Лиссабон в кубе

Когда Альфред обернулся, проем в прозрачной стенке уже затянулся, а гугенот сердито глядел на мадам Дюбарри. Лицо мадам было весьма озабоченным, она недоуменно смотрела на свое оружие.

— Я ведь велел тебе оглушить его, а не пощекотать! Неужели на тебя ни в чем нельзя положиться?

— Я сделала все правильно. Прицелилась точно в управляющий отсек и применила среднюю по величине дозу по индексу вакклитиан. Не понимаю…

Гугенот возмущенно замахал руками.

— Пошли отсюда! Начнем паковать вещи. Вернемся сюда поздно ночью, и я запрошу штаб о выделении мне другой помощницы для следующей операции на Земле. Такой, у которой познания в сфере сексуальной практики людей будут не столь обширны, но которая будет знать, как нужно обезоружить только что пойманного пленника и будет в состоянии прочесть на циферблате индекс! Мадам Дюбарри опустила голову и последовала за начальником. Потайная дверь закрылась. Альфред осторожно пощупал прозрачную стенку. Вещество было прозрачным, как стекло, на ощупь напоминало резину и слегка липло к пальцам, как только что отлитая пластмасса. Оно было на удивление прочным. Ко всему прочему стенка испускала слабое молочное свечение, благодаря которому сквозь нее можно было видеть, хоть и не четко, гладкие стены потайной комнаты. Потом он повернулся и принялся рассматривать своего сотоварища по плену. Человек этот, в свою очередь, смотрел на него подозрительно и в то же время нерешительно, явно не понимая, как следует себя вести в сложившейся ситуации. Во всем его облике была какая-то безликость и совершеннейшая посредственность, что делало его чем-то замечательно знакомым.

Конечно же! Он выглядел точь-в-точь, как Джонс, Келли и Коун. И только теперь до Альфреда дошло, что же это за человек.

— Джон Смит? — спросил он. — Или, — добавил еще одно имя, произнесенное Джонсом. — Гар-Пита?

Мужчина выпрямился, улыбнувшись с облегчением.

— Мне трудно определить, кто вы, главное — вы наш. Если только не провокатор… Хотя нет, им не может быть известно мое настоящее имя. А как, между прочим, вас зовут?

Альфред застенчиво улыбнулся.

— Робинсон поручил мне выполнение особого задания. Я не имею права открывать свое имя.

Джон Смит тяжело вздохнул.

— Тогда не надо. Робинсон знает, что делает. Значит, вы говорите, специальное задание? Что ж, теперь вам уже не выполнить его. Она изловила меня точно таким же образом. Мы оба чертовски влипли.

— Это точно?

— А как же! Вы слышали, о чем они говорили? Как только эти гнусные лидсгаллианцы доставят нас на свою родную планету, то поработают в свое удовольствие! Из меня-то они ничего не вытянут… Надеюсь, что вы тоже не посрамите честь Академии, к каким бы изощренным пыткам они не прибегали. Но достанется нам крепко, прежде чем мы выйдем в расход. Должен вам сказать, лидсгаллианцы знают толк в пытках! Чего только стоят камеры в их тюрьмах…

— Какие камеры? Какие пытки?

Альфреду едва не стало дурно, собеседник заметил это и положил руку ему на плечо.

— Крепись, парень, — произнес он. — Держи хвост пистолетом. Не подавай виду, что боишься. Умирают один раз. Тебе нечего терять, кроме цепей. Не опускай флаг. Смелого пуля боится.

Альфред молчал. Джон Смит расценил это, как знак согласия и продолжал:

— Из этой камеры нельзя выбраться. Сетчатая паутина из чистейшего чрока, практически неразрушаемого. Но хуже всего, разумеется, ее изолирующие свойства. Стой хоть на голове, но сквозь чрок никак не пропфмпвуешь. Я пытался это сделать и едва не порвал антенны. Именно поэтому я отказался выйти из своей формы, чтобы поболтать с тобой — здесь лучше пользоваться речевым аппаратом формы. Альфред молча рассматривал стены из этого самого чрока.

— А что, если воспользоваться речевым аппаратом, чтобы позвать на помощь? — предложил он. — Такие звуки, похоже, проходят через него. Мы могли бы покричать.

— А кто нас услышит? Только люди. Что они смогут сделать?

Альфред развел руками.

