Фиеста отважных. Сборник научно-фантастических произведений

Он поднялся и отправился на кухню за очередной порцией кофе.

Когда он возвратился, я спросил:

— Морт, а над чем ты работаешь сейчас?

— Парочка вещей. Серия, отчасти касающаяся политики. Пахано-перепахано, но я даю это под несколько другим углом.

— И что там о политике?

Он поднял газету и сунул ее мне.

— Видел эту информацию о карманнике, который стал мэром городка в Новой Англии?

— Карманник?

— Ага. — Он горько рассмеялся. — Толстое полицейское досье. Он обнаружил, что для того, чтобы жить честно, ему необходима работа. То есть, если его не изберут, он будет вынужден опять воровать, чтобы заработать на жизнь. И даже если воровать для этого просто необходимо, то лучше делать это, сидя за столом, как это делают политики, а не шататься по театральным сборищам и ярмаркам штата.

Я уставился на Циммермана.

— Ну и как, выбрали?

— О да, все в порядке, выбрали. Под общий хохот — в кабинет.

— Боже праведный! — простонал я. — Куда катится страна?

— Просто избиратели наконец-то становятся такими же циничными, как и политики, — фыркнул Морт. — Ты представить себе не можешь, как много на сегодняшних выборах бюллетеней, где кандидатами внесены Пого-пого или Утенок Доналд.

— Я думал, главная тенденция — не голосовать вообще.

— Кто может их в этом винить? — продолжал оппонировать Морт. — Если даже на принципиальную кампанию собирается пятьдесят процентов потенциальных избирателей — уже необычно.

— Ну ладно, — согласился я, — но ведь, если избирателям не нравится то, что происходит, они могут поставить другого человека.

— А могут ли? — потребовал он ответа. — Старая песня, все это — фикция, когда оба кандидата обычно выступают за одно и то же. Сколько из них сдерживают свои обещания, укатив из округа? Ты голосуешь за человека, ибо он на твоей стороне против другого, но стоит ему усесться в кресло, как он преображается. Вспомни старые времена Джонсона и Голдуотера.

Он снова помахал ложечкой в мою сторону.

— Это один из вопросов, о которых я собираюсь написать. Растущий в людях цинизм — это отношение ко всему, что будут делать политики. Мы перестали ждать от них что-либо, кроме показухи. Счастливчик, со времен Вудро Вильсона в Белом доме не было ни одного настоящего романтика, он был анахронизмом и, возможно, немножко дурачком для битья.

— Хорошо, но ведь был Рузвельт, — слабо возразил я.

— Был ли? Знаешь, кто выдвигал его кандидатуру первый раз? Хьюи Лонг. [24] Среди других больших политических машин; Тэмени-холл, [25] Фрэнк Хейг, [26] машина Келли-Нэша. [27] А откуда он взял своего третьего вицепрезидента? Из Канзас-Сити, машина Пендергаста, Счастливчик, друг мой, как ты думаешь, что пообещал — а позднее и сделал — этим людям суперлиберал Рузвельт, чтобы заручиться их поддержкой? — Морт потихоньку распалялся. — А что мы имели с тех пор? Клоуны и вояки, которые проводили все восемь лет за игрой в гольф…

— Ну, — я неуютно поежился, — был еще Джон…

— А ирландская мафия, а? Это был тот самый единственный случай, когда Мэдисон-авеню [28] действительно выиграла выборы. Когда общественный имидж и телегеничность значат больше, чем платформа и партийные принципы. Парень выиграл президентские выборы потому, что его соперник недостаточно чисто побрился перед телевизионными дебатами. Еще один большой либерал — первым одобрил фиаско в заливе Свиней и начал эскалацию войны в Азии. — Морт Циммерман фыркнул. — Должен признать, по крайней мере у него было чувство собственного достоинства. У него и у его семьи. Он не был одним из тех клоунов, которые пришли позже.

По-моему, его слегка занесло в сторону.

— Послушай, мы отвлекаемся от темы, — прервал я. — Мы говорили о цинизме избирателей.

