Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы

А марсианка тем временем взяла кувшин, стоявший на крышке бордовой пластмассовой коробки, которая, несмотря на отсутствие видимых источников энергии, чем-то напоминала Лейну кухонную плиту. Вода из кувшина хлынула в чашу с червем, и тварь под теплым душем зажмурила глазки от удовольствия.

То, что произошло сразу после, буквально ошарашило Лейна.

Хозяйка, склонясь над чашей, отрыгнула в нее добрую толику содержимого собственного желудка.

Землянин шагнул вперед. Совершенно позабыв, что не будет понят, он встревоженно спросил:

— Вы не заболели?

Марсианка, как бы успокаивая гостя, совершенно по-человечески приоткрыла в улыбке белые зубы и отошла от стола. Лейн глянул на паразита, который уже погрузил голову в мерзкую на вид смесь. Землянин ощутил слабость в коленях — он понял, что тварь именно этим и питается, а сам он свидетель безобидного будничного эпизода, обычной сценки кормления домашнего любимца.

Лейн пытался убедить себя, что перед ним инопланетные существа и земные мерки к ним неприменимы. Но брезгливое чувство все же не покинуло землянина. Умом он понимал, что иные обычные для марсианина поступки могут показаться шокирующими и значения им придавать не следует, но с тошнотворным комком в глубине живота, под ложечкой, не поспоришь.

Даже беззастенчиво разглядывая обнаженную хозяйку под душем в крохотной стенной нише, Лейн не смог до конца избавиться от накатившей брезгливости. А посмотреть было на что! Пяти футов ростом, стройная, все при ней. Ноги совершенно как у земной женщины — в нейлоне да на высоких каблуках смотрелись бы просто превосходно. И все остальное соответствовало. Лишь ступни малость подкачали — обуй ее в босоножки, пересудов не оберешься — всего по четыре пальца на каждой.

Зато руки оказались почему-то привычно пятипалыми и совершенной формы. Правда, при беглом взгляде почудилось, что на пальцах рук, как и ног, отсутствуют ногти, но затем, присмотревшись внимательнее, Лейн разглядел рудиментарные остатки.

Хозяйка вышла из-под душа и, прежде чем вытереться, жестом пригласила Лейна раздеться и занять освободившееся в нише место. Землянин так упорно воротил взгляд в сторону, что она рассмеялась коротким принужденным смехом. Неглубоким и весьма женственным. Затем заговорила.

Лейн прикрыл глаза и стал вслушиваться в чарующие звуки. Он уже долгие годы не слышал женского голоса, а голос марсианки был и вовсе особенным: пусть чуточку и сипловатым, но вместе с тем необыкновенно мелодичным.

Но как только он приоткрыл глаза, наваждение ушло, исчезло бесследно. Кто стоял перед ним? Мужчина? Женщина? Бесполое существо среднего рода? Искушение называть ее — хотя бы про себя — женщиной возобладало над прочими, несмотря на явный дефицит признаков слабого пола. На груди марсианки Лейн не увидел даже рудиментарных сосков. Нежно округлые бугорки мышц под тонкой жировой прослойкой создавали впечатление нераспустившихся бутонов.

Но, очевидно, этим бутонам так и не суждено раскрыться. Похоже, кормление младенцев грудью марсианке не угрожало. Она и выносить-то ребенка не смогла бы, даже если б каким-то чудом понесла. На мраморно гладком животе напрочь отсутствовал пупок.

И между ног у нее ничто не нарушало мраморной гладкости кожи — ни складки, ни волосы. Словно у нимфы с картинки в детской книжке, напечатанной в викторианскую эпоху.

Именно это последнее наблюдение произвело на Лейна самое гнетущее впечатление. Как у белой лягушки, содрогнулся он.

Однако жилка ученого возобладала в землянине над чувствами. Каким образом такое существо спаривается и размножается, задумался он.

Раскрыв в улыбке совершенно по-земному розовые губки и забавно сморщив слегка вздернутый носик, марсианка снова рассмеялась. Затем провела рукой по золотисто-рыжеватому меху на голове. Именно меху, а не волосам, отметил про себя Лейн, и мех этот даже слегка отсвечивал, точно маслянистая шкурка земного водоплавающего.

