Рефлексор

- Что вам? - поинтересовалась продавщица, отрываясь от заполнения квитанций и вертя в пальчиках Сашкин чек.

- Да все то же, "Пьесы" Булгакова, забыли? - Сашка даже улыбнулся, хотя и очень сомневался - видна ли фирменной девушке его улыбка из-за спин.

- А куда пробиваете?

- Что куда?

- Чек - куда?!

- К вам, куда же еще, - промямлил Сашка, ничего не понимая.

- Вот что, идите и перебейте на книгообмен, - сказала продавщица равнодушно.

Сашка забрал чек.

- Но я же и выбивал на книгообмен.

Последняя женщина не выдержала, развернулась, невольно отпихнув Сашку от прилавка:

- Ну что вы людям головы морочите! Ну сколько можно?!

На этот раз он не стал дожидаться, пока парочка обратит на него внимание.

- Мне, пожалуйста, на книгообмен перебейте, - проговорил, стараясь сдерживаться. В голове уже мутилось, и хотечось бросить все к чертовой матери и выскочить на улицу, на мороз, продышаться немного.

Кассирша не улыбалась. Да и паренек стоял, нахмурив брови.

- А о чем вы раньше думали?

Сашка закипел:

- О чем я думаю, это мое дело. Я вас и в первый раз на книгообмен просил выбить!

Было видно, как паренек сжал кулаки в карманах голубенькой дутой куртки, - готовность защищать любимую подругу так и поперла из него, он уже не хмурился, а просто убивал Сашку взглядом. Кассирша была более опытной в общении с капризными посетителями и оттого более спокойной - тоном опытного экскурсовода прозвучало на весь зал, бесстрастно и холодно:

- Надо яснее произносить - куда, а не предъявлять тут претензий!

- Он что там, еще и претензии предъявляет?! - донесся не менее громко голос продавщицы, у которой, по-видимому, был изумительный слух. - Да-а, и тут себя показал, и там!

Безо всякой паузы следом пророкотало:

- Я его выведу сейчас, с такими иначе нельзя!

Красноглазый хотел еще что-то добавить, но не успел, Сашка с чеком в руках стоял уже рядом и смотрел прямо в налитые, выпученные глаза. Те краснели все больше. В магазине стало тихо.

- Спасибо огромное! - внятно проговорил Сашка, получая книгу. Тут же развернулся. Тишина сопровождала его до самой двери.

На улице валил снег. Крупные белые плюхи ударяли в разгоряченное лицо., таяли, стекая струйками со лба и щек на подбородок. Сашка не замечал этого. Его крупно и неостановимо трясло. По дороге он перелистал книгу - в самом начале не хватало тетрадки, из середины был выдран порядочный клок, конца вообще не было. Да и сама книга казалась толстой лишь потому, что ее, видно, основательно проварили в какой-то кастрюле с чем-то жирным и дурно пахнущим, отчего она и разбухла. Сашкиного терпения хватило до угла, до урны - он швырнул книгу с ходу, не замедлив шага, и она, рассыпаясь и трепеща страницами, полетела в черноту отверстия.

"К черту книгообмены!" - раз и навсегда решил он. Но через двадцать шагов одумался. Вернулся. Жаль все-таки книгу, да и при чем тут она! Если уж и срывать на ком-то зло, так... ладно, хватит об этом. Сашка вытер мокрый подбородок. Полез в карманы за перчатками - одна была на месте, другой и след простыл. "В книжном оставил, точно". Он дернулся было от урны в сторону магазина. Но что-то остановило его. Да бог с ней, с перчаткой, что угодно, только не возвращаться туда! Он топтался на месте, чувствуя, что начинает привлекать к себе внимание.

Доставать книгу из урны на глазах у прохожих было как-то неловко, и Сашка не знал, что делать. Это центр, людской поток не прекратился ни на минуту до самой ночи, вот если бы на окраине, там другое дело... Он несколько раз заглядывал в урну, стараясь особо не нагибаться. Но заставить себя сунуть руку в нее не мог, не слушалась рука. К тому же метрах в двенадцати маячил милиционер в огромном черном тулупе. Были видны даже его смерзшиеся, покрытые инеем рыжеватые усы, свисающие по краям рта сосульками. Милиционер временами поглядывал на Сашку как-то пристально, из-под шапки, и тот чувствовал себя человеком, который явно не в ладах с законом. Но зато дрожь и раздражение постепенно покидали его, дыхание становилось спокойней, еще пять минут - и он будет в норме!

Чтобы как-нибудь оправдать стояние над урной, Сашка достал сигарету, закурил. Спичку бросил не глядя. Через секунду из урны вырвался язычок пламени, повалил дым - и все это назло снегу и морозу. Милиционер, поигрывая радиотелефоном на боку, стал приближаться. Сашка развернулся и быстрым шагом пошел прочь. Пропала книга!

Он уже не жалел ни о чем, наоборот, радовался - отпали все проблемы. А в магазин - ни за что! Да пускай он таким же пламенем вместе с перчаткой! Два квартала Сашка пронесся так, что и не заметил, каждым шагом вышибая из памяти неудачный обмен и все прочее, более важное. На углу третьего натолкнулся на длиннющий хвост какой-то очереди. Пристроился на всякий случай.

- Чего дают? - спросил у стоящего впереди мужика в кепаре с пуговкой.

Тот охотно развернулся, смерил Сашку взглядом, даже обрадовался будто. Но ответил напыщенно, через губу:

- Чего-чего, Стендаля дают - кому по томику, а кому и подписку целую!

Сашка мужику в кепаре не поверил. Но из очереди выходить не стал. За ним уже пристраивались.

Отстояв минут пятнадцать и став таким же белым полусугробом, как и все передние, Сашка вместе с очередью вышел на финишную прямую. И увидал надпись над входом: "Вино". Ему захотелось врезать по роже шутнику.

- Что ж ты, э-эх! - просипел он.

Мужик обернулся, сдвинул кепарь на затылок, на лице у него застыла очень довольная и очень доброжелательная улыбка. Бить по такой улыбке было не с руки.

- Эй, ты куда? - крикнул он вслед Сашке. - Совсем чуток осталось, ну, парень, дает!

Сашке было наплевать на эти призывы. Он медленно, обретя некоторое подобие равновесия, брел вперед.

В метро спускаться не стал, влез в переполненный троллейбус. "Твердость, воля, спокойствие и безразличие. К суете этой надо только философски, только со стороны, ни в коем случае на сердце не брать, только так..." - бубнил он про себя, пытался расслабиться и полюбить окружающий мир, по всем правилам аутотренинга, даже не садясь в позу кучера на облучке.

Сзади поднажали, и Сашка впечатался в толстяка, на котором светофором пылала яркая рыжая куртка, придавил его к поручню. Толстяк стоял спиной, но, наверное, именно на ней у него и располагались глаза.