Повестка в космос

— Слушай, я понял. — Меня озарила мысль. — Ты этот… Индиана Джонс, да? Ну, охотник за древними артефактами, да?

— И что? — подозрительно промолвил Снуп. — Про индианов ничего не знаю, так что…

— Да ладно. — Я махнул рукой. Речь существа меня сильно успокоила. Он производил впечатление вполне адекватной личности, а у меня так давно не было подходящего собеседника! — Просто я не мог понять, что ты здесь делаешь, в этой дыре, — продолжил я. — А сейчас мне ясно. Ты, наверное, ковчег ищешь, ну, или золото партии. Слушай, ты Сохаба-ра видел? Я чуть не умер! Я же прямо над ним был! Он как заорет! Будто из головы саб- буфер сделали! Ты слышал? Здесь же, наверное, ход в самую глубину! И еще Черута-ра должна быть. С ней, наверное, лучше и не встречаться. Ей, думаю, стоит бровью пошевелить — такая волна пойдет, что поседеешь в секунду. Ты представляешь? Мне когда ен-чун про них рассказал, я убить его был готов. А оказалась правда! Ты прав, это очень странный мир. Тебе говорят ерунду, ты и подумать не можешь, что это правда. А в итоге так и оказывается.

— Да что толку от правды? — Снуп выпучил глаза. — Выхода-то нет! Все знают правду, а выбраться никто не может. И не хочет. «Отсюда уйдешь — назад придешь», «начало всех дорог», бла-бла-бла… Ну да, тут ход в глубину. Ты знаешь, сколько я его искал? Я тебе не скажу, чтобы ты не расстраивался. И главное, оказалось так просто: нужно было через могильник идти. Да я пока этот ход нашел, — он показал на окружающие нас стены, — . сто раз чуть не умер, как раз бы в могильник и попал. Ерунда эта глубина. Нет там выхода… Хотя, может, и есть, но найти его нереально. Мне кажется, там Начинается не совсем мир… Если они завернули пространство, то там что-то вроде шва между складками. Мыто в настоящем мире находимся, пусть и переплетенном, а вот там — черт знает что. Если там есть ход, то я пойду туда в самом конце, когда никаких вариантов останется. Впрочем, их уже не осталось… — Он зам чал, неловко наклонив несуразную голову вбок. Странность позы показалась мне выражением крайней разочарованности.

— Почему ты так сильно хочешь выбраться отсюда? — спросил я.

— А ты не хочешь? — приглушенно проговорил он! Я вздрогнул. Промолчал.

Снуп стоял, как будто задумавшись. Потом выпрямился, зашевелился.

— Полетели, что ли, — сказал он. — Попробуем найти твоих ч-ра.

Сидений в картофелине не было. Торчали углы железных контейнеров, громоздились свисающие сверху связки толстых кабелей. Снуп нырнул в щель между конструкциями — местечко под себя он уютно обустроил, набросав поверх торчащих узлов и коммуникаций подстилку. Тело у него изгибалось совсем не в тех местах, что у меня. С большим трудом я отыскал себе участок, где мог уместиться без травмы позвоночника.

— Как долго нам лететь? — спросил я, рассовав ру и ноги в свободные места и ощущая себя распятым.

— Тут близко, — ответил Снуп, подтягивая к себе сверху сложный узел перископа, утыканный рукоятками и проводами. Поглядев в окуляр, он повернул не! сколько тумблеров.

Не знаю, что он там видел в перископе. Боковые поверхности корабля оказались прозрачными изнутри, у меня был отличный обзор. Еще бы место поудобней, и картофелина послужила бы замечательным экскурсионным аппаратом.

— Советую лететь побыстрей, — заметил я, — через полчаса у меня начнутся судороги, предупреждаю!

Снуп хмыкнул — и тут же корабль рвануло вбок. Не успел мой желудок закричать от ужаса, как нас швырнуло вниз. Каменные стены шахты замелькали расплывающимся узором, мы падали с огромной скоростью.

Хорошо, что меня вытошнило заранее, иначе я испортил бы весь интерьер. «Почему вниз? — пронеслась мысль. — Зачем вниз? Ведь внизу Сохаба-ра!» Преодолевая давление в ушах, которые залило свинцовой тяжестью, я приготовился обматерить Снупа и приказать ему лететь наверх. Но тут мы вдруг выпали из шахты, вверх ушла огромная каменная поверхность — и тут же скрылась из виду. Холодная тьма блеснула звездами. Я снова оказался в открытом космосе.

