Самый далёкий берег

— Сядь, парень, не мельтеши…

Мухомор, злобно ворча и фыркая, нехотя подчинился — судя по его гримасе, лапа у Пса была тяжелая.

— Простите, если я невольно произнес нечто, вас оскорбившее, — сказал понемногу приходивший в себя Рак. — Но поверьте, все обстоит именно так. Вы пользовались идентификационными картами гарантов…

— Какие гаранты? — сердито бросил Мухомор. — Коли уж на то пошло, аристократы стопроцентные…

— Простите, мне совершенно непонятен употребленный вами термин, — сказал Рак. — Я вижу, вы сами не отрицаете, что воспользовались чужими картами?

— Да чего уж там и дальше несознанку лепить, начальник, — протянул Мухомор, скалясь и зыркая исподлобья. — Погорели так погорели, дело житейское, ты нам только чистосердечное запиши. Чужого нам на себя брать не стоит, но и от своего не отказываемся…

— Надо ли понимать это так, что вы признаете произошедшее? Я не вполне понял большинство употребленных вами выражений…

— Признаю, — проворчал Мухомор.

— А вы?

— И я признаю, — кратко ответил Кирьянов.

— Позвольте отметить, что я восхищен вашим чистосердечием и открытостью, проявленными в общении со мной…

— Кушайте на здоровье, — ощерился Мухомор. — Можете даже и домой взять в тряпочке…

— В таком случае… Быть может, ваша открытость и толерантность простираются настолько далеко, что вы согласитесь короткое время побеседовать с психологом? Или предпочтете быть незамедлительно отправленными к месту постоянного несения службы?

Кирьянов растерянно покосился на приятеля. Не раздумывая долго, Мухомор процедил:

— Ладно, соглашайся на базар, авось облегчение выйдет…

— Согласимся побеседовать, — ответил Кирьянов.

— Вы меня чрезвычайно обязали, уважаемые разумные существа! — воскликнул Рак, вновь вставая из-за стола во всю свою двухметроворостость. — Позвольте выразить вам свою искреннюю симпатию и сожаления по поводу столь незначительного недоразумения… Проводите, пожалуйста, галактов, милейший фельдфебель…

Пес буркнул:

— Пошли, что ли? Артисты, тоже мне… По уху б вам брызнуть, чтобы фокусов не откалывали… А еще офицеры, мать вашу…

Кирьянов окончательно уверился, что Пес — существо вроде них самих, наверняка происходящее не из самого благополучного мира: то ли совсем недавно примкнувшего к галактическому братству народностей, то ли вообще не ведавшего о Структуре, о ее потаенной необозримости… В точности как Земля “ан масс”.

Должно быть, к тем же выводам столь же быстро пришел и Мухомор — в коридоре он повернулся к конвоиру и непринужденно спросил:

— Слышь, кореш, так он правду болтал про гарантов, начальничек твой?

— Тебе психолог все растолкует, — ответил Пес с видом, в отношении землянина исписавшимся бы “насупленным”. — Они у нас тоже гуманисты, душу вашу нежную беречь стремятся. Моя б воля, я б вас обоих сунул на гауптвахту на недельку-другую-третью…

— А гауптвахта у вас есть? — вкрадчиво поинтересовался Миша.

— Нету, — печально сознался Пес. — А жалко. Развели тут, понимаешь, слюни, чихнуть на вас не моги… А вы с чужими ксивами шныряете, да не по столовке, а по лучшим кабакам…

— Что делать, что делать, — промурлыкал Мухомор с успокоенным видом. — Не дают тебе воли, братан, и правильно… Куда шагать-то?

— Пришли, — буркнул Пес. — Тебе — сюда, тебе — сюда… — Открыв указанную ему дверь, Кирьянов не обнаружил за ней ничего примечательного. Обычный кабинет со стандартной канцелярской меблировкой, только в углу произрастает неизвестное растение приятного багряно-золотистого цвета, с широкими листьями и белыми цветами.

Он остановился на пороге, присматриваясь к сидящему за столом существу. И вскоре сделал заключение: вроде медведя. Существо было пошире его в плечах и головы на две повыше, сплошь заросшее густым мехом, бурым со светлыми пятнами, с широкой мордой, более всего напоминавшей медвежью. Вместо синей формы на нем красовалось нечто вроде синей рыболовной сети с очень крупными ячеями, позволявшими беспрепятственно любоваться роскошным мехом. Кое-где к ней были прикреплены те самые золотые знаки, к которым Кирьянов уже успел привыкнуть за время пребывания здесь (слово “арест” все же не подходило к ситуации).

— Садитесь, пожалуйста, — сказало мохнатое существо. — Мое имя Бар Гарумбару, мое звание — окт-комиссар, но вы, думаю, предпочтете называть меня просто доктором?

— Пожалуй, — сказал Кирьянов, удобно располагаясь в кресле.

— У вас есть какие-нибудь мелкие пристрастия? Жевание, втягивание дыма, нюханье, верчение в руках? Если да, вы можете ими заниматься. — Подавая пример, он извлек из стола пригоршню каких-то гнутых серых корешков, сунул их в пасть и стал размеренно пережевывать.

Кое-кто считает это вредной привычкой, но так уж у нас заведено исстари, трудно отказаться…

Кирьянов достал сигареты и подумал с долей неприязни: “Ну, давай, лезь в душу с сапогами, ты ж для этого здесь и сидишь, чего лукавить?..”

— Я уверен, что мой внешний облик не вызывает у вас подсознательного отторжения, правильно? — сказал доктор, пережевывая корешки. — Исследования показали, что гуманоиды вашей и сходных рас как раз испытывают доверительные чувства в отношении покрытых мехом существ. А внутреннее отторжение у вас вызывают рептилиеподобные…

— Вообще-то правильно, — сказал Кирьянов. — Я не знаю, отчего так получилось, может, это какой-то там галактической морали и противоречит…

— Ну что вы, что вы! Подсознание, обстоятельства формирования расы, ничего тут не поделаешь… — Он глянул на серебристую поверхность стола, где наблюдалась суета непонятных символов. — Значит, вы имеете честь быть офицером Спасательного корпуса, полноправным галактом… Как же вас угораздило… По неопытности, конечно?

— Вы о чем?

— О вашем необдуманном поступке… Вы же полноправный галакт, офицер на серьезной службе, социально ответственное разумное существо… Голубчик, это же, мягко говоря, неприлично — разъезжать с чужой идентификационной картой, тем более взятой у гаранта…

Все эти дипломатические экивоки, начавшиеся еще в кабинете Рака, начинали Кирьянову надоедать. Главным образом оттого, что до сих пор не было никакой определенности.