Мир “Искателя" (сборник)

На склоне нас обогнали двигавшиеся размеренным полубегом девушки, покрытые здоровым бронзовым загаром. Девушки сказали нам хором:

— Физкультпривет!

Руслан сказал им вслед:

— Привет отважным девушкам-ужгородкам!

Девушки остановились, развернулись к нам фронтом и ответили:

— Спа-си-бо!

— Вот угадал, — удивился Иван Никитич.

Мы пристроились в хвост девичьему отряду.

При виде колонны оркестр грянул “Сормовскую лирическую”. Под ногами побрякивали консервные банки и взлетали орлятами обрывки местных и центральных газет.

Ведомые Иваном Никитичем, мы задами прошли к избе председателя. Последнее, что мы увидели, перед тем как нырнуть в избу, были два вертолета, которые совместно волокли по небу непонятное сооружение из железной арматуры.

Мы не ожидали застать председателя, но застали его. Председатель был на вид мрачен и недружелюбен.

— Здравствуй, Савватий, — сказал Иван Никитич, снимая кепку с поломанным козырьком.

— А, — сказал председатель. — И ты тоже, Иван.

— Вот приехали, — сказал Иван Никитич. — Тебе из Ильинского звонили о нас?

— О всех звонили, — сказал председатель. — А я телефон сломал. Нарочно. Трубку оторвал и в озеро бросил. Кого привел-то?

— С партией я. Вот Седов, наш начальник.

— Здравствуйте, — выдвинулся вперед Седов. — Тут оборудование должно быть. И о лошадях поговорить надо.

— Так вы не на озеро?

— Какое озеро?

— Так вы по делу?

— Разумеется, — сказал Седов. — А что тут у вас?

— Да уж ты, Савватий, прости, — сказал Иван Никитич, — мы попросту. В баньке хотели помыться. А у тебя тут кино.

— Какое такое кино? — спросил Савватий. Потом подумал и сказал удрученно: — Кино, сплошное кино. Да вы садитесь. Откуда идете?

— С Улятая.

— Лукича видали?

— Привет передавал.

— За привет спасибо.

За окном загромыхал приближающийся оркестр.

— Ты б, Савватий, рассказал людям, — произнес, усаживаясь на скамью, Иван Никитич.

“Бух-бух!” — хлопал барабан.

— Если бы я знал, — сказал председатель, — то своими руками его в озере утопил.

— Кого это?

— Расторгуева, кого же еще?

— Что ж это он натворил?

— Сначала я все думал — так, обычаями интересуется. Я ему деда моего полсунул — любитель байки рассказывать. Вот дед и разжег его., как костер. Он и меня спрашивал, а я говорю: “Да, слыхал от стариков”.

— Так ты по порядку, — сказал Иван Никитич.

Но по порядку не получалось. Все время за окном мельтешили разнообразно одетые люди, потом к стеклу прижалась седая голова, принадлежавшая очень толстому человеку, и человек, возя бородой по раме, стал знаками объяснять, что хотел бы купить свежего молочка.

— Из Москвы, — сказал председатель. — Очень уважаемый человек, специалист. — Председатель достал из кармана записную книжку и прочел: — По римскому праву.

— А что ходит?

— Молока свежего ищет. Даже к озеру не подходил еще.

— Да ты расскажи, Савватий. не томи. Считай, люди второй месяц в тайге, никого не видели, а тут у тебя такое веселье.

— Это все Расторгуев. Правда, отольются ему мои слезки, — и председатель более или менее связно рассказал о трагедии, постигшей поселок.

Приехал в прошлом году человек по фамилии Расторгуев. Вреда никто от него не ждал. Был он в экспедиции, да сломал ногу. Так что экспедиция ушла дальше, оставила его лечиться в Хайлыре. Поковылял товарищ Расторгуев по берегу озера и увидел в нем волнение. Озеро-то небольшое, но очень рыбное. Выгодное для колхоза озеро. Он о выгоде не подумал, а решил, что в озере водится неведомый науке зверь или ящер. Вернулся в Хайлыр и начал у стариков спрашивать, что они об этом чудовище знают. Ну старики, конечно, не хотят в грязь лицом ударить. “Есть, — говорят, — у нас чудовище, боимся, — говорят, — к озеру ходить в ясную погоду. Змей у нас — дракон там обитает”.

