Самый далёкий берег

— Парни, по-доброму договоримся или как? И опустил корявую пятерню на тот самый непонятный предмет у пояса, с намеком постукивая по нему двумя пальцами с черными короткими когтями. Сомнений не оставалось никаких.

— Ну что? — криво усмехнувшись, спросил Кирьянов у спутника. — Кто тут знает все ходы-выходы?

Мухомор выглядел подавленным, но изо всех сил пытался сохранять самообладание и кураж.

— Не ной, кореш, перемелется — мука будет, — отозвался он, скалясь в невеселой улыбке. — Замотали зайку борзые, чего уж тут… Сгорели так сгорели… — Он одернул китель, притопнул парадным начищенным сапогом и ухмыльнулся прямо в физиономию псу: — Пошли, начальничек, ключик-чайничек… Грабки за спину сложить или как прикажете?

Пес молча посторонился. Разобраться в его мимике было решительно невозможно — если это существо вообще обладало мимикой — но голос, пожалуй что, звучал определенно неприязненно:

— Вас не затруднит выражаться яснее? Транслятор плохо берет местные жаргонизмы, которыми вы, судя по всему, изъясняетесь…

— Далеко технике до совершенства, — несломленным голосом отозвался Мухомор. — Я хочу сказать, любезный, что мы с превеликой охотой и высокой степенью социальной ответственности готовы за вами последовать, куда только угодно, как существа законопослушные…

— Рад слышать, — кратко ответствовал пес, указывая лапой на белоснежный круг в центре зала.

Кирьянов с тоской оглянулся на окно, торопясь в последний раз полюбоваться редкостным зрелищем. Будущие непристойности его не особенно волновали — просто на душе было пакостно.

Они вчетвером вошли на середину круга, оставив старикашку в малиновом роскошном наряде на прежнем месте, и вокруг них тут же сомкнулось золотистое сияние.