Титан. Фея. Демон

Посол внимательно разглядывала его громадными бездонными глазами, затем вернулась к анкете.

Крис'фер смотрел, как она пишет. В квадратике, где должна была стоять «причина для визы», она написала «недуг». Затем нахмурилась, вымарала «недуг» и написала «безумие».

Уши Крис'фера вспыхнули. Он собрался было протестовать, но тут титанида задала еще вопрос:

— Любимый цвет?

— Синий. Нет, зеленый… А что, там и правда это есть?

Развернув анкету, она продемонстрировала ему, что там и вправду есть такой пункт.

— Значит, все-таки зеленый?

Окончательно сбитый с толку, Крис'фер медленно кивнул.

— В каком возрасте ты потерял девственность?

— В четырнадцать лет.

— Как звали его или ее и какого цвета у него или у нее были глаза?

— Лидия. Сине-зеленые.

— А потом у тебя был секс с ним или с ней?

— Нет.

— Кто, по твоему мнению, величайший композитор всех времен и народов?

Крис'фер уже начал звереть. Про себя он считал, что лучший — Рик Вейкман; у него были все его записи.

— Джон Филип Соуза.

Не глядя в его сторону, титанида ухмыльнулась, и Крис'фер не понял почему. Он ожидал замечания вести себя серьезнее или прекратить любыми путями вымаливать себе визу, но посол, казалось, наслаждается шуткой. Тогда, тяжко вздохнув, Крис'фер устроился поудобнее в ожидании дальнейших расспросов.

А расспросы эти становились все менее и менее относящимися к его предполагаемому полету. В тот самый миг, когда общее направление вроде бы становилось ему понятно, акцент тут же менялся. Некоторые вопросы содержали в себе ситуации морального выбора, другие же казались полнейшим абсурдом.

Крис'фер пытался сохранять серьезность, не зная, как этот опрос повлияет на его шансы получить визу. Он весь вспотел, хотя в кабинете было не жарко. Никак нельзя было разобрать, какие ответы будут правильными, и все что ему оставалось — стараться быть искренним. Кроме того, ему рассказывали, что титаниды легко распознают людскую ложь.

Но, в конце концов, его терпению пришел конец.

— «Два ребенка привязаны к рельсам приближающегося гравипоезда. У тебя есть время спасти только одного. Оба тебе незнакомы, оба одного возраста. Один из них — мальчик, другой — девочка. Так кого же ты спасешь?»

— Девочку. Нет, мальчика. Нет, я спасу одного, а потом вернусь и… а-а, ч-черт! Не желаю больше отвечать на эти дурацкие вопросы, пока вы… — Он вдруг осекся. Посол зашвырнула свой карандаш в другой конец кабинета и теперь сидела, закрыв лицо руками. Крис'фера охватил страх столь внезапный и сильный, что он решил — все, начало приступа.

Затем титанида встала, прошла к печке и выбрала несколько поленьев. Круп ее был обращен к Крис'феру. Кожа от головы до копыт оказалась того же цвета и фактуры, что и у нормального европеоида. Волосы красовались только на голове и величественном хвосте. Когда она сидела за столом, легко было забыть, что она — не гуманоид. Когда же титанида встала, ее «инаковость» просто кричала о себе — причем именно оттого, что половина была для человека столь непримечательной.

— Тебе больше не придется отвечать ни на какие вопросы, — сказала титанида. — Благодарение Гее, на сей раз они ничего не значат. — Имя Геи в ее устах отдавало горечью.

Пока она закладывала дрова в печку, хвост ее взметнулся над спиной — и в таком положении некоторое время и оставался. Посол Геи проделывала то, что любая нормальная лошадь проделывает на каждом параде, — причем обычно перед самой трибуной с маршалами и генералами — и с тем же самым бесстыдством. Очевидно, все это делалось бессознательно. Крис'фер раздраженно отвернулся. И снова подумал, какой же странной смесью причудливого и обыденного были эти инопланетные существа. Отвернувшись от печки, титанида взяла прислоненную к стене лопату и собрала кучку вместе с соломой, на которой лежал навоз. Потом бросила все в бак у стены. Садясь обратно, она почему-то хитро взглянула на Крис'фера.

— Теперь тебе понятно, почему меня не приглашают на местные балы. Если бы я думала об этом все время — каждую проклятую секунду… — Она предоставила ему самому догадываться о последствиях.

— А что имелось в виду под словами «на сей раз они ничего не значат»?

