Водопад грез

— Его патрон здесь? — спросил Боросэйж, глядя прямо на меня, но так, будто меня не было в комнате. — Заключенный смешанной крови, и я не могу освободить его, пока мне не представят документы, подтверждающие его занятия, и не получу заверений его патрона-человека, что он больше не даст ему попасть в беду.

Я выругался про себя, заметив, что головорезы Боросэйжа оставались наготове.

— Он гражданин Федеральной Торговой Зоны Куарро, — сказал дядя Киссиндры, пожалуй, слишком колко. — Он не должен подчиняться правилам, принятым для постоянно проживающих здесь гидранов.

— Я представляю Службу безопасности Тау в этом секторе. — Голос Боросэйжа отвердел, будто тон Перримида оттолкнул его слишком далеко. — Я отвечаю за соблюдение закона здесь, и пока правление Тау не распорядилось иначе, любой, чья нога ступит на эту территорию, будет подчиняться моей интерпретации правил. Все индивиды с наследием гидранов, — он брызгался словами, как желчью, — должны иметь патрона-человека, который примет ответственность за них. В противном случае им не будет дан доступ на территории под юрисдикцией Тау.

— Я его патрон, — сказала Киссиндра, подавшись вперед. Ее губы превратились в одну линию. — И могу удостоверить любые факты, какие пожелаете.

— Включить запись, — проворчал Боросэйж какому-то устройству на себе или где-нибудь в комнате. На его губах появилась гадкая улыбка. — С какой целью вы собираетесь использовать эту особь смешанных кровей, мез Перримид? С профессиональной или же развлекательной?..

Киссиндра стала алой от крови, бросившейся ей в лицо. Дженас Перримид пробормотал проклятие и сделал шаг вперед.

Санд поймал руку Перримида тяжелым захватом, пока тот не успокоил свой темперамент. Выражение лица Санда не изменилось, но я увидел, как Боросэйж покрылся пятнами ярости, и сообразил, что они, должно быть, разговаривают — скорее спорят — используя не голос, а свое электронное оснащение. Человек должен вскрыть и обмотать свое тело и мозг биопроводами, чтобы получить хотя бы слабую копию пси-способности, с которой рождается гидран. Даже Боросэйж нуждался в подобном, чтобы выполнять свою работу. Я изучал его полуметаллический череп, пытаясь определить, насколько он был кибернетизирован.

В конце концов Санд снова посмотрел на меня.

— Ты свободен и можешь идти. — Его голос был монотонным. — Произошло недоразумение. Дракон приносит искренние извинения за неудобство и затруднения, которые затронули тебя в этом случае. Я уверен, что после того, как твое вмешательство в дела Службы безопасности корпорации помогло преступнице скрыться, у тебя нет жалоб на то, как с тобой тут обращались. — Он уставился на меня немигающими глазами на каменном лице. Потом снова посмотрел на Боросэйжа.

— Мы сожалеем, — сказал тот. Взгляд его заледенел, руки сжались в кулаки, и мне стало интересно, о чем именно он сожалеет.

Я промолчал. Я был достаточно опытен для того, чтобы держать рот на замке. На лицах Киссиндры и ее дяди отразилось беспокойство, когда они смотрели на меня. Я наконец кивнул, проглотив гнев, как вкус крови.

Я прошел через комнату, еще нетвердо держась на ногах, пока не остановился в дверном проеме так, что Санд заслонил меня от Боросэйжа и его людей. Дядя Киссиндры предложил мне руку. Я покачал головой и, повернувшись спиной к стулу, веревкам, щупу и к тем, кто испробовал их на мне, покинул комнату.

Мы снова были на улице — на чистой, тихой, хорошо освещенной улице. Я оглянулся: вход на станцию, темный рот, приоткрывшийся в бесконечном изумлении, ничем не отличался от входов в полдюжины других домов на этой улице. Поэтому он казался более пугающим, чем если бы над ним было написано: тюрьма.

— Ублюдки, — сказал я, и у меня перехватило горло.

Киссиндра прикоснулась к моей руке, я дернулся от неожиданности — она убрала руку.

