Пятое состояние

Не дыша мы перенесли препарат в соседнюю комнату.

- Контролировать будем?

- Обязательно. Включайте экран.

Медленно завертелись диски магнитофона, забегали эайчики на экране. Карпов ввел электроды в клетки. И повторилось то, что мы уже много раз видели. Но это были клетки человеческой нервной ткани, ромбовидные, с заостренными иглами, с тонкими, как шипы, отростками - аксонами. В них была заключена жизнь человеческого сердца.

Когда препарат начал жить независимой жизнью, его перенесли в микротермостат, наполненный физиологическим раствором.

- Теперь в клинику.

Как странно теперь выглядела жизнь! Еще вчера казалось фантастичным, что в лаборатории можно создать живую материю, а сейчас на огромной скорости мчался автомобиль по улицам города, и я сжимал в руках живое вещество, нужное для того, чтобы билось сердце моей любимой.

Клиника... На этот раз мы не шли длинным коридором с блестящим паркетом. Лифт поднял нас на девятый этаж, где под огромным стеклянным куполом помещалась операционная.

- Она уже на столе, - прошептал встретивший нас доктор Филимонов.

- Вот ткань.

- Я сейчас позову нейрохирурга Калашникова.

Вышел профессор Калашников, высоко подняв руки.

- В каком состоянии ткань?

- Она свободно плавает в физиологическом растворе.

- Хорошо. Наверное, ее можно поддеть микропинцетом. Какие у нее размеры?

- Полмиллиметра на миллиметр.

- Ого, сделали с запасом! Примерно на три такие операции.

- А вы сумеете сами отрезать нужный кусочек? - не выдержав, спросил я.

Калашников был выше меня ростом и раза в два шире. Он с интересом посмотрел на меня сверху вниз.

- Мой юный друг, современный хирург должен уметь разрезать волос вдоль его оси на десять равных частей. Понятно?

Мне очень понравилось, что он, как Горький, окал, особенно в слове "понятно". Почему-то я вдруг стал очень спокойным.

Десять минут, пятнадцать минут. Я и Карнов медленно шли по кольцевой галерее вокруг операционной. Прошло еще полчаса, после еще столько же. Странно, как спокойно я себя чувствовал. Я просто знал, что это очень тонкая и сложная операция и что она требует времени...

После я бродил уже целыми часами не по галерее, а по площади вокруг клиники, поглядывая на окна четырнадцатой палаты на пятом этаже.

В один из ярких солнечных дней, когда после работы я пришел сюда, чтобы совершить свою обычную прогулку, одно из окон пятого этажа внезапно распахнулось, и в нем показалась фигура полной женщины в белом халате. Она помахала мне рукой и указала на входную дверь клиники. Как на крыльях, я взлетел наверх.

Вот и палата. Несколько секунд я в нерешительности стоял перед дверью. Вдруг она сама отворилась, и появилась веселая, добрая сестра.

- Анне только что разрешили немного походить. Иди к ней, пока нет дежурного врача.

Я смотрел в смеющиеся, радостные глаза Анны, боясь к ней прикоснуться.

- Ну! - капризно произнесла она. - Чурбан ты какой-то! Поцелуй меня скорее, а то сейчас придет Филимонов.

Мы медленно пошли вдоль стен. Я поддерживал ее за талию и в такт с ее неуверенными шагами шептал:

- Раз-два, раз-два...

После мы вышли в соседнюю комнату, обошли ее и становились у раковины. Из крана протянулась неподвижная струйка воды, застывшая, как стеклянная палочка. Для меня она стала символом вечной жизни.

Внезапно вошедший доктор Филимонов сделал вид, что нас не замечает. Ворчливо, по-стариковски он сказал:

- Сестра, когда же, наконец, вы пригласите водопроводчика починить кран?