Догма кровоточащих душ

- Да!!! - кричит восторженно Сэцуке. - Да!!!

Дракон взвивается еще выше, вертикально вонзается в плотный золотой полог, и Сэцуке крепче прижимается к горячему телу. Нет ни сбруи, ни ремней, лишь гладкая кожа, но еще одним чудом девочка крепко держится. Нет такой силы, которая могла бы разделить их - Сэцуке и ее кипенного дракона.

Таким должно быть солнце. Не раскаленным шаром, внутри которого бушуют невообразимые по силе стихии, угрожающие вырваться из плотного кулака гравитации смертельными вспышками. Не мертвой материей, подчиненной точнейшим законам синтеза крохотных частичек мироздания. Не звездой, затерянной среди мириад других солнц, более ярких, более красивых, чем невзрачный оранжевый карлик.

Вот оно, настоящее солнце! Нежное, теплое, любящее, отдающее свет свой и жар свой как неизбывный поток страсти ко всему живому, что рождено, что существует в дольнем мире. Множество теплых ладошек гладят Сэцуке, согревают ее, утоляют печали и горести, подносят живой свет к губам, чтобы она испила его, ощутила, как пряность наполняет тело, просачивается в каждую клеточку, делает ее невесомой, воздушной, лучистой.

Больше нет Сэцуке, пустая оболочка сброшена. Она не нужна взлетающей в небо бабочке. Она бестелесна, словно свет. Она везде и нигде. Она заполняет весь мир, обнимает его, нянчит, как долгожданное дитя.

- Сэцуке, - говорит нежный голос, голос, в котором слышится перезвон хрустальных колокольчиков. - Сэцуке, я рада встрече с тобой.

Золотистый поток облекает женскую фигуру. Она протягивает руку, и ее теплые пальцы касаются лица девочки. Они скользят по лбу, по щекам, трогают губы и подбородок. Это и ласка, и приветствие, и знакомство. Чувствительные подушечки вбирают лик Сэцуке, ее неповторимость, индивидуальность, как будто хрупкая новорожденная бабочка осторожно прикасается к цветочной пыльце, в первый раз ощущая ее аромат.

- Никки-химэ, Никки-химэ! - лед памяти треснул, разошелся, открывая черную воду. Но вслед за внезапным, мгновенным страхом пришло знание, а за знанием - удивление. Как она могла забыть такое чудо?! Как она могла бояться того, что таилось в ней до поры до времени, таилось, оберегая самое сокровенное, ожидая восхода вечного солнца, вечной любви и вечной юности!

Сэцуке простирается перед своей богиней, перед своей госпожой, перед своей матерью, потому что Никки-химэ - мать всему сотворенному ею. Девочка плачет, но это слезы радости, нескончаемого пароксизма, пароксизма, в котором нет ничего постыдного, а тем более, ничего изнуряющего, обессиливающего. Наоборот, в чувственном восторге открывается неиссякаемый источник силы.

- Я очень виновата перед тобой, Сэцуке, - длинные пальцы гладят ее по щеке. - Прости меня, бедная моя девочка.

Виновата?! Как она может такое говорить?! Разве творец виноват, что создал прекраснейший из миров?! Нет, невозможно!

Сэцуке берет руку Принцессы и покрывает ее поцелуями.

- Нет, госпожа, нет, вы ни в чем не виноваты!

- Сядь, - просит Никки-химэ и мягко убирает руку.

Сэцуке послушно садится на колени и вытирает слезы. Теперь она может лучше рассмотреть Принцессу. На госпоже расшитое золотом платье, у нее удивительные, потрясающе длинные волосы, словно нити червонного золота, собранные в толстую косу, перекинутую на грудь и обвивающуюся несколько раз вокруг тонкой талии, длинная челка спадает на лоб и закрывает то место, где должны быть глаза. Должны быть. Но их нет. Никки-химэ слепа.

- Я уже привыкла к этому, - мягко улыбается Принцесса, словно прочитав мысли Сэцуке. - Не надо меня жалеть, дитя.

Но Сэцуке вновь не может сдержаться. Она кусает губы, всхлипывает, слезы струятся ледяными ручейками по щекам.

- Никки-химэ, Никки-химэ...

Принцесса складывает на коленях руки, и они лежат на золотой парче, как произведение искусства, как совершенные творения боговдохновенного художника.

