Невинные дела (Худ. Е.А.Шукаев)

— Опять с Ундричем, — отвечал тот. — Оказывается, оклеветали его коммунисты: лучи он изобрел самые настоящие…

Грехэм стал протискиваться к витрине. Через минуту он уже читал. «Свобода» сообщала, что только что у президента состоялась пресс-конференция. Господин Бурман дал исчерпывающие ответы на все вопросы корреспондентов. В частности, корреспондентов интересовало положение с изобретением Ундрича. Почему до сих пор не отвечено на обвинения, предъявленные Чьюзом, и не начата экспертиза? Господин Бурман ответил, что кампания против «лучей Ундрича» инспирирована красными, которые выдвинули на авансцену престарелого Чьюза в качестве ширмы, использовав его сомнительную популярность. Какими методами пользуется этот якобы ученый, показывает разоблачение, сделанное Ундричем: записи магнитофона с несомненностью устанавливают, что Чьюз пытался купить у механика самолета ложные показания. Сейчас всей этой подрывной деятельности будет нанесен сокрушительный удар: инженер Ундрич заявил, что безвозмездно передает свое изобретение в полное распоряжение государства. В связи с этим назначена экспертная комиссия во главе с профессором Уайтхэчем, которая немедленно же начнет проверку и приемку изобретения.

Грехэм был поражен. Неужели Уайтхэч согласился прикрыть «лучи Ундрича» своим именем? Но ведь он отлично знает, что это афера. Неужели можно так низко пасть?

Грехэм не выдержал, зашел в ближайшую будку телефона-автомата и набрал номер Уайтхэча. Он услышал скрипучий голос Уайтхэча и назвал себя.

— А, Чарли! Я ждал вашего звонка…

— Почему ждали? — удивился Грехэм и вдруг понял: — Если вы, профессор, насчет нашего последнего разговора, то вы ошиблись: ничего нового сказать я не могу.

— Да? — разочарованно протянул Уайтхэч.

— Я о другом. Действительно вы дали свое согласие на экспертизу?

— А, вы об этом. Ну, дал. А что?

— Но ведь это же афера. Вы сами говорили…

— Экспертиза покажет, — сухо сказал Уайтхэч.

— А если покажет, что афера?

— Не понимаю, почему вы волнуетесь, Чарли? Что покажет, то и сообщу. Или вы уже и меня подозреваете?

— Нет, но… А все-таки что вы думаете обо всем этом? Почему же они согласились?

— Я не расположен говорить об этом по телефону, Чарли. Могу только сказать, что я думаю то же, что и раньше, и не беспокойтесь, не побоюсь заявить об этом открыто. Удовлетворены?

— Вполне…

— А я был бы удовлетворен, если бы вы внимательно обдумали мое предложение.

— Ах, профессор, как мне вам объяснить, что тут и обдумывать нечего!

Грехэм в самом деле был удовлетворен. Странное чувство он испытывал к Уайтхэчу. Он проработал со стариком более десяти лет. Вначале это было только уважение; по мере того как он сам рос, он понял, что, в сущности, уже догнал и кое в чем перегнал своего учителя, — и прежнее чувство превратилось в какую-то смесь жалости, привычки и, кажется, даже немного любви. Он жалел старика и за его одиночество, и за то, что всю жизнь он трудился и, в сущности, так ничего не добился, и вот теперь приходится ему, ученику, свои открытия деликатно выдавать за общие достижения. За эти месяцы разрыва с Уайтхэчем и эта странная любовь-жалость, понятно, ушла, но все же Грехэм чувствовал, что ему было бы очень неприятно, если бы Уайтхэч оказался таким же подлецом и обманщиком, как Ундрич. Вот почему телефонный разговор несколько успокоил его в отношении Уайтхэча. Но совершенно непонятно было, на что же надеялся Ундрич. Неужели опять сплетен какой-то план?

Было всего около семи часов вечера, когда Грехэм вернулся домой. Предыдущая бессонная ночь, волнения этого дня так истомили его, что он сразу же улегся и заснул. Утром он проснулся в прекрасном настроении: свежим, отдохнувшим. Потянувшись к часам, с удивлением обнаружил, что стрелка подбиралась к десяти. Ого! Он проспал не менее четырнадцати часов! Времени достаточно, чтобы отоспаться и отдохнуть.

