Сердце бездны

Замок каюты закрылся сам собой. Так же, как и всегда, но Нина, немного очухавшись, неизменно думала, что блокирует его сама.

Свет отключился, в последнюю долю секунды почему-то став гнилостно-красным. В этом проблеске старпом показалась трупом из фильмов ужасов.

Перед ее глазами стремительно рос прямоугольник Ничто. Всегда, даже в самой темной пещере, люди видят световые искры и пятна — эхо работы мозга. Но здесь, в Тьме, не существовало ни одной такой искры.

Полная, непредставляемая чернота.

Небытие.

Голос, который не был голосом:

— Начинаем новый урок.

Беззащитное сознание, подчиняясь ранее заложенной программе, отозвалось беззвучно, для проформы:

— Да.

На Тьме, словно на школьной доске, начали проявляться контуры новой воронки — бесцветной и неопрятной. На ее стенах медленно, передергиваясь, плыли какие-то аналоги обычных надписей. Они вгрызались в человеческое «Я», скапливались в подсознании — как радиоактивные, смертоносные отходы.

И первым, традиционным было: «Подчиняйся. Подчиняйся. Не помни днем то, что знаешь сейчас. Бойся МЕНЯ. Бойся не подчиниться МНЕ. Бойся не угодить МНЕ. Бойся…»

Глава 2. О всем явном и кое о чем закулисном

От «Титана» отделились штатно. Разгон шел по графику. Мрачный экипаж был перегружен работой. Разговоры шли такие, что, имей слова чуть-чуть побольше силы — и от Министерства Космоса осталась бы лишь оплавленная воронка.

Это настроение, как инфекция, передалось даже морским свинкам и крысам в виварии. Они все время хандрили. А главное — начинали визжать при приближении Инги Петере, не желали пожирать то, что она приносила. Медик-1, смачно ругаясь, был вынужден перекинуть Ингу на профилактику медкибернетики. Правда, перед этим он все-таки затолкал свою помощницу под комплексное медобследование. Но опять не нашел в ней ни малейших отклонений.

Оставалось считать, что приключение Петере и виварные истерики не связаны друг с другом.

Сразу же выяснилось, что медик-2 работает с техникой даже лучше, чем сам Алексеев. Поэтому новое — нештатное — распределение обязанностей закрепилось само собой. То есть на планетолете произошла еще одна мелкая странность — из числа тех пустяков, которые образованные люди старательно не замечают. И уж тем более не пытаются хоть как-то их проанализировать.

Капитан, естественно, не был поставлен в известность — происходящее полностью входило в компетенцию медотсека. Алексеев также не спешил докладывать наверх и о новой, ледяной молчаливости Инги. В конце концов, прибалтка и раньше редко бывала душой компаний, а тут пережить такое… Раз мента-зондирование не показало серьезных отклонений в психике — значит, не о чем и думать.

Единственный момент — то есть случай, — который все-таки был способен насторожить медика-1, остался ему неизвестен. А дело касалось Игоря Павлецкого, первого пилота десантного катера.

До Сатурна Игорь мирно спал в «ящике», но сейчас завалиться обратно не мог — всех людей, обычно ненужных на этом этапе полета, сейчас слишком часто использовали на малоквалифицированном подхвате. Свое недовольство ситуацией пилот тушил в спортзале. И на пятый день отделения от «Титана» перестарался: чуть ли не к своей радости получил неплохое растяжение на левой ноге. Добровольно приковылял в медотсек, небрежно расселся на матово-белой кушетке и протянул:

— До-ок, а нельзя ли, как премию за сознательность, задействовать даму?

Алексеев хмыкнул. Но ему как раз было нужно идти к капитану — а несложная работа совсем не помешает девчонке, «которую эти преподаватели и не могли научить чему-нибудь по-настоящему». Поэтому медик-1 вызвал Ингу, отдыхавшую в своей каюте.

На «Титане» Игорь общался со всеми — кроме собственного экипажа. А с тех пор был слишком загружен и делами, и избавлением от отрицательных эмоций. Так что для него время более близкого знакомства с коллегами — даже девушками наступало только вот такими урывками, как сейчас.

