Собиратель костей

ы. Где-то рядом глухо стучали о землю капли воды. А у меня в ушах ещё звенело эхо того ужасного вопля.

Убийство в «Такоме»? Старая змея уверяла меня, что здесь давно не случалось даже незначительных преступлений. Похоже, страх посмертного воздаяния побеждал грехи (впрочем, разве страх – не грех?). Но аббатиса не учитывала присутствия Габриэля. Он мог потрясти убежище синих чулков, фальшивящих жизнью сучек и старых ханжей из чистого озорства. Однако – убийство? Это было бы слишком просто. И слишком мелодраматично…

Я не имел понятия, откуда донёсся крик, но отчего-то двинулся в сторону коттеджа аббатисы. Был тот редкий случай, когда интуиция меня не подвела. Оказалось, что проснулся не я один. Возле коттеджа я застал немую сцену и присоединился к полуодетым сёстрам.

Тут было на что посмотреть и от чего замереть в тягостном молчании. Увиденное внушало какой-то исподволь подкрадывающийся трепет, хоть и отдавало фарсом.

Но прежде я заметил саму аббатису. Та лежала на посыпанной песком дорожке, которая вела к туалету. Очевидно, она грохнулась в обморок, не добравшись до цели, и сейчас была бледнее утреннего тумана. Под нею растеклась тёмная лужа мочи. Не сомневаюсь, что именно старуха издала тот великолепный, продирающий до костей вопль. Что же так поразило её?

В садике, разбитом справа от коттеджа, за невысокой оградой, можно было различить неподвижные фигуры. В них я без труда узнал обитателей ближайшего «кладбища», на котором недавно побывал вместе с Габриэлем. Все выглядело так, словно кому-то удалось вырвать из цепкой старушечьей памяти и воплотить застывшую картинку её детства. Приятный ностальгический сон-воспоминание внезапно обернулся кошмарной явью, когда некто приказал: «Замри!»

К горизонтальной ветке огромной, старой и уже бесплодной яблони были привязаны детские качели – белое, изящное и хрупкое на вид кресло, подвешенное на витых шнурах. В нем сидела Чёрная Вдова, одетая в девичье платьице с рюшами и кружевами. Догадываюсь, что напялить его на тощую старуху было не так уж трудно, только оно оказалось коротким до непристойности. Дряблые ляжки, чёрная щель…

Другие фигуры явно напоминали аллегорические, правда, аллегорию я улавливал не вполне. Одна, в мужском свадебном костюме старого покроя, склонилась в угодливом поклоне и держала поднос, на котором лежали чёрная собачья голова, золотой медальон в форме сердечка и отрезанный детский пальчик.

Третью фигуру я узнал сразу – Госпожа Анархия с волчьим оскалом на лице, с багровыми от крови руками, одетая в чёрный балахон и кожаные сапоги. Довольно популярный персонаж у меня на родине, да и повсюду после Великой Смуты. Как ни парадоксально, я видел множество памятников, похожих на этот, представлявший собой декорированного мертвеца…

Тем временем аббатиса начала приходить в себя. Она потрясла головой, как собака, её взгляд приобрёл осмысленность. Она обвела глазами сестёр, косо посмотрела на фигуры в своём садике и содрогнулась, потом заметила меня. Через секунду мне стало