Орион среди звезд (Орион - 5)

И хотя облачение обеих статуй было совершенно различным, я без труда узнал ее характерные черты.

Мне показалось, что она улыбается мне, наполняя блаженным теплом мое истерзанное сердце.

Я не стал долго задерживаться в храме. Произнеся короткую благодарственную и чуть более пространную поминальную молитву Спасителю, я вышел из собора, опасаясь за судьбу своих пожитков и лошади. Физиономия старого хрыча не внушала мне особого доверия.

Мои опасения оказались напрасными. Старикан стоял на прежнем месте, наблюдая за лошадьми богатых прихожан. Рядом с ними мой собственный конь выглядел и впрямь не слишком прилично.

- А что, солдаты теперь не платят людям, которые сторожат их лошадей? - проворчал он, когда я проходил мимо.

- У солдат не бывает денег, пока им самим не заплатят, - огрызнулся я, - а никто из нас не видал и медной монеты с того времени, как мы покинули этот город несколько месяцев тому назад.

- Скажи это кому-нибудь другому, - фыркнул он, явно не поверив ни одному моему слову.

Меня поставили на постой в семье, жившей за пределами городских стен. Трудно было ожидать, что лица хозяев расцветут от радости при моем появлении. Я был для них лишним ртом или, скорее, даже двумя, если принимать в расчет моего коня. Семья и без того едва сводила концы с концами, воспитывая пятерых детей, старшему из которых минуло чуть больше десяти лет.

Глава семьи оказался лудильщиком, зарабатывавшим в базарные дни себе на хлеб ремонтом старых горшков и других изделий из меди. Он сразу дал мне понять, что денег, отпущенных ему армией за мой постой, явно недостаточно и на многое мне рассчитывать не приходится.

Зато мальчишки сразу окружили меня, засыпав градом вопросов о войне и о землях, в которых я побывал. Они с любопытством разглядывали мое лицо, и я не сразу догадался, что мои многочисленные шрамы поразили их еще детское воображение.

Их мать умерла от лихорадки, эпидемия которой опустошила город полтора года назад, и хозяину пришлось нанять молоденькую служанку, крепкую рыжеволосую северянку, которая готовила обед и присматривала за детьми. Ко всему прочему, она была довольно миловидна, с чистой белой кожей, еще не успевшей огрубеть от тяжелой работы.

Меня невольно заинтересовали ее взаимоотношения с еще не старым вдовцом.

Двое старших парнишек помогли мне распаковать мои нехитрые пожитки и перенести их в дом, после чего занялись моей лошадью.

Во время ужина они настойчиво продолжали расспрашивать меня о сражениях и победах, но все, о чем я мог им рассказать, были битвы, заканчивавшиеся нашим поражением и отступлением под натиском безжалостного противника. Отец мальчишек ел свой ячменный суп с черным хлебом и угрюмо молчал, лишь сердитого ворча всякий раз, когда хорошенькая служанка улыбалась мне.

- Сколько язычников ты сам убил? - спросил меня старший мальчуган.

- Слишком много, - ответил я, - но все равно недостаточно.

- А что испытывает человек, когда убивает себе подобных? поинтересовалась служанка.

- Лучше убить самому, чем позволить врагу убить тебя, - ответил я не думая. Она покачала головой.

- Я знаю, что Святая Церковь благословила войну против них, но все же Христос учил нас, что убивать грешно, не так ли?

Ее явное неодобрение разозлило меня.

Я мог бы рассказать ей, что делали язычники с христианками, когда брали их в плен, описать сожженные деревни, где женщин сначала насиловали, а затем вспарывали им животы на глазах их собственных детей, судьба которых порой бывала и того хуже.

Но я не сказал ничего, потому что неожиданно мне стало стыдно.

Мои собственные солдаты проделывали то же самое, когда мы захватывали деревню варваров.

- Все они язычники, - вступился за меня старший парнишка, - слуги антихриста. Убивать их совсем не грех, как говорят отцы Церкви. Они вообще не люди.

- У них такая же красная кровь, как и у нас, - проворчал я себе под нос.

- Ну и что с того. Пролей ее столько, сколько сможешь.

Что тебе делать здесь? Возвращайся на войну как можно скорее, фактически хотел сказать он мне. И я решил последовать его совету. Это не мой дом, и он никогда не будет моим. Как только нога заживет, я вернусь к моим солдатам, - пообещал я себе.

После ужина мальчишки предложили мне занять их постель, но я только рассмеялся им в ответ.

- Я спал на голой земле так долго, что, пожалуй, не смог бы уснуть, оказавшись на куче соломы.

Развернув свое походное одеяло, я растянулся на полу, недалеко от их кровати.

Незадолго перед тем как уснуть, я услышал, как старший из ребят сказал своему младшему брату:

- На следующий год я буду достаточно взрослым, чтобы пойти в армию.

- Не делай этого, - против воли вырвалось у меня. - Лучше оставайся дома и помогай отцу растить твоих братьев.

- Служба в армии приносит мужчинам славу.

- На войне нет славы, - угрюмо отозвался я. - Ты уж поверь мне. Там только боль и кровь.

- Воевать с язычниками - значит сражаться за дело нашего Господа...

- Лучше живи, сынок, во славу Господа. Убивать людей - значит служить сатане.

- Но что плохого в том, чтобы убивать язычников? Священники благословили эту войну.

Еще бы, подумал я устало. Они всегда так делают.

- Сам император...

- Ложись спать, - неожиданно для самого себя гаркнул я, - и забудь об армии. Только болван пойдет на войну, когда он не обязан этого делать.

Мои слова заставили его замолчать,

Я повернулся на другой бок и сразу заснул, мечтая о будущем, когда корабли полетят к звездам.

ГЛАВА 27

Я проснулся в своей каюте на борту "Аполлона" от того, что кто-то грубо потряс меня за плечо. Рядом со мной стояла Фреда.

- Взгляни лучше на это сообщение, - посоветовала она, - я получила его во время последней корректировки курса.

Встряхнув головой, чтобы прогнать остатки сна, я ткнул пальцем в сторону дисплея, укрепленного над моим изголовьем.

- Включи его.

На снимке ясно были видны два крейсера скорписов, зависших в пустоте, на фоне звездного неба.

- Как ты думаешь, они засекли нас? - спросил я.

- Скорее всего, да, - пожала плечами Фреда. - Их сенсоры не хуже наших, если не лучше.