Миры империума(сборник фантастических романов)

— Стоп, стоп, замолчи, — сурово ответил ДИС. — Я сделаю вид, что ничего этого не слышал. Да если бы я позволил себе нечто в этом роде, меня изгнали бы из гильдии!

— Знаешь что, — ответил Лафайет, — если ты пообещаешь никому не говорить об этом, то и я не скажу.

— Эх, заманчиво, конечно, но — нет.

ДИС поворошил угли, поворачивая железный прут, чтобы он раскалился докрасна равномерно.

— Я ведь не должен забывать еще и о традициях. Ничего не хочу сказать, это ты неплохо придумал, но я не могу на это пойти.

Он поднял раскаленный прут и критически осмотрел его, лизнул палец и слегка дотронулся до железа. Раздалось громкое шипение.

— Ну вот, думаю, мы готовы. Если тебе не трудно будет раздеться до пояса, то мы можем начать.

— О, я не тороплюсь, — запротестовал Лафайет, отступая к стене камеры и лихорадочно ощупывая руками кладку за спиной. "Всего один расшатанный камень, — взмолился он про себя, — а за ним маленький потайной ход…"

— Честно говоря, я и так отстал от расписания, — сказал ДИС. — Что ты скажешь, если мы начнем легонько с эпидермы, а потом дойдем до нервных центров, прежде чем прорвемся на ужин? Эй, кстати, совсем забыл тебя спросить: хочешь есть? Всего полтора доллара, но я слышал, у них сегодня салат из цыплят и пирожки с вареньем.

— Нет, спасибо, я тут попощусь некоторое время. Я разве не говорил, что нахожусь на диете под наблюдением врача? И в особенности мне противопоказан шок и…

— Если бы это от меня зависело, я бы накормил тебя бесплатно, совсем по-американски. Но…

— Что ты знаешь об Америке? — вскричал Лафайет.

— Кто же не знает Луиджи Американца, отличного парня, который занимается поставкой яиц? Жаль, конечно, что герцог слишком жадничает…

— Я все слышу, Стонруб, — прозвучал вибрирующий баритон.

Высокий, мускулистый, но слегка одутловатый мужчина с зачесанными назад гладкими волосами и в очках в тонкой оправе стоял в дверях. На нем были желтые брюки в обтяжку и короткий горностаевый плащ. Лафайет уставился на него, потеряв дар речи.

— О, привет, ваша светлость, — спокойно сказал палач. — Ну и что, вы сами знаете, что я ничего не скажу за вашей спиной, чего не сказал бы вам в лицо.

— Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко, — отрезал вновь прибывший. — А теперь оставь нас. Мне надо поговорить с пленником.

— Эй, это не честно, ваша светлость, мой стержень номер 4 только-только успел нагреться до рабочей температуры.

— Неужели мне надо указывать тебе на то, что мне довольно трудно будет беседовать с твоим подопечным, когда в воздухе будет вонять горелым мясом?

— Гм… это, конечно, верно.

Стонруб швырнул железный прут обратно на угли и бросил на Лафайета сожалеющий взгляд.

— Прости, приятель. Но сам видишь, какие тут дела. Седовласый, сузив глаза, изучал О'Лири. Как только дверь за ДИС закрылась, он подступил вплотную к решетке.

— Итак, это все-таки вы, — сказал он и замолчал, нахмурившись. — Что случилось? — резко и требовательно произнес он. — Вы выглядите так, словно увидели привидение.

— Н-н-никодеус? — прошептал О'Лири.

— Если это какого-нибудь рода пароль, то я его не знаю, — отрезал герцог Родольфо.

— Вы не… Никодеус? Не субинспектор континуума? Вы не можете позвонить, чтобы меня отправили в Артезию?

Герцог уставился на Лафайета горящими глазами.

— Хватит издеваться надо мной, Ланцелот. Сначала вы врываетесь в мою приемную и несете всякую чушь, затем удираете из моей самой надежной тюрьмы на глазах самой неподкупной стражи. Затем открыто появляетесь рядом с пристанью, прямо-таки напрашиваясь, чтобы вас еще раз арестовали, после чего удираете только для того, чтобы напроситься на арест в третий раз, приставая к одной леди — не будем называть ее имени — на глазах у ее охраны. Очень хорошо, может, я немного упрям, но мне кажется, я вас понял: у вас есть что предложить мне.

— Да?.. — слабо сказал Лафайет. — То есть… Значит, вы, наконец, поняли?

— И?

Взгляд Родольфо оставался таким же горящим.

