Герберт Уэст, реаниматор

Пока Уэст занимался предварительными приготовлениями я пытался осмыслить происшедшее, пораженный сложностью его нового открытия. Он и сам, конечно, понимал его важность, и поэтому при проведении опыта доверял только себе. Запретив мне прикасаться к телу, он ввел раствор сначала в запястье, рядом с тем местом, куда ранее впрыскивал бальзамирующую жидкость. По его словам, инъекция должна нейтрализовать действие бальзама и привести тело в состояние расслабления, чтобы реанимационный раствор смог действовать с наибольшей эффективностью. Несколько минут спустя тело стало подергиваться, как бы пытаясь совершить неясное движение. Уэст набросил мягкую подушку на конвульсивно подергивающееся лицо и держал ее, пока труп не стал неподвижным, готовым к нашему опыту оживления. Возбужденный Уэст с помощью нескольких тестов убедился в полном отсутствии признаков жизни и затем ввел в вену левой руки отмеренную порцию эликсира, приготовленного им после обеда с большой тщательностью У меня нет слов, чтобы описать ту тревогу и нетерпение, с которыми мы ожидали результатов опыта. Наконец перед нами был "материал", который отвечал всем нашим требованиям. Мы ждали его долгие годы. Возможно, мы услышим, если он заговорит со здравым смыслом, о том, что он видел на другом краю бездонной пропасти. Уэст был материалистом. Он не верил в существование души и относил все проявления сознания к физическим процессам. Поэтому он не ждал никаких откровений о тайнах загробной жизни. Теоретически я соглашался с ним, но инстинктивно у меня еще оставались некоторые предрассудки, унаследованные от моих предков. Естественно, поэтому я не мог смотреть на тело без некоторого суеверного страха. К тому же мне не удавалось изгнать из своей памяти ужасный крик, услышанный той далекой ночью, когда мы проводили наш первый опыт на пустынной ферме в Аркане...

Прошло немного времени, и я увидел, что на сей раз наша попытка не была обречена на полный провал: кожа лица, бывшего ранее белее мела, понемногу стала приобретать естественный цвет. Уэст щупал пульс на левом занятье. В это же время легкое облачко пара осело на зеркале, прислоненном к губам трупа. Сначала мы заметили спазматические движения мышц, затем услышали слабое дыхание. Я посмотрел на закрытые глаза трупа и мне показалось, что дрогнули веки. Наконец, они открылись, серые спокойные глаза, еще лишенные разума и даже не выражавшие удивления. Движимый какой-то фантастической прихотью, я шептал вопросы ему на уже розовевшее ухо, вопросы о потустороннем мире, который еще мог удержаться в его памяти. Страх, пришедший позднее, заставил меня забыть их, вычеркнул из моей памяти, но, кажется, напоследок я шептал ему:

- Где вы были?

До сих пор сомневаюсь, получил лия ответ, так как ни один звук не слетел с его губ, однако я уверен, что в этот момент они бесшумно шевелились, и его последние слова я понял так:

"Только сейчас...", если все же эта фраза имеет смысл. В этот миг я ликовал: мы добились нашей главной цели - впервые оживленный труп отчетливо произнес осмысленные слова. Спустя мгновение мы осознали: триумф был полный. Раствор целиком выполнил (во всяком случае временно) свое назначение: вернуть мертвеца к осмысленной жизни и подарить ему способность разговаривать. Но этот успех породил во мне огромный страх. Но не из-за того, что труп заговорил, а из-за действий моего коллеги, которые привели к такому результату. Потому что оживший человек, находящийся в сознании, с расширенными глазами (казалось в них застыли воспоминания о последних минутах жизни) поднял руки, как бы желая защитить себя от нависшей над ним смертельной опасности. За секунду до того, как последний раз потерять сознание, он издал крик, который навсегда врезался в мой воспаленный мозг:

- На помощь! Назад, проклятый демон! Не трогай меня больше этой ужасной иглой!

Глава 5

Страх, идущий из тьмы

Я слышал много историй об ужасах, происходивших на полях сражений великой войны, но никогда не видел опубликованными такие рассказы. Некоторые из них вызывают у меня отвращение, а другие заставляют дрожать от страха. Все же я чувствую себя способным рассказать историю, которая может затмить все остальные, самую потрясающую, самую сверхъестественную и невероятную. В годы войны я был медиком и служил в чине лейтенанта в канадском полку во Фландрии, одном из многочисленных американских полков, брошенных по приказу правительства в жерло гигантской битвы. Я не был инициатором моего призыва в армию, а последовал туда за человеком, чьим неразлучным ассистентом я был, за известным хирургом из Болтона доктором Уэстом. Он рвался принять участие в войне в качестве хирурга. И когда такой случай представился, он увлек меня почти против моего желания. По многим причинам я был бы рад, если бы война разлучила нас, я лишился бы общества Уэста и не смог заниматься тяжелыми для меня опытами. Уэст отправился в Оттаву и благодаря нашему коллеге смог получить назначение на фронт в чине майора, настояв на том, чтобы я сопровождал его.

Когда я говорю, что доктор Уэст хотел участвовать в боевых действиях, то это вовсе не означает, что он был особенно воинственный или заботился о спасении цивилизации. Он напоминал хорошо организованную интеллектуальную машину - этот холодный как лед, рассудочный худощавый голубоглазый блондин в очках. Я подозреваю, что втайне он презирал мой пробудившийся энтузиазм и бравые порывы. В охваченной войной Фландрии у него были свои собственные интересы. Чтобы добиться желаемого, ему необходимо было стать военным. А привлекало его здесь не больше, же меньше, как скопище убитых людей с ампутированными органами. Уэсту нужны были "свежие" трупы, тела, не тронутые тлением. Привилегированная клиентура, создавшая ему авторитет за время его работы в Болтоне, ничего не ведала о его тайных занятиях, но мне-то все было известно лучше, чем кому бы то ни было, ведь я был его лучшим другом и ассистентом со времени нашей учебы. Именно в то время Уэст проводил свои ужасные опыты, сначала на животных, а затем на человеческих трупах. Он впрыскивал специальный раствор в вены рук трупа, и тот, если был, конечно, не очень подвержен тлению, реагировал на это странным образом. Подобрать необходимый состав смеси было нелегким делом, так как каждому виду организма требовался специально адаптированный возбудитель. Ужас охватывал его при мысли о возможных неудачах, порождавших чудовищных монстров, в случае применения некорректно составленного раствора или недостаточной "свежести" подопытных экземпляров. Некоторая часть "продукции" его неудачных опытов была жива - одно существо содержалось в клетке, а другие исчезли. Я знал, что под внешней невозмутимостью Уэста скрывался страх, охватывавший его при мысли о предположительно невозможном, но все же не исключенном их появлении.