Посмотри в глаза чудовищ

Он едва не повесился от восторга, увидев сундуки с книгами.

В не меньший восторг его привела находка склянки с десятком восковых гранул, по виду совпадающих с теми, о которых писал Фламель. Он не удержался, тут же разжег огонь в атаноре и, пользуясь рецептом, расплавил в тигле два фунта медных екатерининских пятаков, найденных здесь же, поскольку Брюс ничего не выбрасывал, мудро предвидя черный день. Получившееся золото он выплеснул на каменный пол, дождался, пока остынет… и задумался.

Дворницкая жизнь научила его осторожности.

В конце концов он потихоньку за бесценок сбыл золото знакомому зубному технику. На вырученные деньги съездил в Париж в качестве переводчика с выставкой «Арт-бля» и убедился, что и зарубежных рыцарей Пятого Рима не миновала великая амнезия…

– Это нам не нужно? – Костя протянул переплетенный манускрипт, на коже которого едва заметно выдавлены были готические буквы.

– А, «Обретенный Грааль», – сказал Николай Степанович. – Читали. Гвидо фон Лист. Бей жидов, спасай масонов.

– Но, может быть…

– Успокойтесь, Костя. Эти люди Грааль не нашли и уже никогда не найдут.

ПО ДЫМНОМУ СЛЕДУ

(Где-то под Моншау, 1945, январь)

Они ломились сквозь кусты, как лоси в гон.

– Дядя Ник… – Крошка Нат жарко дышал мне в ухо. – Ну дядя же Ник…

– Ш-ш, – сказал я. – Это не джерри.

Они выпали на полянку перед нами и действительно оказались не немцами: канадский сержант, рыжий детина двухметрового роста, и негр в форме американского танкиста. Это он и шумел. Вряд ли его обучали неслышно ходить по лесу…

– Эй! – негромко позвал я. – Не стрелять, свои!

Они дернулись, мигом обернулись на голос, вскинули стволы. У сержанта была винтовка, у танкиста «кольт». Навоевали бы они с такими пукалками…

Нат сначала поднял на кортике свою пилотку, потом встал сам.

– Вас только двое?

– А кто ты такой, чтобы нам отвечать? – огрызнулся сержант.

– Лейтенант Хиггинс, спецгруппа «Форум» при штабе Семнадцатого десантного корпуса, – сказал Нат.

– А вы один, лейтенант?

– Ребята, вы совсем потеряли нюх, – сказал Нат. – Задаете вопросы офицерам.

– Так точно, сэр, – осклабился танкист. – Как есть потеряли. Вторую неделю по лесам.

– Может, у вас пожрать чего-нибудь найдется, сэр? – спросил сержант.

– Накормим ребят, дядя Ник? – оглянулся на меня Нат.

– Забирайтесь сюда, – велел я. – А то вы там, как мыши на блюде.

Они перекарабкались через поваленные стволы и через валуны и оказались в нашей «цитадели».

– Вас тоже двое… – разочарованно сказал сержант. – Сержант О'Лири, сэр. Восьмая канадская пехотная бригада.

– Рядовой Дуглас, сэр, – вытянулся танкист. – Седьмая бронетанковая дивизия.

– Вольно, – сказал я. – Капитан Бонд, командир упомянутой группы. Что у нас там осталось из еды, Нат?

– Найдем чего-нибудь, – Нат пожал плечами. – Ползайца точно есть.

– Тут это… – канадец сглотнул. – Мы не для себя. Раненые у нас. И леди.

– О, черт. Много раненых?

– Четверо. Ну и леди – пятая.

– А что с леди?

– Бредит. И горячая вся…

– Капитан, простите: вы капитан Ричард Бонд, сэр? – Танкист напрягся, готовый к проявлениям восторга.

Что ж, за последние две недели здесь произошло так много бурных событий, что можно было встретить не только знаменитого летчика-аса, но и самого Санта-Клауса, выходящего из окружения и выносящего на себе раненого олененка Бэмби.

– Нет. Я капитан Николас Бонд. И к авиации, к сожалению, не принадлежу. Что там с вашими ранеными?

– Ну… их ранили, сэр. Их везли в госпиталь, но джерри перерезали дорогу…

– Они в тепле? Их охраняют?

– Да, сэр. Если это можно назвать теплом…

– И охраной, – добавил сержант.

– Куда же тогда вы неслись, как два носорога?

– Видите ли, сэр… – сержант замялся. – Один из наших раненых – местный житель.

– Он скрывался от нацистов, – пояснил негр.

– Он помог нам отбиться от эсэсовцев. На нас наткнулся эсэсовский патруль.

