Водопад грез

Я потянулся за меню, размышляя, можно ли тут хотя бы что-нибудь поесть, если ты не умеешь читать мысли.

— Могу ли я вам помочь?

Я вздрогнул. Кто-то стоял рядом со мной. Я не понял, подошел ли он ко мне сзади незамеченным или же просто телепортировался. Этого мой дар не мог подсказать мне, как не мог подсказать, кто этот гидран и чего он от меня хочет. Я внимательно оглядел его и решил, что он владелец этой закусочной.

— Могу я вам помочь? — переспросил он на стандарте, и мягкие, певучие нотки в его голосе пропали.

Я осознал, что все в этой комнате смотрят на меня и взгляды не были дружелюбными.

— Немного еды? — слова, которые я произнес, показались мне тусклыми и незнакомыми.

Его лицо окаменело, словно я оскорбил его, словно он с трудом держал себя в руках.

— Я не знаю, кто ты таков, — очень тихо произнес он, — меня и это не беспокоит. Но я говорю тебе, прекрати делать это или убирайся отсюда.

— Я ничего не делаю, — ответил я.

Он схватил меня за воротник и рывком поднял на ноги.

— Пошел вон, — прошипел он. — Проклятый ренегат.

Что-то толкнуло меня в спину. И это не было его рукой. Ему не потребовалось повторять толчок. Моя собственная паника выбросила меня за дверь, в темноту. Боже, они поняли… Они поняли, кто я такой.

На улице кто-то поймал меня за руку. Я обернулся, рука сжалась в кулак, а глаза остановились на вялом лице, на пустых выгоревших глазах. Гидран произносил какие-то слова так невнятно, что я даже не понял, на каком языке он говорил.

Я высвободился, весь в поту, и двинулся дальше, не разбирая дороги, только бы уйти от этого места.

К тому времени, когда мои мысли достаточно прояснились, чтобы осознать, что я делаю, я заблудился. В том районе, где располагалась закусочная, на зданиях попадались вывески, по которым я мог бы ориентироваться. Тут же не было ничего подобного. Улицы не освещались, и единственная луна Убежища еще не появилась на небе. Если здесь и имелись какие-нибудь магазины, то они были закрыты и ничем не отмечены. Здания оказались достаточно высокими, чтобы заслонить мост — единственный ориентир для возвращения назад.

Кроме меня, на улице никого не было. Я почувствовал скорее облегчение, нежели беспокойство, когда осознал, как одинок я здесь. Я не мог надеяться на помощь, даже если бы истекал кровью.

Я выругался сквозь зубы. Прожив столько лет в таком месте, где сама возможность выжить зависела от знания улиц, я заблудился! В общественном пользовании Тау не было карт Фриктауна, и лента данных не могла подсказать мне, где я нахожусь и как отсюда выбраться. Какого дьявола я вообще пришел сюда? Хотел подтвердить давно известное: я не нужен никому и не принадлежу ни к одному народу?

Я пошел обратно, ссутулясь, с опущенной головой, дрожа от холода, молясь о том, чтобы выбрать правильные повороты и найти мост до его закрытия.

В конце концов я увидел мост на порядочном расстоянии, услышал звуки человеческих голосов, идущих мне навстречу. Я завернул за очередной угол, переходя на медленный шаг, и столкнулся с кем-то бегущим, да так, что мы оба едва не повалились на землю.

Женщина. Она закричала, когда я подхватил ее, не дав упасть. Что-то вонзилось в мой разум — нож мысли. Мой мозг инстинктивно блокировал вторжение, и в тот же момент я понял, что женщина держит на руках ребенка.

Она вскрикнула снова — шок, ярость, — когда мой мозг отразил ее нападение. Задыхаясь, она произнесла какие-то слова на неизвестном мне языке, а я безостановочно повторял:

— Все хорошо, я не причиню тебе зла, все хорошо, — стараясь заставить ее услышать и понять. — Что случилось? Тебе нужно помочь?

Она прекратила борьбу, словно мои слова наконец дошли до нее. Ее тело обмякло. Ребенок, зажатый между нами, не издал ни звука, когда она, задыхаясь, повисла у меня на руках. Даже через одежду я чувствовал, что у нее жар.

Она подняла голову, и я наконец увидел ее лицо: обреченное, зеленоглазое лицо гидранки, золотистую кожу, ореол спутанных светлых волос… Обыкновенное лицо, лицо инопланетянки, знакомые линии, но каждая черточка отзывалась в сердце так, как могло бы отозваться лицо потерянной возлюбленной.