Я протянул руку к ней, потому что я не хотел, чтобы она поняла меня так, будто мне неприятно ее прикосновение. Внезапно меня охватило желание ощутить себя в кольце ее рук, ее губы на моих разбитых губах, не заботясь о том, что мне будет больно, не волнуясь о том, что подумают другие. Только желая, чтобы она была рядом, желая ее…

Я сделал глубокий вдох, внутренне собираясь, и снова вытер рот тыльной стороной ладони. Наконец я осознал, что Эзра не пришел с ними и что этому я рад почти так же, как своему освобождению. То, что я понял, протрезвило меня, но от этого меньшей правдой не стало.

— Ничего удивительного, что ФТУ расследует, как обстоят дела у Тау с ущемлением прав, — пробормотал я, тяжело взглянув на дядю Киссиндры.

Тот отвел взгляд, гримасничая, но Санд отозвался:

— Нет ничего противозаконного в том, что случитесь здесь с тобой.

Я уставился на него:

— Что вы имеете в виду?

— По Правилам Внутренней Безопасности, любой подозреваемый в поведении, которое угрожает состоянию корпорации, может быть задержан без предъявления обвинения на срок до двух лет.

Я уже открыл рот, чтобы спросить, не шутит ли он, но не стал. Не требовалось обладать телепатией, чтобы понять, что подобными вещами он никогда не шутит.

— Это является частью практически любого устава корпораций, — сказал Перримид, словно он должен был объяснить или оправдать это, — с времен колонизации, в мирах с… туземным населением.

— От этого такой закон не становится лучше, — сказал я и взглянул на Киссиндру.

Она пыталась встретиться со мной взглядом и в результате, как и ее дядя, отвела глаза в сторону. Она не сказала ничего. Никто ничего не сказал.

— Пойду обратно в отель, — сказал я, а они стояли вокруг меня, не сводя с меня глаз, будто я держал их мертвой хваткой. — Ты идешь? — спросил я наконец Киссиндру.

— Я… Дядя Дженас пригласил меня на эту ночь в свою семью. — Она посмотрела на него, потом на меня. — Почему ты не хочешь пойти с нами?

— Действительно, почему? Это было бы очень хорошо, — сказал Перримид. С той поры, как мы вышли со станции, он в первый раз посмотрел мне прямо в глаза, наверное подумав наконец о том, чтобы сохранить лицо.

— Не думаю, — покачал я головой. Я не склонен был провести остаток ночи, обсуждая отношения между расами. Интересно, каков штраф за то, что твой гость попадает в беду… за то, что ты не сможешь обращаться с ним, как с человеком? — В любом случае, спасибо, — пробормотал я, понимая, что то, что вылетело из моего распухшего рта, сказало более того, что хотел я сказать.

— Мне в самом деле кажется, что нам надо обсудить… сложившуюся ситуацию, обстоятельства… — Перримид не договорил, указывая на модуль, который стал медленно снижаться, следуя его неслышной команде. Знак Тау красовался на его глянцевом изогнутом боку.

Я покачал головой.

— Нечего сказать. — Я не знал, кого имел в виду: их или себя. Слова получались онемевшими, такими, каким было все мое тело, за исключением полости рта. Я потрогал раненую щеку прикушенным языком, причиняя себе боль.

— Я провожу тебя до отеля, — сказал Протс, оживая впервые с тех пор, как я увидел его на пороге комнаты допросов. Он положил руку мне на плечо, словно ожидая, что я сейчас исчезну вновь.

Я сбросил его руку слишком грубо. Санд поглядел на меня:

— Возможно, мне не обязательно говорить это, но здесь сегодня мы новых друзей не нашли. — Кивком он показал на станцию безопасности корпорации за нами. Я удивился, что меня включили в это мы. — Я сожалею. Но на твоем месте я был бы… более консервативным в действиях. Пока ты в Ривертоне…

Я нахмурился.

— Тогда позволь мне вызвать для тебя такси. — Протс был настойчив.

— Я не нуждаюсь в вашей помощи, — ответил я и ввел вызов в свою ленту данных, вынуждая этим всех их признать, что она у меня есть, как есть и право пользоваться ею.

— Комендантский час уже действует, — сказал Протс. — Я должен быть уверен, что ты направишься прямо в отель…

— Да пошел ты… — пробормотал я, и он застыл.

— Завтра мы выходим к рифам. — Киссиндра встала между нами, и мне пришлось перевести взгляд на нее. Я не был уверен, было ли это обещанием, или же просто напоминанием, потому что она подозревала, что я забыл о нашем маршруте.