— А почему бы им и не быть циниками? Ведь почти каждые два года всплывают новые случаи с полицейскими, которые оказываются самыми крупными грабителями и ворами города. Я могу отследить по годам. Денвер, Чикаго, Лос-Анджелес, Детройт, Айдахо-Фолс и еще масса недавних примеров. И это только в полиции. Цветочки по сравнению с коррупцией среди администраций.

— А я по-прежнему утверждаю, что избиратели могут их убрать, если захотят, — наполовину сердито сказал я.

Он покачал головой.

— Даже это становится невозможным. Ты знаком с избирательными законами, которые сегодня превалируют? Отныне в половине штатов третья партия попросту не может зарегистрироваться. В некоторых из них положение о выборах участия третьей партии вообще не предусматривает; в других условия таковы, что Республиканская партия Линкольна середины 1800-х годов не смогла бы даже бороться за власть, ибо ее кандидат не удовлетворил бы всем требованиям.

— Конечно, ты можешь голосовать за ту или иную партию, но они обе выступают за одно и то же. Давно ли существовала хоть какая-то разница между их национальными платформами?

В конце концов я сдался под его словесным огнем.

— Ладно, — сказал я, — вчера мне все это было бы более интересно. Сегодня я вынужден помечтать о чем-нибудь еще, помимо растущего цинизма избирателей.

— О? Что случилось, Счастливчик?

— Похоже, люди снова будут называть меня Чарли.

Его лицо стало вопрошающим.

— Сомневаюсь, что мое пребывание на работе продлится до конца недели.

— На самом деле, Счастливчик, — проворчал Морт, — ты никогда особо не был журналистом.

— Мне все об этом постоянно твердят, — вздохнул я. — Однако мне нужны деньги. Я — самый расточительный человек в мире. Я могу нырнуть в собственный бассейн на заднем дворе и вылезти оттуда, став беднее на три доллара.

Он странно на меня посмотрел.

— Как ты ухитрился откопать эту нашумевшую историю с банком и Долли Теттером?

Мне начинало становиться все равно.

— Моя младшая сестренка не знала, как достать кассету с пленкой из нового фотоаппарата, — впрочем, как и я, — поэтому мне пришлось отнести его в магазин. По пути обратно, снаружи здания Первого банка Америки, я столкнулся с Долли Теттером, или он столкнулся со мной. Он тащил одно из этих новых ракетных ружей с гироприцелом — типа базуки для бедных — и прикрывал спокойный отход троих парней из своей команды, которые только что взяли четверть миллиона.

Это застигло Морта врасплох.

— Так ты на все это просто наткнулся?

— Все правильно, — сказал я с полным самоосуждением. — Долли шмалял по двум группам полицейских — по одной вверх по улице, по другой вниз. А у полиции было что-то вроде скачек с препятствиями. На улице находилась масса невинных прохожих, а, кроме того, они стояли лицом к лицу с Врагом Общества Номер Один, опаснейшим преступником со времен легендарного Диллинджера. [29] Они не настолько жаждали отработать свою зарплату.

— А что делал ты?

— Не знаю, что я делал. Просто стоял. Как бы застыл. Слишком испугался, чтобы броситься на тротуар. Я находился не далее чем в пятнадцати футах от Долли. Он был само хладнокровие. Еще что-то сам себе насвистывал, выпустив парочку тринадцатимиллиметровых ракет по полицейским, сначала в одну сторону, потом — в другую. Его люди выбежали с награбленным из банка и нырнули в бронированный автомобиль, который ждал на улице, пока они сделают дело. Ну, и я тоже сделал несколько снимков.

Морт с душевной болью закрыл глаза.

— Тоже сделал?

— Ага. Вспомни снимки.

— Я думал, ты снимал телеобъективом откуда-то там, — пробормотал он. — Продолжай.

— Итак, когда Долли меня заметил, он поднял свой гироракетный карабин — или что там у него было, — чтобы разок в меня пальнуть.

Глаза Морта вновь широко открылись.

— Но, очевидно, в обойме кончились патроны, а времени перезарядить у него не было. Забираясь вслед за своей командой в машину, он попытался схватить камеру, но к этому времени я вышел из столбняка и сделал шаг назад, немного поспешно, и шлепнулся прямо на задницу.