Титан. Фея. Демон

— Доктор говорит, его можно вылечить. Биллу можно восстановить память, а Габи снять фобию.

— Не сомневаюсь, что Кельвина можно вылечить. Но ему и так хорошо. Габи уже вылечилась. А что ты планируешь для Апрель?

— Я надеялся, ты поможешь уговорить ее вернуться, прежде чем сама окажешься на борту. Уверен, что…

— Ты сам не понимаешь, что несешь. Я остаюсь. И говорить больше не о чем. — Развернувшись на каблуках, Сирокко зашагала прочь из купола. Остановить ее никто не попытался.

На поле неподалеку от базового лагеря они с Габи все приготовили, затем стали ждать. Дело затягивалось. Сирокко уже начала нервничать, то и дело поглядывая на повидавшие виды кельвиновские часы.

Наконец из-под купола выскочил Григорьев и принялся выкрикивать приказы отряду солдат, занятых возведением гаража для вездеходов. Но почти тут же, увидев, что Сирокко спокойно ждет его неподалеку, в замешательстве остановился. Наконец, приказав бойцам держаться наготове, лейтенант направился к двум женщинам.

— Прошу прощения, капитан Джонс, но командир Свенссон велел мне вас арестовать. — Сожаление было искренним, но руку на кобуре Григорьев все-таки держал. — Пожалуйста, прошу вас пройти со мной.

— А ты, Дима, во-он туда посмотри. — Сирокко указала поверх плеча русского лейтенанта.

Тот повернул было голову, но затем, охваченный внезапным подозрением, выхватил из кобуры пистолет. Потом, чуть отодвинувшись в сторонку и развернувшись боком, все-таки бросил взгляд на запад.

— Гея, услышь! — выкрикнула Сирокко. Григорьев нервно на нее посматривал. Тогда она, не делая никаких угрожающих жестов, просто простерла руки в сторону Реи — к Месту Ветров и тому тросу, по которому они с Габи взбирались.

По всему базовому лагерю послышались вопли.

Трос пришел в движение. По нему прокатывалась слабая, но вполне различимая волна — примерно как по садовому шлангу, если резко долбануть граблями. Эффект же от этой волны получился просто поразительный. Вокруг троса заклубились громадные облака пыли. А в облаках этих, будто стрекозы, порхали вырванные с корнями деревья.

Наконец волна достигла земли. Место ветров вдруг вспучилось, рвануло — и в воздух полетели целые скалы.

— Уши заткните! — проорала Сирокко.

Звук обрушился внезапно — и Габи мигом полетела на землю. Сирокко шаталась, но стояла. Гром богов прокатился прямо по ней, ударная волна обратила ее одежду в лохмотья, а бешеный ветер, разом сорвав все эти лохмотья, понес их прочь.

— Смотрите! — опять выкрикнула Сирокко, по-прежнему простирая руки и медленно возводя их к небу. Никто ее не услышал, зато все увидели, как из сухой почвы вдруг забили сотни водяных струй, обращая весь Гиперион в затянутую мглой долину фонтанов. В густеющем тумане сверкнула молния, но треск ее утонул в куда более могучем реве, что все еще метался меж отдаленных стен.

Долго же этот рев затихал — и все это время никто не двигался. А когда все окончательно смолкло — спустя долгое время после того, как последний фонтан обратился в жалкую струйку, — Григорьев наконец отважился сесть. Сидел он там же, где и упал, — все таращился на трос и на оседающую пыль.

Подойдя к лейтенанту, Сирокко помогла ему встать.

— С облегчением, Дима, — негромко поздравила она. — Передай Валли, чтобы оставил меня в покое. — И пошла прочь.

— Ловко все вышло, — чуть погодя заметила Габи.

— И все, деточка, с помощью зеркал.

— Сама-то ты как?

— Да чуть тоже в штаны не наделала. Знаешь, от такого и кончить можно. Безумно возбуждает.

— Надеюсь, слишком часто эти фокусы не потребуются.

Сирокко молча согласилась с подругой. К тому же тут требовалось точное совпадение по времени. Демонстрация — столь ужасающая, когда случилась она по команде Сирокко, — оказалась бы всего лишь необъяснимым природным явлением, начнись она раньше, чем Григорьев со своими угрозами выскочил из-под купола.