Улыбка посла мигом испарилась.

— Имелось в виду, что все это не в моей власти. Подумать только, сколько всякой всячины может убить вас, людей, — причем с каждым годом этой всячины становится все больше. Знаешь, сколько народу хочет повидаться с Геей? Добрые две тысячи в год — вот сколько! Девяносто процентов из них — умирающие. Я получаю письма, мне звонят по телефону, наносят визиты. Меня упрашивают мужья, дети и жены. А знаешь, сколько человек я могу в год послать на Гею? Десятерых.

Взяв бутылку текилы, она долго к ней прикладывалась. Потом рассеянно ухватила два лимона и в один прием их употребила. Глаза титаниды были устремлены к печке, но на самом деле смотрела она в никуда.

— Только десятерых?

Повернув голову, она с укором на него посмотрела.

— Да, парень. Ну ты и оболтус. Нет, точно оболтус. Ни во что не врубаешься.

— Я…

— Погоди. Думаю, ты себя очень жалеешь. Рассчитывал пройти на дурачка. Но знаешь, приятель, я могла бы тебе такого порассказать… а-а, ладно. Люди уже годами учатся доводить меня до нервного срыва — меня и трех других послов. Чтобы войти в число сорока. — Она треснула кулаком по стопке бланков. — Написаны книги в дюйм толщиной, где анализируются эти анкеты, где людям подсказывается, как отвечать. Проведены компьютерные исследования того, как отвечали предыдущие счастливчики. — Посол схватила стопку бланков и с силой швырнула их прочь, отчего по кабинету запорхал бумажный снегопад.

— А как мне выбирать? Я пробовала по-всякому — и подходящего способа так и не нашла. Я пыталась рассуждать как люди, а первое, что они делают, — это выкладывают перед тобой десяток-другой анкет. Тогда я тоже написала анкету в надежде, что все ответы окажутся там, но там их тоже не было и в помине. Их там не больше, чем в хрустальном шаре или кубике с точечками, будь он трижды проклят. Если честно, я даже хрустальным шаром обзавелась. И карты, и всякое дерьмо я тоже раскидывала. А девятьсот девяносто моих решений в год так и оставались ошибочными. Клянусь, я старалась изо всех сил, я честно пыталась исполнять свою миссию. А теперь все, чего мне хочется, — это вернуться на колесо.

Титанида вздохнула так глубоко, что ноздри ее затрепетали.

— По-моему, в этом колесе что-то такое есть. Каждый час ты проходишь определенный цикл. Цикла этого не ощущаешь, зато когда он пропадает, то ощущаешь сразу. Твой внутренний стержень куда-то девается. Часы твоей жизни больше не идут. Все, все распадается; все становится каким-то далеким.

Когда она добрую минуту молчала, Крис'фер откашлялся.

— Я ничего этого не знал. Титанида опять фыркнула.

— Я удивлен, что вы явились сюда и приняли эту миссию — с подобными чувствами. И… я удивлен, что в ваших словах вы как будто возмущаетесь Геей. Мне казалось, для титанид она вроде божества.

Спокойно его оглядев, титанида заговорила без выражения.

— Так оно и есть, герр Минор. Я здесь потому, что она богиня и приказала мне сюда явиться. Если ты с ней встретишься, тебе следует это помнить. Делай, как она велит. А что до возмущения… конечно, я ею возмущаюсь. Но Гея и не требует, чтобы ее любили. Она требует лишь покорности и чертовски хорошо знает, как этого добиться. Скверные вещи случаются с теми, кто к ней не прислушивается. Я не говорю о том, что тебя отправляют в ад; я лишь утверждаю, что демон пожирает тебя живьем. Я не люблю ее, но испытываю к ней глубочайшее почтение.

И я бы сказала, что тебе лучше остерегаться. Ведь ты явился сюда неподготовленным, не зная даже того, о чем можно прочесть в Британской энциклопедии. В Гее такое поведение не проходит.

До Крис'фера понемногу доходило, о чем она говорит, но он никак не мог этому поверить.

— Да-да, герр Минор, ты летишь. Может, твоя удача тебе помогла. Я слабо разбираюсь в удаче. Но я получила приказ от Геи. Она желает, чтобы прислали несколько безумцев. На этой неделе ты единственный, кто подходит. Я даже рада, что посылаю тебя. Я готовилась отвергнуть великого гуманиста ради какого-нибудь сопливого убийцы. В сравнении с таким выбором, ты даже ничего. Идем.