Это был просто сон... (СИ)

Она отвернулась и включила терминал. Ирина вылетела в коридор. В свое время она убила прорву вечеров, пытаясь докопаться до сведений о той женщине, любовь к которой по словам сэлиданум принесла главе клана Дорхайонов лишь горе и муки. Как удачно, что подобие желтой прессы оказалось и здесь! У Итэля Бэйль Дорхайона было четыре официальных жены и без счета любовниц. Ни одна из этих дам ничем на Ирину не походила. Все они принадлежали к расе Оль-Лейран.

Ирина попыталась взять себя в руки и успокоиться. Получалось у нее плохо. И это спровоцировало вторую проблему.

Лилайон ак-лидан заметил ее нервозное состояние и ловкими вопросами выведал причину. Ирина едва не выболтала ему то, о чем болтать было никак нельзя — правду о происхождении Ойнеле. Она испугалась до ужаса. А потом, осознав, что для ак-лидана такой испуг все равно, что для быка красная тряпка, испугалась еще сильнее.

Но пути назад уже не было.

— Мы ведь договаривались, — укоризненно сказал ак-лидан. — Вы мне не лжете.

Ирина стиснула руки. Сама виновата, дура!

Не врать… Соврешь, он сразу заметит. Такой вранье похлеще детектора джи видит. А правду как сказать? Если цена правды — жизнь ребенка. Лилайон — Оль-Лейран. Он не поймет…

— Не могу, — выдохнула Ирина честное. — Не могу я! Не спрашивайте даже.

Лилайон помолчал. Потом сказал:

— Я хочу вам помочь. Дать вам возможность стать уравновешенным, уверенным в себе человеком. Человеком, который способен отвечать за свои поступки и не нуждается в ограничении прав личности и гражданина…

— А что, ограничение в правах можно снять? — спросила Ирина.

— У вас онраничение частичное. Не зря же вам позволили работать в Детском Центре! Я думаю, после курса терапии можно будет подумать и о том, чтобы снять ограничение. Скорее всего, вам оно уже не понадобится.

Вот и Раласву говорила о том же. Когда получите права и полноценное гражданство… Да. И тогда можно будет удочерить Ойнеле. Может быть, это оградит ее от наследия отца. Нельзя же судить ребенка только по одному родителю! Если у малышки будет мать, ее могут и не тронуть…

— Но все зависит только от вас, — сказал Лилайон. — От вашего добровольного сотрудничества. Я не смогу вам помочь, если вы сами не захотите этого. Эта тайна мучит вас, причиняет боль. Разъедает вашу личность подобно кислоте, уж простите мне такое пафосное сравнение. И чем дольше вы ее скрываете, тем хуже вам будет. Неврозы — вещь опасная, знаете ли.

Ирина долго молчала. Думала.

— Скажите, ак-лидан, — решилась она наконец. — А что вы делаете, если вдруг в ходе ваших сеансов обнарживается, что ваш пациент преступник? Например, что он убийца. Или бандит? Вы донесете властям?

— Вы забыли о психокоде.

— Отчего же, помню. Но… тогда вы сами станете преступником. Потому что скроете преступление! Разве не так? Если вы лечите убийцу…

— Давайте говорить конкретно, — предложил ак-лидан. — Вы — убийца?

— Что вы, нет!

— Тогда какое преступление вы могли совершить?

— Я скрыла… информацию, — сказала Ирина. — Не спрашивайте какую. Она способна погубить… человека.

— Ребенка, — уточнил ак-лидан.

— Да, — Ирина закрыла лицо ладонями и расплакалась.

Лилайон не мешал ей плакать. Он терпеливо выждал, пока поток не иссяк. Потом предложил Ирине воды. Та взяла и стала пить.

— Раскрывать преступления — не моя работа, — сказал ак-лидан задумчиво. — Вообще-то, я должен их предупреждать. — он помолчал, и добавил мягко:- Законы, карающие детей за преступления родителей, справедливы только для моего народа из-за нашй наследственной памяти. Отец-преступник непременно передаст искаженную память своему ребенку. И — да, это очень мощный сдерживающий фактор. Прежде, чем нарушать закон, любой из нас крепко задумается, как и чем расплатятся за его проступок его собственные дети…

Он еще помолчал немного и добавил:

— Врачебная этика — тоже закон, Ирина. Непреложный. Ведь у него в залоге моя собственная жизнь. Я не слишком огорчусь, если этот ребенок будет жить…

Лес вздымался к небу гигантской стеной. Огромные, воистину неохватные стволы ровным частоколом шагали вдоль противоположного берега реки. Ирина, задрав голову, долго всматривалась в громадные деревья. Там, в необъятных кронах жили Оль-Лейран. Выращивали себе экологически чистые дома и жили на чистом воздухе в свое удовольствие.