Дело заключалось еще и в том, что в течение ближайших пяти-шести часов повторить представление было бы невозможно — даже если бы Сирокко прямо сейчас его запросила.

Оперативная связь с Геей была налажена превосходно. В кармане у Сирокко лежала самая совершенная семенная рация. Но мгновенно Гея откликаться не могла. К примеру, чтобы изобразить какую-нибудь жуть вроде только что показанной, ей требовались многие часы подготовки.

Поэтому запрос на желательный фокус Сирокко направила еще с борта Свистолета — после тщательной прикидки того, как будут разворачиваться события. С того самого момента началась нервная подтасовка времени — тут растянешь рассказ, там урежешь ответ на вопрос, — и все это при постоянном сознании того, что далеко-далеко в ступице, и у нее под ногами, уже собираются страшные силы. Преимущество Сирокко заключалось в том, что о своей отставке она могла заявить в любое время. Главную же трудность составляло точное исчисление времени, которое потребуется Валли Свенссону, чтобы решиться отдать приказ о ее аресте.

Сирокко быстро убедилась, что колдовство — занятие непростое.

С другой стороны, не вся же ее работа будет включать в себя такие хитрые трюки, как вызов удара небесной десницы.

Карманы Сирокко распухли от всяческих штуковин, которые она захватила как вспомогательные средства на тот случай, если гром, молния и прочие страсти небесные наземную партию все-таки не угомонят. Раздобыла она эти штуковины, порыскав по Гипериону еще до того, как сесть на борт Свистолета и отправиться в базовый лагерь. Была там и восьмилапая ящерка, которая, если ее сжать, выплевывала усмиряющий реактив типа аминазина, и странное ассорти из ягод, обеспечивавшее тот же эффект при внутреннем применении. А еще — листья и кора, что вспыхивали почище магния. И, совсем уж на крайний случай, орех, формой и взрывной силой мало чем отличавшийся от лимонки.

А под черепной коробкой у новоявленной Феи хранилась целая энциклопедия всевозможных сведений о живой природе. Будь на Гее отряд девочек-скаутов, Сирокко непременно овладела бы всеми их регалиями. Она могла петь титанидам, свистеть пузырям, а также каркать, щебетать, чирикать, урчать, стонать и пукать на добром десятке языков, которые ей пока еще не довелось пустить в ход. Просто нужные собеседники не встретились.

Сирокко и Габи тревожило, что вся информация, которой предложила напичкать их Гея, в нормальные человеческие мозги может не влезть. Как ни странно, никаких проблем тут не возникло. Обе женщины даже не почувствовали каких-либо перемен. Когда требовалось что-то узнать, они это бац — и узнавали. Как будто еще в школе учили.

— Ну что, пора топать на холмы? — предложила Габи.

— Не торопись. С Валли больше проблем не будет — он не идиот и свыкнется с неизбежным. Очень скоро они поймут, что с нами куда выгоднее поддерживать добрые отношения.

Но перед уходом я тут еще кое на что хочу посмотреть.

Сирокко готовилась к сильным переживаниям. Переживания действительно нахлынули, но не столь бурно, как она боялась, — и не те, которых она ожидала. Попрощаться с Биллом оказалось и то тяжелее.

Грустно и тихо было у останков «Укротителя». Сирокко и Габи молча по ним прошлись. Порой попадались знакомые места, но чаще всего невозможно было сказать, что раньше представляла собой та или иная исковерканная металлоконструкция.

Серебристая громада тускло поблескивала в изумительном предвечернем свете Гипериона, частично вкопанная в пыльную землю подобно механическому Кинг-Конгу после его падения. На взрытой земле уже успели укорениться травы. В развороченные отсеки пробралась вездесущая лоза. А в самом центре того, что раньше служило Сирокко пультом управления, расцвел единственный желтый цветок.

Сирокко надеялась найти себе что-нибудь на память о прошлой жизни, но, не будучи по натуре стяжательницей, она всегда брала с собой очень мало личных вещей. Немногие фотографии были, конечно же, съедены — вместе с путевым журналом и конвертом с газетными вырезками. Вот бы случайно наткнуться на выпускное университетское кольцо (Сирокко так и видела его там, куда в последний раз положила, — на полочке у койки), но шансов было ничтожно мало.