— Не знаю. Иногда… даже люди, может быть…

— Забудь об этом. Плохи наши дела. Но еще не настолько плохи, чтобы… Кроме того, эти стены особенно толстые и в них нет ни трещинки. Если бы лидсгаллианцы не проветривали помещение два раза в день, я бы давно уже задохнулся. Все равно мне несколько раз становилось так плохо, что приходилось прибегать к неприкосновенному запасу, хранящемуся в грудной клетке. Ты знаешь: в отделении справа, под отсеком управления. Должен сказать тебе вот что. Если мне когда-нибудь удастся все же вернуться целым и невредимым на Вакклит, то я попробую уговорить спецов из Центра Управления произвести некоторую модернизацию нашей формы. Эта мысль пришла мне в голову, когда я наблюдал, как они тебя обыскивали. К чему этот запас воздуха в груди? Я уже не раз говорил об этом Робинсону. Разве доводилось кому-нибудь из наших агентов тонуть или попадать на фронт, где применяются ядовитые газы? Не лучше ли такому агенту иметь при себе оружие

— настоящее, надежное оружие, управляемое непосредственно когтями, и думаю, было бы неплохо иметь что-либо вроде орудийной турели, выходящей из нашей формы, чтобы уж стрелять, так стрелять. Но стоит только лидсгаллианцам пронюхать об этом, как они… — Речь его стала бессвязной. Альфред понял, что он истосковался по общению с соплеменниками. И что этой словоохотливостью можно и нужно воспользоваться! Вдруг им все же удастся избежать плена? И он сможет продолжить борьбу за спасение человечества? К тому же знание фактов всегда может пригодиться. Опираясь на них, можно строить планы дальнейших действий. Ему представлялась великолепная возможность определить, кто из двух враждующих группировок представляет наибольшую угрозу для Земли и кто с большей готовностью примет предложение дружбы со стороны перепуганного человечества. Но вопросы нужно формулировать очень осторожно, быть начеку, чтобы быстро исправлять промахи.

— Почему это вы считаете, — спросил он как бы невзначай, — что лидсгаллианцы так сильно нас ненавидят? Да, мне известен стандартный ответ, но интересно было бы послушать мнение человека бывалого. У нас, как мне кажется, должна быть на это своя точка зрения.

Джон Смит одобрительно хмыкнул, на мгновение задумался, затем пожал плечами.

— В данном случае стандартный ответ подходит. Война есть война. Как же иначе?

— Только война? Больше, вы полагаете, ничего?

— Только война? Ну и ну! Разве может быть «только войной» межзвездная бойня, в которую ввергнуты две трети Галактики и которая длится почти три столетия? Триллионы и триллионы погибших, десятки стертых в порошок планет! И это вы называете «только войной»?

— Я… я вовсе не это имел в виду, — быстро поправился Альфред. — Разумеется, война — вещь ужасная, невообразимо жуткая! И наши враги, эти гнусные лидсгаллианцы…

Джон Смит подпрыгнул от негодования.

— Лидсгаллианцы никакие не наши враги! Они — наши союзники!

Теперь настала очередь подпрыгнуть Альфреда.

— Наши союзники? — переспросил он, лихорадочно размышляя, как бы выпутаться из этого нелепого положения. — Наши союзники? — повторил он, пытаясь, изменив интонацию, придать хоть какой-нибудь смысл своим словам.

— Подумать только, насколько низко могла пасть Академия, — проворчал Джон Смит. — В мое время там можно было получить неплохое общее образование плюс достаточный курс лабораторных работ по шпионажу, что в совокупности гарантировало назначение в разведслужбу, если удовлетворяешь прочим требованиям. Академия выпускала прекрасно подготовленных, высококультурных галактических граждан с приличным знанием истории, экономики, искусства, науки и ведения широкомасштабных террористических акций. Вершиной всего этого было почетное ремесло шпиона. Разумеется, если возникало желание специализироваться в каких-либо более узких сферах приложения, можно было всегда вернуться в Академию, чтобы пройти интенсивный курс обучения элементарной и специальной шифровке, искусству маскироваться, лгать, не опасаясь детекторов лжи, проведению пыток как физических, так и психологических, способам самому выдерживать аналогичные пытки… Словом, научиться многим другим полезным навыкам, которые могут пригодиться в нашем ремесле. Теперь же всюду во главе угла ставится эта самая специализация. Раньше все, о чем я упоминал, можно было изучать только после получения общего образования. Теперь же желторотые молокососы могут расшифровать любой код, но не знают самых элементарных способов спасения своей шкуры. Академия выпускает юнцов, которые могут создавать шедевры формы и маскировки, но не знают, какая разница между лидсгаллианцем и фарседдом! Помни мои слова, парень, это еще приведет Академию на край гибели!