Огни звезд окружили нас. И ужас от падения в пропасть Мгновенно сменился щемящей болью в груди — сладкой, как детский сон. Я даже успел ощутить, как податливы мои эмоции, как легко стали они отзываться на происходящее. В памяти вспыхивали одна за другой картинки из прошлого: вид с командной площадки станции, вид с эвакуационного корабля, — я снова оказался в безмолвии космоса, которое приложило столько усилий, чтобы меня уничтожить, и при этом и знать не знало о моем существовании. Что космосу человек? Один человек? Ничто. Не поддающаяся учету в статистике значимых событий единица, ценность которой стремится к нулю и, можно сказать, благополучно этого нуля достигает. А человек не в силах удержаться от восхищения холодной красотой звездного пространства и мнит себя единым с ним, как всегда слишком преувеличивая свое значение.

Снуп развернул картофелину — мощно, быстро, — и я снова увидел «бриллиантовый путь» — россыпь драгоценностей на черном бархате космоса. То же самое жемчужное колье, что явилось мне на изуродованном взрывом корабле, когда я оживал после взрыва. Все так же светило оно миллионами огней, зажженными в бездне.

— Снуп, ты все-таки скажи мне, здесь космос или Не космос? Мы полетели вниз шахты, там должен был быть Сохаба-ра, а оказались в космосе.

— А почему не космос? — отозвался Снуп, даже не поинтересовавшись, почему я назвал его таким именем. — Самый натуральный космос: планеты, астероиды. Вот только, прилетев в другой конец галактики, ты рискуешь оказаться в дне пути от места старта. Ну и в дороге всякие аномалии встретятся не раз.

— Охренеть.

— А я тебе о чем? Надо убираться отсюда. Нечего здесь делать. У меня от местных чудес чесотка начинается. Я хочу назад, в нормальный мир.

— Во-во, у меня то же самое. Океан наклонный, дыры всякие. Одни ен-чуны чего стоят! От них зрение портится сильнее, чем от компьютера. Скажи, ты не знаешь, почему они такие расплывчатые?

— Ен-чуны? По мне, они вполне обычные. Что ними не так?

— Да их же разглядеть невозможно! — возмутилс я. — Я никак не могу увидеть их отчетливо и ясно.

— А, вот что… — промолвил Снуп. — Наверное, тебя похожего образа в сознании нет, поэтому ты не можешь их разглядеть.

— Это как так? — не понял я.

— Ну как… Ты что, думаешь, раз ты что-то видишь, то это на самом деле такое? Как же! У тебя есть опыт, ты привык к определенным формам, фактурам. Тем более ты из другого мира сюда попал. Ен-чуны ни на что тебе известное не похожи, вот зрение и сбоит.

— Да на китайцев они похожи! Только размытые, ни черта не разглядеть.

— Ну, значит, не до конца похожи. Мне в этом плане хорошо, у меня восприятие полиморфизма от мамочки заложено.

Я обалдел от его высказывания. Прежде всего от того, откуда он знал столько слов. Или, вернее, откуда столько слов знал я. Общение с ен-чунами вспоминалось как страшный сон. Т-ли и И-са, конечно, тоже говорили хорошо (или я понимал их хорошо), но они — боги. А этот дылда, к тому же сам чужеземец? Мне никто и никогда не говорил здесь слова «полиморфизм», а если бы сказал, то я бы ни за что не понял. Откуда же я его знаю?

— Снуп, я ни черта не понимаю. Почему я не могу увидеть? Пускай это новая форма. Пускай новая фактура

Увидел раз — удивился. Дальше — нормально… Или подожди… — Я, кажется, начинал понимать даже без его объяснений. На ум пришло одно сравнение. Давно, еще на старушке Земле, когда все было просто и без приключений, я замечал, что новое незнакомое слово, произнесенное кем-то, часто не воспринимается. Оно звучит по-русски, все звуки его известны, но мозг с трудом его распознает. Приходится просить повторить его раз, а то и несколько, прежде чем становятся ясны все слоги. Возможно, здесь происходило то же самое. Глаза-то видят, да мозг никак не может выстроить законченную картинку. Через какое-то время он научится, прорисует все детали, даст объяснение в известных ему величинах, — и тогда резкость изображения ен-чунов перестанет сбоить. Не факт причем, что полученное изображение будет соответствовать реальности, но мозгу уже будет все равно: он осознал, воспринял, записал. А пока что он мечется, не знает, как идентифицировать эти создания. Подсовывает мне образ китайцев, но этого образа категорически не хватает для полного описания, отсюда и деформации. И, кстати, фокусы с лицом старика Чингачгука — из этой же серии. Что-то было в его мимике, что-то странное и настолько неземное, что мозг тупил и начинал лепить из его лица пятнашки. И ходячие куски мяса в порту: с резкостью проблем нет, а вот с постоянством формы прокол. Отсюда их бесконечное плавление, перетекание. То ли движения их в реальности слишком чужеродны, то ли особенности границ между телом и окружающим пространством чрезмерно своеобразны, — такие, что я даже представить не мог.