Морда в темноте

Шубба добавил:

- Даже если мы избавимся от Тананды, Конан все равно будет стоять у нас на пути. Он мог бы сам стать королем. Да он сейчас и так практически некоронованный король Куша - наперсник и любовник королевы. Его стражники любят его и клянутся, что несмотря на его белую кожу он на самом деле такой же как они черный человек внутри.

- Хорошо, - сказал Тутмес. - Давайте отделаемся от обоих одновременно. Я буду наблюдать за казнью Аахмеса на главной площади, так что никто не сможет сказать, что я приложил руку к этому убийству.

- Почему бы не послать демона и к Тананде тоже? - спросил Шубба.

- Время еще не пришло. Сначала я должен заручиться поддержкой других представителей знати, а это нелегко будет сделать. Кроме того, слишком многие из них воображают себя королями Куша. Пока моя фракция не станет сильнее, я так же непрочно буду сидеть на троне как Тананда сейчас. Поэтому я довольствуюсь выжиданием, позволяя ей, однако, повеситься от собственных перегибов."

7. СУДЬБА КОРОЛЕВСТВА

На главной площади Внутреннего Города к столбу, установленному в центре, привязали Принца Аахмеса. Аахмес был полным молодым человеком с коричневой кожей, чья полная невинность в политических делах, казалось, и позволила Афари поймать его в ловушку с помощью ложного обвинения.

Костры в углах площади и линии факелов освещали адскую сцену. Между столбом и королевским дворцом стоял низкий помост, на котором сидела Тананда. Вокруг помоста в три ряда были выстроены королевские стражники. Костры освещали красным светом длинные острия их копий, щиты из слоновьей кожи и перья головных уборов.

С одной стороны площади на своей лошади сидел Конан, возглавляя отряд конных стражников с поднятыми вверх пиками. Вдалеке сквозь нагромождение туч пробивалась молния.

В центре, где был привязан господин Аахмес, большее количество стражников поддерживало свободное пространство. Здесь королевский палач разогревал свои профессиональные инструменты над небольшой жаровней. Остальная часть площади была забита большей частью населения Мероэ, смешавшейся в одну большую однородную толпу. Факелы высвечивали светлые белки глаз и зубы на фоне темной кожи. Тутмес и его слуги образовали плотную группу в первом ряду.

Конан осматривал толпу, полный темных предчувствий. Пока все шло организованно, но кто знает, что может случиться, когда всколыхнутся примитивные страсти? Необъяснимая тревога сидела занозой в глубине его мозга. Время шло и эта тревога окрепла, не относительно своенравной королевы, но относительно немедийской девушки, которую он оставил в доме. Он оставил ее с единственной служанкой, черной женщиной, потому что все стражники были нужны ему для присмотра за сборищем на этой площади.

За несколько часов, в течение которых он знал Диану, Конану она очень понравилась. Милая, нежная и, возможно, даже девственная, она во всем контрастировала с вспыльчивой, бурной, страстной, жестокой, чувственной Танандой. Быть любовником Тананды было, конечно, волнительно, но со временем Конан начал думать, что он предпочел бы кого-то более бурного для перемены. Зная Тананду, он не исключал с ее стороны того, что она пошлет кого-нибудь из своих слуг чтобы убить Диану, пока Конан занят чем-то другим.

В центре площади палач раздувал свою маленькую угольную жаровню. Он поднял инструмент, который светился ярко-вишневым светом в темноте. Он приблизился к заключенному. Конану не было слышно сквозь ропот толпы, но он знал, что палач спрашивает Аахмеса о подробностях заговора. Пленник отрицательно качал головой.

Как будто какой-то голос звучал в голове Конана, требуя от его немедленного возвращения домой. В гиборейских краях Конан слышал рассказы жрецов и философов. Они спорили о существовании духов-хранителей и о возможности прямого общения одного мозга с другим. Будучи убежденным, что все эти люди сумасшедшие, он не уделил этому много внимания в то время. Теперь, однако, он подумал, что знает о чем они говорили. Он попытался отделаться от этого чувства как от простой выдумки, но оно вернулось, более сильное чем прежде.

Наконец Конан сказал своему адъютанту:

- Монго, возьми командование на себя пока я не вернусь.

- Куда Вы, господин Конан? - спросил черный.

- Проедусь по улицам, проверю не собралась ли где банда разбойников под покровом темноты. Держи все под контролем; я скоро вернусь.

Конан развернул своего коня и выехал с площади. Толпа расступилась, чтобы дать ему проехать. Чувство в его голове стало еще сильнее. Он пустил коня легким галопом и вот уже натянул поводья у входа в свое жилище. Прозвучал негромкий раскат грома.

В доме было темно, за исключением одного огонька с задней стороны. Конан спешился, привязал коня и вошел в дом, держа руку на рукоятке меча. В то же мгновение он услышал испуганный крик, в котором он узнал голос Дианы.

Со страшными проклятиями Конан ринулся в дом, выдергивая на ходу меч. Крик доносился из жилой комнаты, в которой было темно, если не считать случайных лучей одинокой свечи, которая горела на кухне.

В дверях жилой комнаты Конан остановился, прикованный к месту открывшейся ему сценой. Диана съежилась на низком диванчике, устланном шкурами леопардов и ее белые конечности были открыты сбившейся в беспорядке шелковой одеждой. Ее голубые глаза округлились от ужаса.

Висящий в центре комнаты серыми кольцами туман сгущался и обретал форму. Этот бурлящий туман уже отчасти воплотился в массивную чудовищную фигуру с покатыми волосатыми плечами и толстыми животными конечностями. Конан заметил уродливую голову создания с покрытым щетиной, похожим на свиное, рылом и с усеянными клыками, чавкающими челюстями.

Чудовище затвердевало в прозрачном воздухе, материализуясь под действием какой-то демонической магии. Первобытные легенды всплыли в мозгу Конана - рассказываемые шепотом истории об ужасных волочащих ноги созданиях, которые крались в темноте и убивали с нечеловеческой яростью. На пол-удара сердца его атавистические страхи заставили его колебаться. Потом, взревев от ярости, он прыгнул вперед, чтобы дать бой - и перелетел через тело черной женщины, которая потеряла сознание и лежала сразу за дверью. Конан упал, распластавшись, и меч вылетел из его руки.