— Я… Я знаю тебя? — прошептал я, оцепенев от внезапно вспыхнувшей догадки. — Как… — Под моими мыслями распахнулся люк, и я провалился в него…

У женщины вырвался слабый возглас недоверия, ее рука приподнялась, чтобы коснуться моего лица.

— Нэшиертах?.. — выдохнула она. — Ты. Ты… — В ее глазах тоже сквозили изумление и страх, зеркально отражая мое состояние.

Я медленно поднял руки, желая дотронуться до ее лица.

— Что угодно… — пробормотал я, будто вся моя жизнь сконцентрировалась в этом единственном моментальном контакте. — Все, что угодно.

— Всегда. Навечно. — Ее глаза наполнились слезами, руки опустились. — Нэшиертах…

— Что? — прошептал я, не понимая.

Она внезапно уставилась в землю, словно глаза мои слепили, как прожекторы.

— Помоги мне, — сказала она на чистом стандарте, но ее голос дрожал, она едва владела им. — Пожалуйста, помоги. Они хотят забрать моего ребенка. — Она оглянулась. Легкое эхо танцевало вдоль фасадов домов невдалеке, ниже по улице.

— Кто? — спросил я.

— Они! — Она кивнула мне, со взглядом полуотчаяния, полунепонимания. — Из Федерации…

И в глубине ее зеленых глаз, вертикальные зрачки которых расширились, способные уловить малейший проблеск света, я увидел другую глухую ночь: другая гидранка с ребенком на расстоянии световых лет отсюда, целую жизнь назад — и не к кому им было обратиться, и никто не мог спасти их из гнилых закоулков Старого города, где их мир прекращал свое существование в крови и боли.

— Пожалуйста… — сказала она и вложила что-то мне в руку. Зажав в кулаке то, что она дала мне, я кивнул, не взглянув на этот предмет, и позволил ей уйти. Она скрылась в боковой улочке, ранее не замеченной мной.

Я стоял, оцепенев, и слушал, как стучит в висках кровь. Мой ошеломленный мозг пытался сопровождать ее в ночи, и все мое тело умоляло меня высвободить его. Вдруг те, кто преследовал ее, появились невдалеке передо мной. Они кричали. Я увидел огни, увидел оружие — и побежал, будто за мной по пятам гналась сама смерть.

Я услышал позади себя:

— Безопасность корпорации!

Черт побери! Я побежал быстрее.

Впереди с неба спускались огни. Флайер Службы безопасности приземлился на улице.

Не успел я замедлить шаги, как что-то невидимое толкнуло меня, подобно приливной волне, и я погрузился в темноту…

Глава 3

Когда я вновь открыл глаза, в них ударил ослепительный свет. Комната для допросов. Я зажмурился:

— Черт. — Но произнес я совсем не это слово. То, что слетело с моих губ, звучало совершенно неузнаваемо.

Лицо саднило, видимо, я поранил его. Зажим для волос потерялся, волосы растрепались, были полны грязи и лезли мне в глаза. Каждый нерв моего тела искрился, как живой провод, но шок прошел.

Однако вовсе не из-за этого с моими губами творились такие чудеса. Я знал, хотя не ощущал его, что службисты налепили мне на шею наркотический пластырь, чтобы уменьшить мою пси-способность, которой я мог бы воспользоваться, если бы она у меня была. Тошнота, невнятная речь — результаты искусственного повреждения мозга. Я пытался собраться, удостовериться, что действительно на шее есть пластырь…

Но не мог поднять рук. Посмотрев вниз, я увидел, что прикован к тяжелому металлическому сиденью, а руки прижаты к подлокотникам. Я уставился на руки, чувствуя, как растет во мне паника.

Не теряй контроль над собой… Не теряй. Я сделал долгий, медленный вдох и заставил себя поднять взгляд.

С полдюжины службистов ожидали, когда я очнусь, как будто у них была уйма времени, как будто они запаслись терпением всего мира.

— Где он?

Я взглянул на говорившего. Боросэйж — значилось на его униформе. Он был администратором округа, что следовало из значка на шлеме и на рукаве. Он не выглядел так, будто своей задницей протер не один стул, хотя скорее всего его стулья были мягче того, на котором я сейчас сидел. Тут были легионеры, как я понял, не из тех, кто щеголяет парадной униформой на вечерах корпораций. Эти службисты несли всю ответственность за порядок: одетые для дела, для их настоящего дела, которое превращало существование таких уличных крыс, как я, в мрачный кошмар.