Медик-2 возникла на фоне искрящейся, белой двери — невысокая, хрупкая. Стерильный, белоснежный комбинезон. Лицо такое же стерильное, бесстрастное.

Она беззвучно подошла. Остановилась.

— Это больной. Обслужи.

Легкий кивок головой. Ни эмоций, ни мыслей нет даже на дне зрачков. Глаза машины.

Игорь рассматривал Петере несколько растерянно.

— Справишься без меня?

— Да, — ответ безапелляционный.

Хотя Ингой не задано ни одного вопроса о заболевании. И смотрит она мимо пациента.

Ситуация задевала самолюбие Игоря все сильнее. Он даже раздосадованно щелкнул пальцами, сам не заметив этого движения. Зато его увидел Петр Сергеевич — и вышел, понимающе усмехаясь. Он решил, что пилот недавно предпринимал безуспешную попытку пристыковаться к медику-2. И считал, что любой любовный роман пойдет на пользу подчиненной.

Инга сделала вид, что не отсекла жеста Игоря. Мгновенно прикрепила датчики к ноге пилота — при этом умудрившись ни разу не коснуться чужой кожи. Не глядя, быстро ткнула в пару нужных кнопок на пульте.

Интерес Игоря к девушке пропадал все быстрее. И заменялся враждебностью. Зато, по мере угасания амурных проектов парня, поведение медика-2 делалось все менее презрительным. Правда, сознательно уловить эти перемены мог лишь предельно внимательный, умеющий читать по машинно-бесстрастным лицам, человек. Но подсознательно замечал — любой: в комнате постепенно менялась сама атмосфера.

Поэтому недоброжелательность Игоря вскоре стала странной: она то ли росла, то ли испарялась — этого не мог понять сам ее обладатель, который все больше запутывался в ситуации (хотя той вроде бы и вообще не было…). Наконец, чтобы хоть как-то изменить положение, бывшее для него предельно дурацким, он пробормотал:

— Вам следовало бы вести себя посочувственнее.

— Вы вызываете меня на контакт? Это можно было бы сделать и умнее.

— А за хамство можно и поплатиться. Физически я сильнее. — Разговор с самого начала шел какой-то нелепый, не такой, каким он должен был бы быть по представлениям Игоря.

Инга усмехнулась. Их зрачки на долю секунды встретились. Пилот ничего не успел прочесть в глазах медика-2. Да и было ли что там читать? Но ей вполне хватило этого кусочка мига.

Легкая, призрачная улыбка.

— Сильнее? — Петере протянула тонкую руку с профессионально гибкими пальцами. Они сжали кисть пилота, моментально напомнив ему клещи манипулятора.

Уклоняться от этого вызова не стоило. Игорь, по примеру Инги уперев локоть в медицинский столик, попытался пригнуть ее руку к его крышке. И в огромном замешательстве понял, что не может. Давит изо всех сил — а не в состоянии выиграть даже миллиметр.

Недоумение, сбитость с курса достигли апогея.

Руки противника неожиданно разомкнулись, и Игорь больно ударился костяшками о стеклопластик стола. Потирая ушиб, покачал головой:

— Сильна, — в его голосе, помимо обиды поражения, чувствовалось искреннее уважение к такому неоспоримому достоинству, — но ты не знаешь, почему мы с тобой разговариваем вот так?

Инга навсегда перестала быть для него салагой.

— Знаю. — Опять ни кивка, ни другого движения. Но на этот раз в неподвижности Петере не было уже ничего оскорбительного.

— Почему?

— Потому что ты ребенок. — Непроницаемо-насмешливые зрачки смотрели в его глаза на этот раз достаточно долго. Ирония в них была острой, колкой, но совсем не обидной. Не враждебной. — Вначале твое поведение серьезно оттолкнуло меня. Но потом, кажется, уже я погладила против шерстки. Как, будем продолжать или все же кончим?

— Кончим, — усмехнулся Игорь. Конечно, никакой нормальный человек не захочет к себе такого покровительственного, игривого отношения, с каким он ее встретил.

— Будем друзьями?

В ответ на ее лице мелькнула тень то ли усмешки, то ли улыбки.

— Конечно.

Она так же ловко, опять ни разу не коснувшись кожи, сняла датчики:

— Все. Одни сутки постельного режима для закрепления результатов.