– И был ранен.

– У него охотничий домик – там, дальше, – показал рукой сержант.

– Он нарисовал нам план, как пройти.

Нат нервно хихикнул и посмотрел на меня.

– Немцу лет тридцать пять, худощавый, глаза серые, на левой скуле след от ожога, – сказал я. – Так? Имя – Отто, фамилию может назвать любую.

– Да, – сержант несколько оторопел. – И он дал нам ключ от дома и объяснил…

– Мы ждем его здесь уже вторую неделю, – сказал Нат.

– Он что – нацист? Преступник?

– Напротив. Им интересуется верховное командование…

Путь до санитарного фургона занял у нас почти два часа. Налетели низкие тучи, повалил быстрый мокрый снег. Скоро стало совсем темно. Сначала мы проскочили мимо цели, и пришлось возвращаться.

Фургон стоял в густом ельнике, белый, заваленный снегом, и только чуть слышный стук клапанов работающего на холостом ходу мотора мог выдать его присутствие – да и то следовало подойти вплотную.

– Чарли, – вполголоса позвал сержант.

Полог сзади приподнялся, замаячило светлое пятно лица.

– Что, уже? Кто это с вами?

– Наши офицеры-парашютисты.

– Слава богу…

Под пологом воняло очень добротно. Мы забрались внутрь, танкист остался снаружи – охранять. При свете синего фонарика мы осмотрелись. У заднего борта фургона стоял немецкий пулемет, рядом сложены были три фаустпатрона. Раненые лежали в теплых мешках на носилках.

– Где немец? – спросил я.

– Вот… – сержант показал.

Отто Ран выглядел плохо. Кожа, страшно сухая, обтягивала череп; глаза ввалились. В уголках бескровных губ засохла пена.

– Отто, – позвал я.

Он не отзывался.

– Куда его ранило?

– В бок. Похоже, почка задета, – сказал тот, кто охранял раненых, Чарли.

– Вы санитар?

– Нет, сэр. Я ушел в армию из медицинского колледжа. С третьего курса.

– Значит, вы с лейтенантом коллеги. У нас с собой бинты и немного пенициллина. А о какой леди говорил сержант?

– Вот, сэр. Она из артистической бригады. Похоже, что крупозная пневмония… Вообще-то она актриса. И даже из Голливуда. Это мне другой парень из той же машины сказал. Он уже умер. Их машину расстреляли танки.

Я посмотрел. Рот леди был раскрыт, она часто и хрипло дышала. Лицо испачкано густой коричневой мазью от обморожений. Я не видел ее пятнадцать лет…

– Так, – сказал я. – А остальные раненые?

– Они легкие, сэр. Просто устали. Спят. – Он помолчал и добавил: – Тяжелые уже умерли.

– Вам следовало сдаться в плен, – сказал я.

– Возможно, сэр. Но сначала мы надеялись выбраться, а после стало некому сдаваться. Потом появились эсэсовцы. Не ваффены, нет. Черные эсэсовцы. На мотоциклах. И…

– Понятно, – сказал я.

– Не знаю, сэр, понятно ли вам. Видите ли, я брал замок Ружмон. В Нормандии. Там были черные эсэсовцы и две тысячи беременных женщин. В подвале стоял железный идол с открытой пастью…

– Я был в замке Ружмон, – сказал я. – Наверное, сразу после вас.

– Ребята, которые штурмовали замок, потом вообще не брали пленных. А я перерезал глотку эсэсовскому генералу, и мне стало как-то проще.

– Генерал был маленький и чернявый?

– Ага. Истинный ариец из Бронкса.

– Глотку ему резали не раз, – сказал я. – И на костре жгли. Ему это – как слону дробина.

– Вы знали его, сэр?

– Мы как раз занимаемся им и ему подобными.

– Так у немцев это что – всерьез?

– Более чем. Сенат не стал бы тратить деньги на шарлатанов.

– И этот немец, – Чарли кивнул на застонавшего Рана, – имеет какое-то отношение?..

– Да. Но он на нашей стороне. Давайте-ка займемся им…

И мы занялись Отто Раном. А потом мы занялись Марлен. А потом – остальными ранеными. А потом наступило утро.

Выше облаков гудели самолеты, и вдали гремели разрывы тяжелых бомб…

Первым шел сержант-канадец. Не подумайте, сэр, что я не хочу тащить носилки, сказал он смущенно, но меня считали лучшим браконьером к югу от Калгари. Каковы же худшие, подумал я, вспомнив вчерашний треск и сопение, но ничего не сказал: нести Марлен я бы ему и подавно не доверил. Да и не только ему…