Ирина вступила на узкий мостик, гигантской аркой выгибавшийся над спокойной гладью реки. Ирина встала на колени и внимательно изучила начало дороги. Мост уходил глубоко под землю. Дух захватывало при мысли о том, до каких глубин был способен дотянуться этот корень исполинского дерева.

Ирина пошла по мосту, стараясь не смотреть вниз — перильца тут были низкими, а проход узким. Наверное, Оль-Лейран не страдают страхом высоты. С чего бы им мучиться такой болезнью? Они ведь всю жизнь проводят на немыслимой верхотуре! Интересно, каково им приходится, когда на их деревья налетает буря?..

Ирина помнила, каким прекрасным выглядел лес свсоты полета танта. Но и здесь, у корней, он выглядел не хуже. Своеобразная мрачная красота, пугающая своей чуждостью.

Здесь стояли полумрак и громадная оглушительная тишина. Никакой суеты большого города, наверное, вся жизнь была сосредоточена на верхних ярусах. А здесь, у корней, было пусто и безлюдно. Ни шороха, ни птичьего крика, — все вокруг точно вымерло.

Каждый ствол поднимался из воды, аспидно-черной во влажном полумраке. Поверхность воды сковывал тонкий, прозрачный ледок, он ощутимо зеркалил. Корни сплетались причудливыми арками мостов. Неярко светились бутоны-светильники на низеньких перильцах… Без них тут стояла бы вечная ночь. Ирина шла без раздумий, не заботясь об обратной дороге. Словно что-то вело ее.

Но что именно, этого она, пожалуй, не смогла бы объяснить даже сама себе.

Мосты вдруг разошлись, широкой дугой обходя большое пространство открытой воды. В центре озера, — озером, конечно, назвать можно было лишь условно, ведь вода здесь была повсюду, — поднимался огромный бутон в два человеческих роста, не меньше. Ирина остановилась, пораженная феерическим зрелищем. Цветок по форме напоминал нераскрывшуюся кувшинку. И он мерцал, пульсируя в странном ритме, прогонявшем по сомкнутым лепесткам волны света всех оттенков радуги. Цвета были мягкими, приятными глазу. Темная вода искрилась бликами.

— Что вы здесь делаете?

Ирина подскочила от неожиданности, обернулась. Перед ней стояла девушка Оль-Лейран, высокая, как и все они, в знакомой черной форме… Подчиненная Клаверэля барлага, наверняка. Накачанная, что твоя валькирия, и вооруженная до зубов, естественно. Прям младшая сестра, а то и вовсе клон!

— Простите, — пролепетала Ирина, — но я…

— Забрели туда, куда не надо. Убирайтесь отсюда!

— Мне нужно найти а-дмори леангроша, — растерянно сказала Ирина.

— А с чего вы взяли, что он здесь есть? И что он вообще согласится с вами разговаривать?

— А у меня есть его карточка, — сказала Ирина, роясь в сумочке. — Вот… Он говорил, я могу в любое время…

— Вызывайте сами. Желательно, не здесь.

— Я из закрытого мира, — объяснила Ирина. — Я не умею пользоваться… Может быть, вы…

— Нашли у кого помощи просить! — фыркнула девушка. — И где! А ну пошли, — она вцепилась в Иринино запястье мертвой хваткой.

Ирина вскрикнула.

— Да что с вами? Вам плохо?

Да, ей было плохо. Так плохо, что хоть топись.

Ирина оглянулась на великанский бутон. Под стать деревьям цветочек, ничего не скажешь. Интересно, каким он будет, когда распустится? 'А что я здесь делаю? — внезапно удивилась Ирина. — Зачем я пришла сюда?

— Эй!

— Мне очень надо… поговорить с а-дмори леангрошем…. Именно здесь. Вызовите его, он придет. Он не сможет не придти…

Откуда у нее возникла такая уверенность, Ирина не знала. Но из головы как-то вдруг сами собой выветрились все мысли, все до единой.

И осталась сплошная звенящая пустота.