуаре, Элиза настороженно огляделась по сторонам. И сразу успокоилась, увидев, что никто ее не преследует.

Страх попасть в неловкое положение, быть застигнутой с поличным, и все оттого, что имела глупость принести эти письма в библиотеку, тут же прошел. И Элиза с чисто профессиональным интересом принялась рассматривать выставленные костюмы, переходя от одного манекена к другому.

Внутренне усмехаясь от осознания того, что она уже видела эти костюмы эпохи Регентства в недавно вышедших экранизациях «Гордости и предубеждения» и «Эммы», Элиза подошла поближе, чтобы рассмотреть украшенное искусной вышивкой платье из ржаво-красного бархата с глубоким декольте. Рядом с манекеном висела табличка с описанием. Элиза прочла вслух:

«В этом изысканном наряде молодая женщина эпохи Регентства чувствовала себя удобно и модно одетой на грандиозном зимнем балу».

– Ха! – насмешливо воскликнула Элиза. – Модной – быть может. Но чтобы удобно, это вряд ли.

– Вот как? А почему, собственно, нет?

Элиза вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял мужчина в прекрасно сшитом темном костюме. Сощурив темные глаза, она окинула незнакомца с головы до пят наметанным и оценивающим взглядом типичной обитательницы Нью-Йорка. Высокий, крепкого телосложения, хотя не похоже, что не вылезает из спортивных залов. Лицо и руки потемнели от загара, из чего Элиза сделала вывод, что он, очевидно, занимается спортом на открытом воздухе – возможно, велосипедист или альпинист. И в целом очень недурен собой, не преминула отметить она. Можно даже сказать, очень хорош.

Незнакомец, насмешливо изогнув бровь, ждал ответа.

– Да стоит только посмотреть на это дурацкое платье! – воскликнула Элиза, скрывая смущение под вызывающим тоном. – Во-первых, совершенно безобразный фасон. Во-вторых, вырез настолько глубокий, что бедняжка, вырядившись в него, могла в любой момент подхватить воспаление легких. Если, конечно, то, что я слышала об английских зимах, является правдой.

Красивый незнакомец кивнул в знак согласия.

– Верно подмечено, – протянул он с еле уловимым южным акцентом. – И дело не только в том, что в Англии зимы холодные. В начале девятнадцатого столетия центрального парового отопления в домах еще не было.

Нежданный собеседник задумчиво свел брови у переносицы и решил, видимо, отметить очевидное достоинство этого наряда.

– С другой стороны, – сказал он, указывая на низкий вырез, – еще за двадцать лет до этого французские аристократки носили платья, почти полностью обнажающие грудь. – Он глянул на нее, усмехнулся и торопливо добавил: – Исключительно во имя ее величества моды.

Элиза поймала себя на том, что улыбается в ответ, и одновременно отметила, что глаза у незнакомца зеленые, необычного оттенка морской волны, и что при улыбке в них вспыхивают искорки.

– Ох уж эти француженки! – рассмеялась она. – Что тут скажешь.

Смех ее напоминал мелодичный звон хрустальных бокалов, когда ими чокаются при тосте.

– Впрочем, – заметила художница более суровым тоном и ткнула пальцем в выставленный наряд, – не могу представить, чтобы Джейн Остин когда-нибудь надела что-то в этом роде. – И, стремясь обосновать свое утверждение, добавила: – Это платье напоминает мне дизайнерские модели, штучный товар, в которых знаменитости являются на церемонию вручения «Оскара». Ну, вы понимаете, о чем я. Последний писк моды и все такое, но абсолютно непрактичны и выглядят нелепо.

Незнакомец выслушал ее, слегка склонив голову набок. По выражению зеленых глаз она поняла, что он разделяет ее мнение. И не ошиблась.

– Вынужден согласиться с вами, – кивнул он. – Джейн действительно не была дурой. И она ни за что не надела бы такое платье.

Затем он повернулся к мужскому манекену, стоявшему напротив, через проход, и облаченному в роскошную военную форму темно-синего цвета, богато расшитую золотым шнуром, со сверкающей серебряной саблей у пояса.

– А вот форма этого офицера флота больше соответствует той эпохе, и ее вполне мог носить кто-то из знакомых Джейн, – заметил он, – Кстати, да будет вам известно, ее брат, сэр Фрэнсис Остин, стал адмиралом Британского военно-морского флота.

Элиза отступила на шаг, чтобы лучше разглядеть костюм.

– Этого я не знала, – созналась она. – И вообще у меня всегда складывалось впечатление, что семья ее жила довольно бедно.

– Да, богачами Остинов назвать было нельзя, – подтвердил незнакомец. – Но у них имелись полезные связи, а также много друзей среди богачей и аристократов. Со временем, – добавил он, – семья стала довольно состоятельной. Еще одного из братьев Джейн усыновили богатые родственники, и в наследство он получил огромное поместье. А Генри, самый младший, стал преуспевающим банкиром. – Незнакомец умолк, давая Элизе возможность осмыслить услышанное, затем указал куда-то в самый конец ряда манекенов. – Если желаете взглянуть, как на самом деле жили Остины, пройдемте вон туда, в следующий выставочный зал.