25

- У тебя особый дар, Сэцуке, - сказала Никки-химэ. - Дар, из-за которого тебе ниспослано столько страданий.

- Я не понимаю вас, госпожа, - Сэцуке посмотрела на печальное лицо Принцессы. - О каком даре вы говорите? И о каких страданиях?

- Ты - третья, Сэцуке, - Никки-химэ разгладила парчу на коленях. - Оригинал был уничтожен в автокатастрофе. Неуправляемый бензовоз врезался в людей, среди которых находилась первая Сэцуке. Возможно, что именно ее и следует назвать настоящей Сэцуке. Вторая Сэцуке была клонирована, но в результате несчастного случая погибла во время перелета со своим отцом из Киото в Хэйсэй. Тогда я опять ничего не могла сделать, дитя. Даже боги бывают бессильны... Вместе с Сэцуке-два в Хэйсэй был переправлен третий клон. Никто не думал, что его придется использовать, но так сложились обстоятельства.

- Значит, я... я... не настоящая? - губы Сэцуке затряслись, глаза вновь наполнились слезами, только теперь не радость была этому причина, а разочарование. - Значит, я не человек?

Принцесса наклонилась вперед и погладила девочку по голове.

- Не говори глупостей, Сэцуке. Ты самый настоящий человек. Но ты еще и алкаэст.

- Алкаэст? Что это такое?

- Надежда, дитя мое. Великая надежда на обновление умирающего мира. Мне нужно многое тебе рассказать, - Принцесса склонила голову, и Сэцуке увидела как солнце вспыхнуло на каждом ее волоске, превратив в пылающую, раскаленную нить.

Самые противоречивые чувства вмещались в ней. Она никогда не думала, что столь огромная радость может одновременно соседствовать со столь глубокой грустью. Как будто она стоит на границе двух стихий - земли и моря, и соленый ветер смешивается с ветром, несущим полынные запахи. Она - одно, единое целое, которое расколото, разъято на тысячи мельчайших осколков, и лишь рядом с Принцессой обретшее долгожданную полноту.

Близость к Никки-химэ - это не только восторг, внезапно поняла Сэцуке. Это все, что только дано испытать человеку в своей жизни, самые чистые, спектрально чистые цвета-эмоции, начиная с красного упоения, экстаза и заканчивая синевой тоски, одиночества. Весь человек сразу. Без переходов, без времени, без остановок. Вот он - податливая глина в руках своего творца.

- В начале был Заговор, - сказала Никки-химэ. - Не Слово и даже не Творение положило начало этому миру. Был Заговор двоих против третьего, Заговор того, кто много позже возьмет себе имя Такэси Итиро, и той, кто будет называться Никки-химэ, против третьего, безымянного...

Сэцуке слушала Принцессу и плакала. Когда Никки-химэ окончила свое повествование, девочка спросила:

- И уже ничто не сможет спасти мир?

Принцесса улыбнулась:

- Дитя, неужели ты хотела бы его спасти? Что видела ты в нем такого хорошего, ради чего стоило бы предотвратить его гибель?

Сэцуке вытерла слезы.

- Я не знаю, Принцесса. Но ведь люди не настолько плохи! Мы умеем дружить, любить...

- Дело не в людях, дитя. Изначальный грех совершен не человеком, а нами. Кровь предательства положила начало миру, и кого теперь обвинять, что мир отказывается принять столь неправедную жертву? Такэси Итиро желает возродить новый мир, живущий по иным, более совершенным, по его мнению, законам. Я же хочу, чтобы все пришло к своему завершению, чтобы виновные были наказаны за свое преступление.

Никки-химэ помолчала. Сэцуке робко пододвинулась ближе к Принцессе и легла, положив голову ей на колени.

- Это несправедливо, - сказала девочка. - Если все кончится, то все будет бессмысленно.

- Только люди задумываются о смысле, - улыбнулась Никки-химэ. - Такими уж они созданы.

- В чем же мой смысл, госпожа?

- Твой смысл, Сэцуке, в том, чтобы довершить начатое. Растворить, разрушить то, что уже начало растворяться и разрушаться. В этом и заключается твой дар. Ты еще спишь, ты еще не проснулась, ты не ощущаешь своей силы, но она в тебе. Ты пока только первая крохотная капелька теплого дождя, которая упала на последний снег.

- Мне жалко всех их, - прошептала Сэцуке. - Папа, Агатами, Тэнри, Рюсин... Разве они только снег, который должен растаять?