Не спеша он принялся одеваться. Торопиться было некуда: своей ночной работой на заводе он заслужил себе свободный день. Решил поработать в библиотеке. Но проходя мимо газетного киоска, он увидел на утренних выпусках газет напечатанную крупным шрифтом свою фамилию. Он купил несколько экземпляров. Ну, конечно, история с приглашением ужа стала достоянием газетчиков. С возмущением они писали о том, что коммунисты стараются заполучить в свою страну, якобы для обычного «культурного визита», ученого, который был директором секретной оборонной лаборатории. Вот она, деятельность так называемых «прогрессивных ученых», которыми руководят оба Чьюза! Благородное негодование переполняло благородные сердца журналистов. Ведь это Чьюз оклеветал важнейшее изобретение Ундрича, оклеветал самого изобретателя, а теперь готовится послать за границу того самого Грехэма, который работал вместе с Ундричем. Какая же гарантия, что этот Грехэм, подписавший недавно коммунистическое воззвание против атомной бомбы, не раскроет коммунистам секрет изобретения Ундрича?! Надо надеяться, что правительство не совершит ужасной ошибки и не даст красному ученому визы на выезд.

Грехэм зашел в телефонную будку и позвонил Чьюзу. Слуга ответил, что профессор уехал в «Ассоциацию прогрессивных ученых». Грехэм тотчас решил отправиться туда же.

Он застал Чьюза в комнате правления за газетами.

— Ну, что вы скажете? — закричал старик, едва увидел его. — Подлецы, настоящие подлецы! А каковы чиновники из министерства? Сделать еще ничего не сделали, но журналистам моментально сообщили. Те, понятно, сразу учуяли, что от них требуется.

— Этого и следовало ожидать… — мрачно сказал Грехэм.

— Вы что: капитулировать? — Чьюз внимательно посмотрел на Грехэма. — Нет, не думайте, так просто я вам этого не позволю. Мы еще повоюем!

Разговор перешел на последние газетные сообщения по поводу изобретения Ундрича и пресс-конференции у Бурмана.

— Уверен, что придумали новый трюк! — воскликнул Чьюз. — Интересно будет услышать заключение Уайтхэча. До сих пор я не считал его способным на прямое мошенничество.

Странное дело: Грехэм почувствовал себя задетым. Он поспешил рассказать о своих вчерашних телефонных переговорах с Уайтхэчем.

— В личной честности Уайтхэча я не сомневаюсь. Вы увидите: он не будет их покрывать, — это Грехэм сказал с тем большим жаром, что сам уже начинал сомневаться в том, в чем теперь хотел убедить Чьюза.

— Ну, что же, тем лучше, — только и ответил Чьюз. Внимание его снова обратилось к проектируемой поездке. — Мы еще повоюем! — снова повторил он.

— А по-моему, бесполезно, — возразил Грехэм. — Мое участие будет только задерживать поездку. Из всех делегатов только одна моя фамилия раздразнила газетчиков…

— Э, да я вижу, вы и впрямь на попятный? — нахмурился Чьюз.

— Не на попятный, а просто в интересах общего дела считаю нужным снять свою кандидатуру.

— Позвольте об интересах общего дела судить и мне, — резко сказал Чьюз. — Вижу, у вас нервы уже сдали… Рановато… Конечно, неприятно, когда видишь, как треплют в газетах твое имя клеветники… Но знаете: волков бояться — в лес не ходить! Я считал вас храбрее…

Грехэм вдруг вспыхнул.

— Я не давал повода… — начал он и, сделав усилие, чтобы не ответить резкостью, круто повернувшись, вышел.

Через мгновение оба жалели о внезапной вспышке, но Грехэм уже ехал в такси домой — не возвращаться же с извинением: ведь он не давал повода подозревать себя в трусости! — а Чьюз сидел за письменным столом, морщась от досады и все же не делая ни одного движения, — не бежать же ему, как мальчишке, за этим гордецом!.. Что поделать: даже умным людям не всегда удается умно поступать! К чести неожиданных «противников» все-таки нужно сказать, что через пять минут каждый винил уже не другого, а себя. Впрочем, Грехэм продолжал ехать домой, а Чьюз — сидеть за столом.

5. Инженер Грехэм меняет маршрут