Край Основания (Кризис Основания)

— Значит, вы тоже знаете эту историю? Моя подруга говорит, что это просто легенда. Ладно, я ей скажу. Если профессора Основания так считает...

Яркая надпись на темном стекле двери гласила: Сотейн Квинтезетц Авт в трудно читаемой сейшельской транскрипции, а ниже было в той же манере: Департамент Древней Истории.

Женщина приложила палец к гладкому металлическому кружку. Звука не было, но темный цвет стекла сменился молочным, и через мгновение бесстрастный голос произнес:

— Назовите себя, пожалуйста.

— Янов Пилорат с Терминуса, — ответил Пилорат. — С Голаном Тревизом из того же мира.

Дверь тут же распахнулась.

Высокий, средних лет человек встал, обошел стол и вышел им навстречу.

Его кожа имела светло-коричневый оттенок, а серо-стальные волосы были уложенные жесткими кудрями. Он поднял руку в приветственном жесте и сказал мягким низким голосом:

— Я — С. К. Рад встрече с вами, профессор.

— Я не имею академического титула, — уточнил Тревиз, — просто сопровождаю профессора Пилората. Вы можете называть меня просто Тревиз. Я рад встрече с вами, профессор Авт.

Квинтезетц поднял руку в явном замешательстве.

— Нет, нет. Авт — это просто дурацкий титул, который вне Сейшел ничего не значит. Не обращайте, пожалуйста, на него внимания и зовите меня С. К. Мы любим пользоваться инициалами в обычном общении. Я рад увидеть двоих, хотя ожидал встретить только одного.

Он слегка смутился, затем протянул правую руку, предварительно украдкой обтерев ее о брюки.

Тревиз принял руку, гадая, свойственна ли сейшельцам эта манера здороваться.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал Квинтезетц. — Боюсь, вы найдете эти кресла немодными, но мне не нравится, когда кресла сжимают тело. Нынче все кресла обнимают, но я предпочитаю объятия другого рода. Ха-ха!

Тревиз улыбнулся.

— Кто же не предпочитает?! Ваше имя, С. К., кажется, есть в «Кольце Миров», и оно не сейшельское. Простите, если мое замечание бестактное.

— Пустяки. Просто моя семья происходит из Аскони. Пять поколений назад мой предок оставил Асконь, где Основание стало слишком уж доминировать.

— За что, мы — члены Основания, — сказал Пилорат, — просим извинения.

Квинтезетц добродушно отмахнулся.

— Я не держу зла через пять поколений. Хотя такое, к сожалению, бывает. Хотите что-нибудь съесть? Выпить? Может быть, включить музыку?

— Если вы не против, — сказал Пилорат, — я бы предпочел сразу приступить к делу, если, конечно, обычаи Сейшел позволяют это.

— Обычаи Сейшел — не барьер, уверяю вас. Вы не представляете, как это замечательно, профессор Пилорат. Всего две недели назад я прочитал вашу статью в «Археологическом ревю» об исходных мифах, и меня поразил замечательный синтез — все так кратко!

Пилорат покраснел от удовольствия.

— Счастлив, что вы читали. Я сократил, разумеется, потому что «Ревю», не напечатало бы более полного исследования. Я предполагаю сделать трактат на эту тему.

— Хотел бы, чтобы вы это сделали. Во всяком случае, как только я прочитал статью, у меня возникло желание увидеть вас. Я даже хотел посетить Терминус с этой целью, хотя это очень сложно...

— Почему? — спросил Тревиз.

Квинтезетц выглядел смущенным.

— Простите, если я скажу, что Сейшел не жаждет присоединиться к Федерации Основания и не приветствует какие-либо общественные связи с Основанием. Мы, видите ли, традиционно нейтральны. Даже Мул не тронул нас, если не считать того, что вырвал у нас официальное заявление о нейтралитете.

По этой причине любое заявление на разрешение посетить территорию Основания, а Терминус в особенности, вызывает подозрение, хотя такой ученый, как я, занятый академической работой, вероятно, все-таки добился бы паспорта. Но теперь в этом нет необходимости — вы сами прибыли ко мне. Я едва верю этому и спрашиваю: почему? Или вы тоже слышали обо мне, как и я о вас?

— Я знаю ваши работы, С. К., и в моих записях есть выдержки ваших статей. Вот почему я и приехал к вам. Я исследую вопрос о Земле, как о планете, на которой появилось человечество, и о раннем периоде освоения и заселения Галактики. Я приехал сюда, в частности, узнать, как был основан Сейшел.

— По вашей статье, — заметил Квинтезетц, — я предположил, что вы, в основном, интересуетесь мифами и легендами.

— Но еще больше историей — действительными фактами, если таковые существуют. Мифы и легенды само собой.

Квинтезетц встал и стал быстро расхаживать по кабинету взад и вперед, время от времени останавливаясь и разглядывая Пилората.

— Странно! Очень странно! Только вчера... — начал он и не закончил.

— Что — только вчера? — спросил Пилорат.

— Профессор Пилорат, могу я называть вас Я. П., по нашему обычаю? Мне как-то непривычно пользоваться полным именем.

— Сделайте одолжение.

— Я уже говорил вам, Я. П., что восхищался вашей статьей и хотел увидеться с вами. Причина, по которой я хотел видеть вас, заключается в том, что у вас наверняка исключительная коллекция легенд и мифов, но в ней наверняка нет наших. Иными словами, я хотел встретиться с вами и рассказать вам, что именно вы можете найти у нас.

— А что же все-таки случилось вчера? — вмешался Тревиз.

— У нас есть легенда, важная для нашего общества, потому что она становится нашей основной тайной...

— Тайной?

— Я не имею в виду загадку или что-то в этом роде. Это, я уверен, обычное значение слова в Галактическом Стандартном. В данном случае это специальный термин. Означает «нечто секретное», нечто такое, значение которого понимают лишь некоторые ученые, нечто такое, о чем не говорят посторонним. А вчера был день...

— День чего, С. К.? — подчеркнуто терпеливо переспросил Тревиз.

Пилорат, которого начал раздражать скучающий тон Тревиза, поспешил вмешаться:

— Мы кое-что слышали об этом, когда приехали.

— День из дней, — саркастически заметил Тревиз. — Послушайте, С. К., как я уже сказал, я не ученый, но у меня есть вопрос. Вы сказали по поводу главной тайны, что она не доступна для посторонних. Тогда почему вы заговорили об этом с нами? Мы — посторонние.

— Вы-то посторонние, но я не наблюдатель дня, и глубина моего суеверия очень незначительна. Статья Я. П. подкрепила мое давнее ощущение. Миф или легенда не создаются на пустом месте, в них всегда есть зерно истины, возможно, искаженной, и, мне кажется, такое зерно есть в нашей легенде о Дне Бегства.