Сказали ему об этом старики, закурили и пошли к озеру рыбу ловить, план для колхоза выполнять. А Расторгуев записал их имена-фамилии на бумажку, подлечил йогу, нащелкал снимков и уехал в центр. Прошло месяца три, снег выпал, дни короче стали, пурга завыла. Пришла почта. В почте номер областной газеты, и статья в ней Расторгуева, младшего научного сотрудника. “Чудовище озера Хайлыр” называется. И все почти как по правде описано. И озеро, и поселок, и то, что старики говорят, — с упоминанием их имен и отчеств. Потом рассуждения некоторые про английских чудовищ, которых уже вот-вот найдут, а у нас до сих пор ничего не было. Потом еще фотография, на которой ничего разобрать нельзя. И призыв искать и искать чудовище реликтового типа. После статьи было от редакции послесловье. Редакция писала, что как хорошо, что уже скоро найдем чудовище. Прошло еще несколько месяцев, я московский журнал “Популярные знания” статью перепечатал. И фотографию Расторгуева, потому что на фотографии, которую он на озере снял, ничего разобрать нельзя было. Но там уже эта статья не одна была. Два доктора наук на нее опровержение написали и доказали, что в Хайлырском озере никаких драконов водиться не может, потому что там фауна не такая. И еще один доктор написал, что водиться, конечно, не может, но все равно это очень интересно.

— Ну а вы-то что? Есть у вас чудовище? — вдруг заинтересовался Руслан.

— Какое чудовище? — В голосе председателя вспыхнула угроза, но тут же устало затухла, будто не в силах был он поддерживать в себе накал негодования.

— Ну которое Расторгуев видел?

— Старики, они мало ли что говорят? Старикам верить не всегда надо… Ну вот, значит, только подсохло с весны, звонок мне из района: “Что скрываешь чудовище?” Это Лукича сын, ты его, Иван Никитич, знаешь Так вот, звонит он теперь мне, говорит: “Я главный районный ветеринар и очень интересуюсь, почему с мест сигналов не было”. Я говорю: “Чепуха это все, у меня половина мужиков на лесозаготовках, некому рыбу ловить, а еще геологи скоро нагрянут, и каждой партии рабочих давай. Так что некогда чудовищами заниматься”. А он мне: “Если, — говорит, — поймаешь собственными местными силами, иметь тебе награду, и всему району слава мировая”.

— Вот стервец! — сказал Иван Никитич. — Славу мировую захотел.

— Я ему и говорю: “Ты перестань мне агитацию разводить, лучше бы нам механика прислали, — движок вторую неделю не работает”. Ну, поговорили, а еще через неделю снова звонок. Из области. Просят, значит, приготовить восемь мест в нашей гостинице или в Доме колхозника для научной комиссии. Проверять будут. Посмеялись мы, какие у нас дома для приезжих, но две избы выделили. А там уж началось. Что ни день — новая группа. Тут уж и туристы добрались, и какие-то филологи, и… да я тебе прочитаю, кто вчера приехал.

Председатель достал пухлую записную книжку, полистал ее и прочел:

— “Девятнадцатое. Приехали на чудовище глядеть: юных натуралистов из поселка Казачьего — семнадцать человек с руководителем, делегация Союза композиторов — три человека и один рояль, туристов-одиночек — сто сорок четыре человека, представителей магаданского Общества слепых — два человека и поводырь, альпинистов-перворазрядников — восемь, аквалангистов-черноморцев…”

— Ты погоди, Савватий, — сказал Иван Никитич. — Ты нам скажи, чего изнуряешься? Ведь слава-то какая.

— Какая слава? Какая слава? Думаешь, кто, кроме того специалиста, которому парное молоко нужно, обо мне знает? А так, кроме мороки да возни, никакой радости. Думаешь, хоть одна рыбина в озере осталась? Мне весь план рыболовный на восемь лет сорвали, охоту вокруг уничтожили… Кто мог — все в тайгу подались. Только старухи остались.

Председатель поднялся из-за стола и пошел, ссутулясь, в угол, где висел длинный серый дождевик.

— Хоть нашли чего? — спросил Руслан.

— А кто их поймет? Чуть стемнеет, начинают видеть. То один, то другой. А совсем темно станет, так каждый второй видит.

Седов молчал в углу. Я так поняла, что он думал о рабочих, которых нам не нанять, и о грузе, который не найти среди всего обилия товаров, сваленных в этом пустынном уголке.