Игрушка богов

А Эзекиль, подобно врачу-садисту, продолжал потрошить память, не позволяя ничему укрыться от своего взора, принимая в себя часть человека, поглощая её в себя, делая её частью себя.

Казалось, эта пытка будет длиться вечность, но она закончилась так же внезапно, как и началась. Эзекиль сделал своё дело, умело и быстро выпотрошив память человека. Только вот чего ему явно не доставало- деликатности. Хранитель словно сделал трепанацию черепа, но использовав вместо хирургических инструментов подобранный с земли булыжник.

Результат своих изысканий Эзекиль выразил одной фразой, в которых звучала горечь и обречённость:

Почему человек, который появился на Наутике всего четыре дня назад, сумел узнать за этот срок больше, чем я за тринадцать столетий?

Тимур проглотил заготовленное заранее "я же говорил" и на всякий случай спросил:

— Ты согласен со мной?

Полностью.

— И что будешь делать теперь?

Знаешь, Тимур, я поступил очень мудро, избрав тебя вместилищем для своего разума.

— Ты это о чём?

Ты открыл мне глаза и показал, какими тщетными будут все мои попытки спасти Наутику.

— Я тебя не понимаю. Что ты задумал?

Я задумал сбежать из обречённого мира. Нас двоих ждёт долгая и насыщенная жизнь… на Земле.

Такой поступок настолько соответствовал характеру хранителя, что Тимур даже не удивился. Возмутился- да, чуть испугался, что теперь уже никогда не стать собой, — да, но не удивился. Только задумчиво обронил:

— Знаешь, Изя, в кофеварке и то больше благородства и достоинства, чем в тебе.

Ты презираешь меня?

— А что же мне ещё остаётся?

Обратить взор в себя самого и задаться вопросом, почему в моём прошлом теле я хотел отстаивать Наутику до конца, а в твоём- бегу отсюда.

— И почему же это так?

Знаешь, каждый из наместников, бывший моим телом, оставил мне частичку себя. Я постигал и познавал личность каждого человека, впитывал в себя их воспоминания, опыт, стремления. Сначала я сделал это просто из интереса, чтобы понять, как это- быть человеком. Личность владельца моего первого тела не вызвала у меня ничего, кроме отвращения, но вот второй поразил меня. Он был странствующим актёром и многое повидал, на досуге он выдумывал пьески и находился в постоянном духовном поиске. Именно благодаря ему люди перестали быть для меня просто материалом, из которого надо вылепить идеального человека будущего, а стали личностями. Тогда-то я и стал перенимать модель поведения других людей. Дабы их настоящие «я» могли спать более-менее комфортно и не чувствовали бы себя заложниками, запертыми в своём же собственном теле. Так вот, прошлый наместник был бойцом. Не слишком умным, но отчаянно храбрым. Именно он покушался на меня в его бытность Игроком. Из восьмёрки подосланных ко мне убийц, лишь у него одного хватило духу вытащить кинжал и напасть на меня. Остальные же даже не пытались. Кто-то просто трусил, кто-то не мог устоять перед перспективой стать наместником.

С тобой же всё немного сложнее. Я пока что не сумел познать тебя до конца, и мне это только предстоит, но уже сейчас я могу сказать, что ты старательно пытаешься подавить свою природу и заставить себя действовать из сознательных побуждений, а не руководствуясь инстинктивными порывами. Во главе ты ставишь моральные принципы и стараешься следовать только им. Это путь духовности и полного отречения от своего животного начала, это похвально, что ты ступил на него, это достойно восхищения. По замыслу древних именно таким должен быть человек и именно таких людей растят драконы.

Однако подавить себя полностью ты пока не сумел. Твои инстинкты, которым вторит твой разум, кричат, нет, буквально орут "Спасайся!" Ты настойчиво игнорируешь их зов и не хочешь признаваться, что идея сбежать неоднократно посещала твою голову. Я лишь озвучил её и скоро воплощу её в жизнь.

— И сколько возьмёте за консультацию, доктор? — мрачно спросил Тимур.