— И… э-э-э… что? — жизнерадостно спросил О'Лири. Герцог нахмурился.

— Значит, ты решил шантажировать меня, вот как? Ничего у тебя не выйдет! Валяй, исчезай снова, развлекайся! Но не жди, что я приползу к тебе, умоляя сообщить сведения о леди Андрагоре…

Он закончил предложение в полувопросительном тоне, и в его глазах можно было прочесть почти умоляющее выражение.

— Леди Андрагоре? — пробормотал Лафайет. — Чтобы я сказал тебе…

— Ну, хорошо, — герцог вздохнул. — Я вижу, что с самого начала обращался с тобой неправильно. Ладно, я признаю свою ошибку. Я был в корне неправ в этом. Но вряд ли ты можешь упрекнуть меня, если вспомнить об этом эпизоде с тухлым яйцом и бутылкой чернил… И тем не менее я готов примириться. Я даже извинюсь, хотя это против моих правил. Ну, теперь ты согласен посидеть со мной рядом и поговорить, как подобает джентльменам?

— Э-э-э… ну конечно, и я бы хотел быть покладистым, — не зная, что отвечать, с отчаянием произнес Лафайет. — Но камера пыток вряд ли подходящее место для сердечной беседы.

Герцог хмыкнул. Повернувшись, он позвал Стонруба.

— Проследи за тем, чтобы этого дворянина освободили, помыли, накормили, согласно его положению и привели в мои апартаменты через полчаса, — он бросил на О'Лири подозрительный взгляд. — И никаких исчезновений до тех пор, Ланцелот, — угрожающе сказал он и вышел из комнаты.

— Ну вот, подфартило, — философски сказал Стонруб, отпирая дверь камеры. — Похоже, нам не удастся встретиться с тобой на профессиональном уровне сегодня ночью, малыш. Но все равно мне было приятно с тобой познакомиться. Может, как-нибудь в другой раз.

— Не сомневаюсь, — сказал Лафайет. — Послушай, Стонруб, а что ты знаешь об этой… э-э-э… леди Андрагоре?

— Да ничего особенного. Просто — что она самая богатая и самая красивая леди во всем Меланже. И что страсть герцога к ней горит, как Чикагский огонь.

— Ты знаешь о Чикагском пожаре?

— Конечно. Пивнушка. Сгорела на прошлой неделе. А что?

— Да нет, неважно. Так ты говоришь…

— Да, жаль его светлость, что ему никогда не удастся поближе познакомиться с ее светлостью.

— Почему?

Стонруб ухмыльнулся и понизил голос:

— Потому что у нее есть другой, приятель. Об этом всюду говорят.

— Другой?

Лафайет почувствовал, как его сердце подпрыгнуло до самого горла и опустилось обратно.

Стонруб ткнул локтем Лафайету под ребра.

— Герцог Родольфо этого не знает, но он играет вторую скрипку после одного мошенника по имени Лоренцо Долговязый — или это Ланцелот Счастливчик?

— Лоренцо Долговязый? — прохрипел Лафайет, глядя, как Стонруб снимает с него колодки.

— По правде говоря, — сказал ДИС тоном человека, который посвящает своего знакомого в тайну, — даже сейчас объявлено, что миледи направляется в гости к своей тетке-старушке и ее двенадцати кошкам. Но, между нами, ходят слухи, что она направляется в охотничью избушку Закличаре, чтобы провести медовый месяц с этим счастливчиком.

— М-медовый месяц?

— Угу. Ладно, пойдем, я передам тебя служанке, чтобы она подготовила тебя к встрече с герцогом.

Когда Лафайет, чистый, сытый, одетый в новые шелковые одежды, которые были ему почти впору, был введен в комнату, герцог Родольфо сидел в большом мягком кожаном кресле.

— Садись, Ланцелот, — приказал герцог, явно заставляя себя разговаривать сердечно. — Вино? Сигару?

Он помахал рукой в направлении небольшого удобного кресла и низкого столика, уставленного бутылками и стаканами.

— Благодарю.

Лафайет с благодарностью опустился в кресло, потом зевнул, чуть не вывихнув себе челюсть.

— Прошу прощения. Просто я обычно ложусь спать значительно раньше. Кстати, меня зовут Лафайет.

— Ты хорошо пообедал?

— Так хорошо, как это только было возможно, если учесть, что одновременно шесть девушек терли мне спину, наклеивали пластырь на мои ссадины и массировали ушибы. Хотя я, конечно, вполне ценю такую заботу.