Лицо, впрочем, могло сойти или же быть принято за человеческое. Именно быть принято — никак не более. Высокие скулы для человечьих слишком уж выпирали в сторону. Вполне поземному выглядели, правда, большие темно-синие глаза. Но ведь и у спрута они почти человечьи.

Хозяйка направилась к стенному шкафу, на этот раз к другому, и небеспристрастный взгляд Лейна снова отметил, что ее женственных очертаний бедра при ходьбе движутся вовсе не по-женски, ничуть не покачиваясь.

Дверца шкафа мгновенно утонула в стене, обнаруживая содержимое: подвешенные на крюках обезноженные тушки десятиножек. Хозяйка сняла одну из них с подвески, перенесла на металлический стол, вынула из шкафа ножовку и прочий хирургический инструментарий и принялась за разделку.

Чтобы разобраться в анатомическом устройстве десятиножек, Лейн придвинулся поближе, но хозяйка жестами погнала его в душ. Снимая оболочку скафандра и дойдя до пояса с кинжалом в ножнах, землянин заколебался было, но — из опасения обидеть хозяйку подозрительностью — махнул рукой и повесил в шкаф ремень вместе со скафандром. Остальную же одежду снимать пока не стал, поскольку еще до душа хотел познакомиться с анатомией десятиножки. Душ может и немного обождать.

Несмотря на паучью наружность, десятиножка оказалась вовсе не насекомым. Во всяком случае, не в земном смысле. Но и не позвоночным. Гладкая безволосая шкура животного пестрела пигментными пятнами, точно человеческая кожа веснушками. И хотя тварь обладала внутренним скелетом, хребет напрочь отсутствовал. Тонкие ребра, начинаясь от хрящевого воротничка у основания головы, образовывали почти сферическую грудную клетку и практически смыкались в нижней части туловища. Внутри клетки открылись мешочки легких, довольно крупное сердце и нечто, напоминающее печень и почки. В отличие от земных млекопитающих, из сердца которых выходят две артерии, у сердца десятиножки их было целых три. При столь поверхностном осмотре Лейн, конечно, ни в чем не мог быть уверен твердо, но все же ему показалось, что третья напоминает спинную аорту земных рептилий, несущую одновременно и чистую, и отработанную кровь.

Обнаружились и более удивительные вещи — Лейн не усмотрел среди органов никаких следов пищеварительного тракта. Ни кишечника, ни анального отверстия — разве что принять за кишечник продолговатый мешочек в центре шаровидного тельца, выбегавший прямо из глотки. И никаких признаков органов размножения, хотя кто знает, как они должны выглядеть?

Длинный трубчатый язык, разрезанный хозяйкой вдоль, как и предполагалось, скрывал канальчик, переходящий у основания языка в небольшой пузырь — очевидно, часть экскреторной системы животного.

Лейн продолжал гадать, каков же механизм, помогающий животному выдерживать резкий перепад между давлением в трубе и атмосферным. По зрелом размышлении решил, что ответ могут подсказать и земные киты, без всякого ущерба для здоровья ныряющие на полмили и глубже.

Хозяйка уставилась на землянина очаровательными округлыми глазками, мелодично хихикнула, запустила руку в раскроенный череп и извлекла оттуда крохотный мозг.

— Гауяйми, — медленно и отчетливо произнесла она. Затем поднесла пальчик поочередно к своему виску и виску Лейна и повторила дважды: — Гауяйми.

Вторя ей, Лейн указал на собственную голову:

— Гауяйми. Мозг.

— Мосг, — повторила марсианка и прыснула со смеху. Затем продолжила урок, называя те части тела десятиножки, которые соответствовали ее собственным. Закончив с органами, перешла к предметам обстановки. К тому моменту когда хозяйка заканчивала приготовление трапезы — она пожарила мясо и сварила с добавлением неких экзотических приправ зонтичную ботву, — они успели обменяться минимум четырьмя десятками слов. Спустя всего час Лейн сумел припомнить не больше половины.

Оставалось еще одно слово, которое следовало узнать и запомнить. Землянин ткнул пальцем себе в грудь и представился:

— Лейн.

Затем указал на собеседницу и состроил вопросительную гримасу.

— Майршийя, — ответила та.