Бесплатно, уважаемый. Да, кстати, не подумай, что этой речью я завуалировано обозвал тебя трусом. Уже то, что ты продолжаешь отстаивать девчонку, доказывает обратное. Правда, мне совсем не понятна твоя упёртость в этом вопросе. Уже зная, что тебе не победить и не спасти её, ты всё равно цепляешься за малейшую возможность помочь ей и отказываешься смириться. И вот это очень странно. Ты бездумно угробил целый мир ради одного человека. Я представляю, зачем молодой парень может так рисковать ради одной девчонки, но вот у тебя я не нашёл насчёт её ни одной неприличной мысли. По крайней мере, за сегодня…

— Ах ты ублюдок… — задыхаясь от возмущения, произнёс Тимур.

Что ты думаешь обо мне- неважно. Но потрудись объяснить, что же связывает вас двоих?

На размышление Тимур не затратил и мгновения.

— Доверие и участие.

Что-что? Как это?

Тимур приготовился было разъяснить хранителю смысл этих двух слов, но не успел. Вместо него ответила Диана:

Вот так.

Только-только Тимур подумал, что два голоса в своей голове- это уже перебор, как тьма вокруг него исчезла. Он словно бы моргнул, находясь в одном месте, а, когда веки поднялись, очутился в совсем другом- очень странном, порождённым безвестным, давно забытым художником. Картина была знакомой, но вот вспомнить, где она встречалась и кто её автор, не получилось бы ни за что. Это было воспоминание из давно забытого детства, сюрреалистическое видение погруженного в дрёму разума- длинный, прямой коридор, выложенный из мокрого, серого камня. По обе его стороны- ряд ржавых, железных дверей, находящихся на приличном удалении друг от друга. Между каждой парой дверей болтались конусообразные металлические плафоны, изливающие на пол пятачки тусклого света. Многие лампочки были на последнем издыхании- они мерцали, наполняя это место жутковатой атмосферой заброшенного подземного перехода между тюремными казематами. Можно было биться об заклад, что воздух в таком коридоре должен иметь затхлый, гнилой запах плесени. Но, к счастью, сознание Тимура милостиво избавило его от чувства обоняния.

Коридор казался бесконечным, но, присмотревшись, Тимур обнаружил в самом его конце пятно яркого света. Потянулся к нему, и это пятно приблизилось, стало окном, через которое был виден потолок станции. Правда, сам Тимур как стоял на месте, так и остался на нём, не сдвинувшись ни на сантиметр.

Тимур встряхнул головой, возвращая привычную панораму зрения, обернулся: позади глухая стена. Сделал осторожный шаг вперёд, второй- более смелый. Прошёлся под парой плафонов, наметив своей целью окно света в конце коридора. Поняв, что никакой опасности этот коридор не представляет, зашагал более решительно.

Через пять минут пути стало понятно, что окно не приближается. Тимур обернулся: за спиной вся та же глухая стена.

— И что это такое? И что мне тут делать?

Никто не ответил.

— Диана?

Тишина.

— Эзекиль?

Ни звука. Только где-то в отдалении на пол капает вода, звонко разбиваясь о камни.

— Что за на фиг? — пробормотал Тимур. А затем во всю мощь лёгких заорал: — Кто-нибудь, отзовитесь! Эй, ау!

Как ни странно, но это возымело эффект- одна из дверей впереди со скрипом приоткрылась и тут же захлопнулась.

Со всей мочи Тимур рванул к этой двери, схватился за скобу-ручку, под скрип ржавых петель рывком распахнул массивную дверь. Озадаченно уставился внутрь. Пару раз моргнул, потряс головой, протёр глаза- но нет, видение не исчезало. Наоборот, стало ярче.

Тимур закрыл дверь, открыл снова. Бред, такое бывает лишь у законченных шизиков. Ну не может железная дверь из подвала своего сознания вести на залитый солнцем лесной пляж, раскинувшийся на берегу огромного синего озера, чей противоположный берег почти сливался с горизонтом!

Или может? Тимур шагнул через порог, и кожу нежно опалили лучи дневного солнца, волосы взъерошил свежий ветер. Оглянулся назад- и сюрпризы продолжились. Таинственным образом прямо посреди небольшой лесной поляны из земли вырастал каменный дверной косяк, ведущий обратно в подвальный коридор.